Гвин не могла представить как, потому что ее наслаждение было не сравнимо ни с чем. У нее по венам бежал огонь, а Джошуа, казалось, гнал этот огонь все выше и выше, заставляя его все сильнее разгореться каждым движением своего языка. Может, он и не испытывает к ней романтических чувств, но он определенно ее желает. Совершенно точно: ни один мужчина не будет проделывать эти странные вещи с женщиной, не желая ее.
И Гвин никогда в жизни не испытывала такого невероятного натиска, причем одновременно самыми разными способами. Ее возбуждали губы Джошуа, его язык и пальцы, и возбуждали в самых неожиданных местах. Она и подумать не могла, что он станет делать с ними, а чувства, возникавшие при этом
О, чувства были невероятными. Гвин слышала, как издает стоны, как хватает ртом воздух, и у нее создавалось впечатление, что эти звуки вылетают из кого-то другого. Потому что она сама определенно не могла производить такие звуки.
Джошуа Я не Это так О боже!
Джошуа Я не Это так О боже!
Гвин понятия не имела, что такие восхитительные ощущения вообще существуют! Она определенно сошла с ума, перестала разумно мыслить. Затем Джошуа начал заводить язык внутрь ее, вводил и извлекал, и у Гвин чуть не прекратило биться сердце. Это было изысканно. Никакое другое слово не подходило.
Она сжала голову Джошуа руками и прижала к себе, чтобы получить еще больше наслаждения, которого желала, а он в ответ победно рассмеялся.
Гвин не было дела, празднует ли он свою победу, торжествует ли, если только он продолжит продолжит Боже праведный, это! Именно это. Потому что теперь его язык входил в нее и выходил из нее в определенном ритме, который одновременно был знакомым и экзотическим. И он будто заставлял ее взмыть ввысь, все выше и выше, как мифический бобовый росток Джека[24] тянулся к небу.
Вскоре движения языка Джошуа изменились, они больше не были быстрыми и отрывистыми, а стали более глубокими и словно поглаживающими, и его большие пальцы тоже гладили ее, но в невероятно чувствительном месте. Гвин хотелось получить все, что Джошуа только мог ей дать. Она едва ли могла дышать из-за возбуждения, нараставшего там, внизу, и поднимавшего ее к таким невероятным высотам к облакам и выше, к магическим мирам которые раскрывались перед нею, словно во сне.
Джошуа умоляюще произнесла Гвин, не совсем понимая, о чем она его умоляет. А затем случилось нечто невероятное. Это невероятное нашло ее, ослепило словно вспышка молнии. Джошуа! закричала Гвин, хватаясь на него, когда казалось, что она сама разлетается на миллион крошечных кусочков.
Волны чистого удовольствия накатывали на нее, она сотрясалась под каждой волной, а потом рухнула на диванчик.
О-о-о, Джошуа!
Он поцеловал ее бедро, затем потянул вниз ее нижнюю сорочку, чтобы вытереть о нее губы.
Это было восхитительно, прошептала Гвин. Я и подумать не могла, что с мужчиной можно получить такое удовольствие. Это было идеальным окончанием бала, устроенного в мою честь.
А все закончилось? спросил Джошуа, тяжело дыша. Как жаль, а я только начал получать удовольствие.
Ты прав. Мы еще не закончили. Гвин снова приняла сидячее положение и оказалась рядом с мужчиной. Ты ты же еще не получил удовольствие.
Он опустил ее юбки, чтобы закрыть ее ноги.
Я получил достаточно, принося его тебе.
Гвин вопросительно приподняла бровь. Она точно знала, как мужчины получают удовольствие, и способ был другой.
Кроме того, к этому времени нас явно уже кто-то хватился, продолжал Джошуа. И если мы еще на сколько-то задержимся, то все начнут сплетничать. Ведь ты, в конце концов, одна из двух дам, в честь которых организован этот бал.
Гвин нашла свои перчатки, завалившиеся между подушками, и надела их.
Подозреваю, что ты прав.
Она расстраивалась из-за того, что он может так быстро переходить от любовных игр с ней, которые дали ей самое сильное удовольствие из всех, испытанных ею в жизни, к рациональным мыслям о том, что им нужно скрыть от других эту встречу, когда они занимались недозволенными вещами. Но ведь это было обычным делом для Джошуа, не правда ли? Притвориться, что его это не волнует, что случившееся не имеет значения. Или, может, он притворялся. Может, он был менее очевидной версией Лайонела и все еще желал ею воспользоваться, но не жениться на ней.
От этой возможности Гвин почувствовала острую боль в груди, встала и осмотрела оранжерею в поисках своего ридикюля. Она нашла его валяющимся на полу рядом с диванчиком. Затем она услышала стук трости Джошуа по каменному полу. Он приближался к ней.
Я совсем не жалею о том, что мы сделали, тихо произнес он. Ни одной минуты. Это было
Когда он замолчал, не в силах описать то, что произошло между ними, заговорила Гвин:
Волшебно. Для меня это было волшебно. Спасибо тебе за это. Она старалась не показать свою обиду. Но не беспокойся. Я не буду ни на что претендовать. Я не буду предполагать, что это что-то значит. В конце концов
Ах, вот где вы оба скрываетесь, послышался суровый голос от двери, ведущей непосредственно в дом. А я гадала, где вы.
Гвин резко развернулась и увидела Беатрис, которая стояла у двери и гневно смотрела на Джошуа. Гвин почувствовала, как у нее запылали щеки. Как давно его сестра там стоит? Что она видела?
О боже, если Беатрис видела, как Джошуа доставлял ей удовольствие, то Гвин умрет.
