Сема, меланхолично: Видимо, дозвониться не могут», «Решила по дому мужскую работу сделать сама, легла на диван, смотрю телевизор, тяжело, не спорю, но надо».
Даже губы растянуть в улыбке не получалось, всё думалось о чём смеяться, если мелочность чужих забот такая ничтожная, если всё так не смешно в тебе. Можно, конечно, притвориться, что ничего не происходит, поднять кверху руку, как советовала мне одна из подруг, и резко опустить её, с выдохом Но и это казалось нелепостью, обманом самой себя, придумкой, в которую не верилось. Это было похоже на детскую игру «понарошку». Я смотрела на прохожих, на продавцов в магазинах, в аптеке, на гуляющих мам с детьми, на радостных и балагурящих, на спешащих и обнимающихся и ненавидела всех, и себя, одновременно.
Однажды всё-таки открыла утреннюю рассылку и решила дочитать юмор до конца. Кое-что вызвало улыбку. В последующие дни начала постепенно втягиваться в это навязанное чтение, и вскоре поняла, что анекдоты мне стали раскрашивать чёрную полосу жизни цветными красками. Пришлось, как будто заново, учиться смеяться, познавать, что такое радость. Я бы сравнила её с крыльями за спиной, Это их взмахи включают, как тумблер, твою улыбку. И крылья трепещут до тех пор, пока взгляд не упрётся в то, что тебя опустит на землю. У тех, кому этого заряда хватает надолго достаточно сил, чтобы какое-то расстояние жизни не идти, а лететь, не стоять, а парить.
Однажды всё-таки открыла утреннюю рассылку и решила дочитать юмор до конца. Кое-что вызвало улыбку. В последующие дни начала постепенно втягиваться в это навязанное чтение, и вскоре поняла, что анекдоты мне стали раскрашивать чёрную полосу жизни цветными красками. Пришлось, как будто заново, учиться смеяться, познавать, что такое радость. Я бы сравнила её с крыльями за спиной, Это их взмахи включают, как тумблер, твою улыбку. И крылья трепещут до тех пор, пока взгляд не упрётся в то, что тебя опустит на землю. У тех, кому этого заряда хватает надолго достаточно сил, чтобы какое-то расстояние жизни не идти, а лететь, не стоять, а парить.
Оказалось, чтобы смеяться, надо просто читать глупые нелепые истории в одиночестве, без чьих-либо присутствий, и смеяться. Об этом я написала Юльке. И вдруг она меня ошарашила, как будто моими же мыслями вслух:
«Спасибо тебе за эти истории-штучки. Вначале читала, и думала какая же нелепость, а потом, как враскачку, начала смеяться. Отвлекает. Хоть на ненадолго, но отвлекает. А когда зашла мама в палату, я замолчала что-то оборвалось, и я поняла, что при ней не могу смеяться так, как в одиночку. Что это, Ань? Может, потому что я привыкла жить одна? В последние годы была совсем одна. Нет, я была с Мариком, и заменяла ему и маму, и папу. Так сложилось, что не оказалось со мной рядом человека, за которым я была бы, как за каменной стеной».
Юлька стала часто употреблять прошедшее время «была». Об этом я ей написала.
«Ты пишешь была Давай научимся быть сегодня, а не в прошлом времени. Ты есть сегодня, а в прошлом оставь то, что никогда не возьмёшь с собой в будущее. Анекдоты действительно нелепые. Каждый день читаю какие-нибудь дурацкие истории просто так».
Воспоминания о себе я решила выслать Юльке как-нибудь позже, когда она хотя бы перейдёт в такую же категорию реабилитации, как и я.
Сама же всё хожу и «ворошу свой шкаф», вспоминаю как готовились к первой химии.
15 декабря 2010. Материал
После второй операции, перед выпиской ко мне зашла лечащая врач:
Вам поставили третью стадию. Опухоль внушительная. Были метастазы в лимфаузлы. Мы, конечно, всё удалили, что смогли увидеть. Скорее всего, вам назначат курс химиотерапии Старайтесь не простывать. Любая инфекция для вас может обернуться продолжением развития заболевания.
Она сказала это как-то вскользь. Потом я пойму, что она и так мне сказала много. Тогда я не осознавала ещё, что вся наша медицина это разрозненные сектора. Думала раз, врач, начавший моё лечение знает, что со мной он же будет вести меня дальше. Но в каждом секторе узкий специалист делает свой объём, и отпускает тебя восвояси. Больной для врачей не является единым организмом, в котором всё должно быть взаимосвязано. Да и слово «больной» при внимательном рассмотрении врача превращается в другие слова «пациент», а чаще «материал».
Я стала материалом, из которого вырезали несколько органов, и теперь остаток этого «материала» направляли на химиотерапию адъювантный курс. Позже я узнаю из справочников, что всего существует два вида курсов химиотерапии адъювантный, или лечащий, и паллиативный поддерживающий. После шести курсов химиотерапии с платиной то, что назначили мне, больше никакого лечения не полагается, и уже иные лечения будут выполнять только функцию поддерживающую.
4 января 2011. Дилетант
Сразу после новогодних праздников, на беседу с заведующей химиотерапии я пришла подготовленная с блокнотом, с вопросами.
