А ребенку, за которым она присматривает, родители врут, вечно врут, но ребенок уже ни о чем и не спрашивает. Смысл жизни, говорит крепыш, в самой жизни, и что-то цитирует в доказательство из французиков. Горд, что перестал стесняться маленького роста. Когда? Когда появились деньги. Значит, и с этим не справился, думает Рухшона без сожаления. Отдаешь ты жизни приказания, как хозяин, но ты ведь ей не хозяин: так, приживалка. Пара цитат вот и вся твоя космология.
И тут прошлым летом ее вывозят на дачу, не под Москву, как бывало прежде, а в самую настоящую глубь. Здесь она узнает, что маму забрал к себе брат, квартира их продана, и возвращаться становится некуда и незачем. Рухшона видит холодноватое небо, реку, закаты изо дня в день, и внезапно понимает следующее: жизнь очень простая и строгая вещь. И наверчивания на нее в виде музыки ли, философии или литературы совершенно излишни. В них есть доля правды, кое в чем, но они не правда. Правда формулируется очень коротко.
Есть Всевышний Безначальный, Предвечный, Всемилостивый, Дающий жизнь и Умерщвляющий, она помнит все девяносто девять Его имен, трансцендентный, непознаваемый, владеющий всеми смыслами, на одной стороне, и есть мы, ничтожные, на другой. Нас много, и способны мы почти исключительно на плохое. Пропасть между Ним и нами бесконечна: мы много ближе к праху, пыли под ногами, ибо сотворены. Он же единый, вечный, Он не родил и не был рожден, и нет никого, равного Ему.
Рухшона идет к крепышу, забирает вещи и переселяется в Пельменную. Братья по крови тут же крадут у нее все скопленные ею деньги, но она обнаруживает это много позднее, деньги уже не важны. Ее ждет физическая работа, молчание и ежедневное, ежечасное угадывание Его воли. Вера Рухшоны переводится с арабского как покорность.
Ее будит дверь. Здравствуйте, Ксения Николаевна. Так и знала, придет. Ксения не заурядная: в отличие от дачников, от парней с бензоколонки, от негодяя, прирезанного сегодня, она не пустая внутри. Искаженное существо, странное, но пришла.
Свидание начинается так: Ксения бухается на пол и тянет руки, пытается ее обнять.
Обойдемся без Достоевского, Ксения Николаевна, встаньте-ка. Подымайтесь, вы что это, выпимши?
Господи, чудо какое-то деточка заговорила! Ясно, шок.
Не молчи, не молчи, вот покушать тебе принесла. А ты как хорошо, оказывается, разговариваешь на русском!
Благодарю вас. Рухшона разглядывает содержимое сумки. И за одежду спасибо. Колбасы я не ем.
Куда ж ее деть?
Не знаю, отнести мужу.
Тоже ухаживал? Вот кого надо бы думает Ксения. Нет мужчин, равных по развитию им с Роксаной. Внезапно поняла: она ненавидит Исайкина.
Так у нас пост.
Какая разница? Можно отдать колбасу работникам. Странный получается разговор.
Они тоже, небось, колбасы не кушают.
Кушают. Эти все кушают. Им закон не писан. Что еще за закон?
Роксана, Роксаночка, говори мне ты, мы с тобой не чужие ведь, а?
Ксении хочется быть с нею вровень. Получится ли? Она себя чувствует глупой и старой рядом с вдруг повзрослевшим ребенком: поступок ставит Роксану на такую высоту, делает настолько ближе к тайнам! Ксения всю свою жизнь шустрит, что-то выгадывает, а тут раз, и сделано. И одна! Все взяла в свои руки суд, наказание!
Я лишь орудие, меч. Суд у Него.
Что-то Ксения не замечала, чтоб Он взгляд к потолку во что-нибудь вмешивался, или даже интересовался особенно. Ладно, у каждого своя вера, поговорим о вещах серьезных, практических.