О тебе спрашивают в бальном зале, Гвин, сообщила Беатрис, хотя ни на секунду не сводила глаз со своего брата, пока говорила. Грей хочет поднять тост в честь нас обеих, и я сказала ему, что найду тебя.
Гвин сглотнула.
Я я хотела показать Джошуа оранжерею. Он очень ею заинтересовался.
Беатрис фыркнула. Гвин рискнула взглянуть на Джошуа, который теперь стоял с ничего не выражающим лицом. Такое выражение у него обычно появлялось, когда он не хотел, чтобы кто-то заглядывал ему в душу и видел то, что он не хочет раскрывать.
Хорошо, в таком случае нам лучше вернуться в бальный зал, произнес Джошуа, подошел к Гвин и протянул ей руку.
Гвин, не могла бы ты сама вернуться в дом? Нам с братом нужно несколько минут, чтобы поговорить с глазу на глаз, попросила Беатрис. Пожалуйста, скажи Грею, что я скоро вернусь.
Джошуа опустил руку, а Гвин поспешила прочь, словно в полутрансе. О, она никогда этого не переживет. Никогда! Она надеялась, что только одна Беатрис заметила, что отсутствуют и она сама, и Джошуа.
В противном случае представление Гвин высшему обществу превратится из чудесного в ужасное.
Джошуа не произнес ни слова, пока Гвин не ушла из оранжереи. Да и после того как за ней закрылась дверь, тоже не произнес. Потому что, судя по выражению лица его сестры, говорить собиралась она, и разговор не будет для него приятным.
Ты пытаешься ее обесчестить? прямо спросила Беатрис.
Обесчестить ее? Мы просто пришли сюда, чтобы посмотреть оранжерею. И у леди Гвин была странная идея о том, что она может научить меня вальсировать, но, конечно, ничего не получилось.
Я не дура, спокойно сказала Беатрис. Я прекрасно понимаю, что видела.
«Видела?!»
Проклятье, проклятье, проклятье.
Затем Джошуа вспомнил, что его сестра умеет быть хитрой, если хочет.
Что ты могла видеть, кроме того, как мы разговаривали?
Беатрис вызывающе выпятила подбородок.
Я видела, как она искала свой ридикюль.
Который она обронила, пока мы пытались вальсировать.
И она выглядела несколько растрепанной и возбужденной.
После того как она пыталась меня учить, а я тут хромал, пытаясь изобразить танец.
Это было бесполезно. Как и сказала Беатрис, она не была дурой. Она неотрывно смотрела на него.
Я считала тебя джентльменом, Джошуа, но я явно ошибалась. Если ты принесешь хоть какой-то вред моей подруге, если хоть один волос упадет с ее головы
Я никогда не принесу ей зла, честно сказал он. Пока я живу и дышу.
Казалось, что его сестра удивилась этому заявлению, произнесенному таким серьезным тоном. Проклятье, ему не стоило признаваться так во многом, в особенности ближайшей подруге Гвин. Но он не собирался брать свои слова обратно. Пусть Беатрис думает все что хочет. Но сказанное им было правдой.
Он подошел к плетеному диванчику, чтобы поправить подушки, сестра последовала за ним.
Ты приносишь ей зло, отправляясь вместе с ней в сад и отсутствуя целых полчаса, а то и больше.
Джошуа вопросительно приподнял бровь.
Ты шпионишь за мной? Потому что я очень сомневаюсь, что наше отсутствие заметил еще кто-нибудь, кроме тебя.
То, что одна из дам, в честь которых устраивается бал, и единственный мужчина в форме исчезли в одно и то же время? Уверяю тебя: кто-нибудь да заметил.
Кто? спросил Джошуа.
Вероятно, мы этого не узнаем, пока завтра не выйдут желтые газетенки с последними сплетнями.
Если это произойдет и если окажется, что сплетни каким-то образом могут навредить репутации Гвин, я сделаю то, что должен. Клянусь.
Ты женишься на ней?
Дело в том, что она за меня не пойдет. Но да, женюсь.
Хотя перед этим он потребует у нее ответа. Что, черт побери, происходит между ней и Мэлетом?
Сестра уперла руки в бока.
А почему это она за тебя не пойдет? Ты прекрасный человек, когда хочешь. Но когда люди подходят к тебе слишком близко, ты всегда начинаешь их отталкивать, а затем, конечно, оказываешься в одиночестве. И винишь ты в этом свои ранения, а не свой страх, и это повторяется снова и снова.
Спасибо за прекрасную оценку моего характера с явно большим количеством недостатков, рявкнул Джошуа. А теперь мы можем идти в дом?
Беатрис тяжело вздохнула.
Беатрис тяжело вздохнула.
Мы никуда не идем. Я возвращаюсь на бал, а ты покидаешь дом.
Черта с два! Он подошел к сестре и остановился, возвышаясь над ней. Я ее телохранитель. Я ее не оставлю.
В особенности когда между ними все так неопределенно.
Торн рассказал Грею, о чем с тобой договорился, а Грей рассказал мне. Уверяю тебя: с нами она в безопасности. Да, Торн уехал, но здесь находятся Шеридан и Хейвуд. А Грей проводит Гвин и леди Хорнсби, когда они соберутся домой. А если ты сейчас вернешься в дом вместе со мной, то все смогут догадаться, что я застала вас вдвоем. А так если кто-то про тебя спросит, я отвечу, что ты уже давно ушел. Ты ненавидишь балы и все такое прочее.
Ее план имел смысл. Но его все равно беспокоило, что его сестра сейчас относилась к нему так, как он сам к Грейкурту в прошлом году, когда Джошуа застал герцога в постели сестры. Но ради всего святого, Джошуа не зашел так далеко, как позволил себе герцог. Беатрис же разговаривала с ним как с негодяем.