Очереди в коридоре не было, я постучала. За дверью говорили по телефону. Я решила подождать. Собираясь с мыслями что спросить, чего не упустить. Не заметила, как прошло десять минут. Из-за двери раздался смех и громкие радостные возгласы:
Что ты, что ты! Платье невесты должно быть самое лучшее, и не менее, чем, ну, хотя бы за две тысячи долларов Это твоя единственная дочь, не переживай я помогу, выберем и сумочку, и сапожки, и шубку не переживай
Она говорила, говорила и, похоже, не собираясь прекращать разговор. Я открыла дверь и вошла.
Сидящая за столом статная, черноволосая красавица в возрасте слегка за шестьдесят, увидев вошедшую, протянула руку, и, слегка отодвинув подбородок от трубки, проговорила:
Направление ваше
Продолжая ворковать о шикарном наряде, прижимая подбородком и плечом трубку, она автоматически открыла журнал, списала туда мою фамилию, и ещё раз оторвавшись от разговора, вытянув подбородок от трубки телефона ко мне, сказала:
Она говорила, говорила и, похоже, не собираясь прекращать разговор. Я открыла дверь и вошла.
Сидящая за столом статная, черноволосая красавица в возрасте слегка за шестьдесят, увидев вошедшую, протянула руку, и, слегка отодвинув подбородок от трубки, проговорила:
Направление ваше
Продолжая ворковать о шикарном наряде, прижимая подбородком и плечом трубку, она автоматически открыла журнал, списала туда мою фамилию, и ещё раз оторвавшись от разговора, вытянув подбородок от трубки телефона ко мне, сказала:
Тринадцатого января с вещами в девятый кабинет.
Я вышла за дверь, и на глаза навернулись слёзы.
«Почему так? Я в кино такое видела, но для другой ситуации, когда человеку в тюремной камере говорят с вещами на выход Почему вдруг здесь эта фраза оказалась уместной?»
И тут же вспомнила высказывание одного преподавателя чем отличается профессионал от дилетанта: степенью ожидания. Если ты строишь планы в ожидании, и они не совпадают с окончательным результатом, значит ты дилетант.
Ещё одно наименование меня вступает в силу. Собственно, чего я ожидала? Внимательности к собственной персоне? У неё таких, как я, десятки в день
На морозном воздухе января стало легче после глубокого вдоха. Впереди целая неделя. Откуда мне было знать в те минуты, что результаты анализов для госпитализации являются годными только десять дней, а к назначенному дню просрочка была уже далеко за
Что-то я увлеклась многоточиями. Не потому ли это, что не знаю, чем заполнить вопросы, оставленные без ответов. Не знаю как мироустроить пространство, чтобы в нём люди относились к людям, как люди.
Проблемы одного человека порождаются не им одним, а цепью взаимодействий событий, людей. И если одно или два звена сработали не должным образом, запускается механизм разрушения. А где она, грань долженствования? Какой она должно быть в норме для одного и другого человека? И почему то, что дозволено одному, другому может стать камнем преткновения или точкой бифуркации? На чём эта точка держится: во мне ли, или в других людях, или в воспитании, или в чём-то другом?
В цепи моих событий этим слабым звеном оказались моя уверенность, что это должно быть так, а не иначе. А могла ли я знать заранее, как это всё будет происходить?
В результате, когда в назначенный день, мы с Сергеем приехали на оформление в больницу, мои документы оказались под угрозой. Если бы не Сергей, который управленчески расставил всё и всех по местам, и ему даже одна из врачей бросила фразу:
Вас бы к нам на работу, вот бы порядок был
Но вернусь в дни перед химиотерапией
Дома поселилось напряжение. Я видела, как не находит себе места Серёжка. Пришла в гости Настя. Она уже несколько месяцев жила в гражданском браке с Глебом. За обедом я не выдержала и спросила:
Насть, а вы с Глебом будете ну, расписываться?
Мам! Это моветон! И давай не будем об этом
Не понимаю почему
Тысячи людей живут счастливо и без этой бумажки
Ох, Настя, вмешался в разговор и Сергей, Это вы сейчас так смело рассуждаете, а ведь с его стороны это полная безответственность
Настя, а когда ребёнок будет
Знаете, что, родители, не начинайте, и очень прошу при Глебе даже не поднимайте этот вопрос. Вот, что когда будет, тогда и будем решать.
Повисла пауза, в которой каждый ушёл в своё пространство. Настя попыталась разрядить обстановку:
Да, я совсем забыла я же фотоаппарат купила, она вышла из комнаты и вернулась с массивной чёрной сумкой, размером с буханку хлеба.
Ну-ка, ну-ка, покажи, Сергей открыл сумку, вынул из неё новенький фотоаппарат и, имеющий опыт владельца фототехники, стал со знанием дела рассматривать опции, символы и свойства аппарата.
Настя очень позитивный человечек, и пыталась внести в атмосферу дома радость. Мы устроили фотосессию, смеялись, находя сходства между нашими профилями на снимках, и я рассказывала, как в детстве она любила говорить мне:
Чего смотришь на меня? Похожая я на тебя да?
Потом мы с Сергеем пошли в гипермаркет, и надо было видеть, как мой дорогой муж готов скупить всё с одной лишь целью, чтобы приехать домой и всё вдруг оказалось бы, как прежде: никакой болезни, никаких операций.
Он мужественно делал мне перевязки, помогал надевать бандаж, и было невозможно не заметить, как ему тяжело быть над всем этим, и не иметь возможности что-то изменить.
Он мужественно делал мне перевязки, помогал надевать бандаж, и было невозможно не заметить, как ему тяжело быть над всем этим, и не иметь возможности что-то изменить.