Своя вера? ну-ка
Ксения пытается объяснить, путается, она в самом деле немного пьяна: православная вера, народная. Мы святых почитаем, угодников, различные праздники
Глаза у Рухшоны вдруг загораются: ах, народная! Во что она верит? в Николая Чудотворца? в Царя-искупителя? в Женский день? Или сразу во все?
Ширк, язычество!
Не надо смотреть так. Ксения отводит взгляд. Она ж не сама На все получает благословение.
Да, да, Рухшона шевелит в воздухе пальцами: знает она эту систему. Часто отказывают? Язычество, ширк! Слишком долго она молчала. Мне все позволительно, но не все полезно! Как прикажете действовать по такой инструкции? Вот и бегает по улице за матерью с топором. Сама видела: голый, а на шее болтается крест.
Ксения себе представляет картину. Правда, бывают такие случаи.
Рухшона садится на краешек нар:
И истина сделает вас свободными. Сделала. От чего? Свобода что это? Своеволие? Самовольство? Или это ваше местное самоуправление? Ксения вспоминает Цыцына, улыбается. Нет никакой свободы, есть миссия, предназначение. А наше дело понять, в чем оно.
И как, поняла?
Да, отвечает Рухшона, я знаю, зачем пришла в мир и что меня ждет после смерти. Никаких там: у Бога обителей много. Их две: рай и ад.
Это вам не какой-нибудь батюшка, здесь ответы так уж ответы! Но это пока еще так, философия. Надо собраться с силами сейчас она спросит ее.
Рухшона достает из сумки еду, жестом предлагает Ксении поесть вместе с ней. Но та захвачена уже своим.
Дочка была у нее, Верочка. Хорошая девочка. Работников ее жалела.
Мы не собаки, не кошечки, чтобы нас жалеть. Платить работникам надо. Так что твоя Верочка? Книжки любила, наверное?
Книжки любила, маму не слушала. Красивая была девочка. Одиннадцать классов закончила. Хотела ей профессию дать. А она начиталась, наслушалась всяких умников и уехала от меня. Писателем решила стать или, не знаю, ученым, филологом И уехала, и пропала там. Плохого никому не делала. Так за что Он ее, за что?..
Рухшона достает из сумки еду, жестом предлагает Ксении поесть вместе с ней. Но та захвачена уже своим.
Дочка была у нее, Верочка. Хорошая девочка. Работников ее жалела.
Мы не собаки, не кошечки, чтобы нас жалеть. Платить работникам надо. Так что твоя Верочка? Книжки любила, наверное?
Книжки любила, маму не слушала. Красивая была девочка. Одиннадцать классов закончила. Хотела ей профессию дать. А она начиталась, наслушалась всяких умников и уехала от меня. Писателем решила стать или, не знаю, ученым, филологом И уехала, и пропала там. Плохого никому не делала. Так за что Он ее, за что?..
Ксения не плачет, смотрит на Рухшону внимательно. Рухшона отводит взгляд, потом возвращает его на Ксению.
За своеволие, говорит почти шепотом. Любой грех простится, любой, но за ослушание, за своеволие смерть. И ад.
Вот первая и последняя правда про Верочку. Есть такое слово: надо, Верочка. А есть такое слово нехочется? спрашивает та и смеется, она прямо слышит Верочкин смех.
По-человечески жалко, Рухшона должна объяснить до конца. Но по-Божески непослушание влечет за собой возмездие. Как пальцы в розетку убьет.
И вымолить из ада нельзя никого. Потому что отвечает каждый самостоятельно. Рухшона говорит очень прямо, твердо, так и сообщают правду. За своеволие смерть. Плачь не плачь, чего уж тут непонятного?
А СССР?
Женщины сидят на нарах, между ними еда, как в поезде, как будто они отправились в путешествие. СССР это большая тема, Рухшоне есть о чем рассказать. Да уж, новейшая история по ней проехалась: Москва, Таджикистан, война.
Опасно, вздыхает Ксения.
Я не боялась. Нет, никогда.
Ксения так не верила ни одному человеку, как сейчас верит ей. Почему же распалась страна?
Засмотрелись на Запад. На лукавый Запад. Изменили предназначению.
Как это выразить? Но тот, кто двигал, управляя / Марионетками всех стран Не читать же Возмездие?
Отчего ж, почитай.
Рухшона качает головой: нет.
А почему? Сегодня для Ксении это была бы не первая встреча с поэзией.
Потому что, говорит Рухшона, правда не в ней, не в поэзии.
Это ясно, что не в поэзии. Только есть ли она вообще правда-то? вот вопрос.
Да, отвечает Рухшона, есть.
Есть, и называется коротко.
Ну же, скажи!
Рухшона смотрит ей прямо в глаза так что и взгляда не отведешь, и произносит почти неслышно:
Ислам.
Ислам повторяет Ксения зачарованно. Она что-то такое предчувствовала, так ей кажется, но откуда, проведя здесь всю жизнь, могла точно знать? А трудно этой быть?..
Мусульманкой? Рухшона встает с нар, начинает ходить по камере. Трудно, но выполнимо. Не невозможно. Молитва пять раз в день, короткая, месяц в году пост, милостыня небольшая, сороковая часть, и однажды в жизни хадж, паломничество, если возможность есть. Вот столпы веры. А большего от нас и не требуется, разве что, говорит Пророк, добровольно. Имений не раздавать, не подставлять щек. Поклоняться Всевышнему.
А соседа любить?
Пожалуйста, если любится. Добровольно.
А врагов любить совершенно незачем. Противоестественно любить врагов. Ислам запрещает противоестественное.
Любишь своих врагов, Ксения?
Нет, конечно. Врагов не любит никто.
Как же стать мусульманкой? спрашивает Ксения. Вроде игриво: мол, как вообще становятся мусульманами? но чешет, чешет руку.
С Всевышним нельзя кокетничать. Только честность, предельная.
Сказать при двух свидетелях: Нет бога, кроме Бога, и Мухаммед пророк Его, и все. Это символ веры наш, шахада.
Где-то Ксения слышала слово, по телевизору.
Ля иляха илля ллах нараспев читает Рухшона. Необычно, красиво. Не верь телевизору. Особенно про мусульман.
Ксения направляется к двери, не за вторым ли свидетелем? Как у них быстро все! Не ожидала Рухшона такой стремительности:
Стой, приказывает она. Прежде вытрезвись. С этой минуты не пить. И свинины не есть, потому что мерзость.
Конечно, кивает Ксения, и сама не буду, и из меню уберу.
Работникам платить.
Да, да, правда, стыд. Еще что?
Да, что еще? Еще у Ксении власть. Это не просто так. Вопрос власти центральный вопрос. Власть имеет огромную мистическую составляющую. Политика, жизнь и вера должны быть одно.
Кто возьмет себе власть и удержит, тот выделен Им, тот отмечен. Действовать надо самой, не через этих, фантиков. Власть взять всю.
Уже думала, признается Ксения. Да только тут как полагается? Кого люди выберут
Опять самоуправление, юрчики? И какое же место отведено Всевышнему? Нет, править всем должен Он через нее, через Ксению.
Та заметно приободряется: о, она сделает много хорошего для людей. Мечети вот в городе нет
Мечеть не главное, перебивает Рухшона. Я бы не начинала с мечети.
Это почему это?
Построим мечеть, в самом центре. Люди будут ходить, у нас много черных.
Есть земельный участок, есть план. Рассуждать о стройке привычно-легко: плана нету пока что, но сделаем. Насколько все же проще говорить о привычных вещах! Будет мечеть. Будет где помолиться Рухшоне, когда ее выпустят. Вдруг Ксения останавливается: