Даже в тот светлый день, как с тобою из Лакедемона,
Я, с похищенной, плыл на моих кораблях по волнам,
На Кранае с тобой сочетался любовью и троном, {445}
Так и ныне пылаю, желания сладкого полн!»
Говорит он, и шествует к ложу, за ним и матрона.
Там, на пышном блистательном ложе настигнет их сон.
Сын Атрея по воинству рыщет, подобный сам зверю,
Озираясь кругом, Александра увидит ли он? {450}
Указать из троян храбрых, да и союзников верных,
Александра не мог Менелаю, ни даже Арей.
Ведь, из дружбы к нему, не сокрыл бы никто его верно,
Всем уже ненавистен он им, лютой смерти черней.
Торжествуя, воскликнул владыка мужей, Агамемнон: {455}
«Все услышьте трояне, дардане, и рати людей!
Здесь любимец богов, Менелай победил, несомненно!
Вы Елену аргивянку, с ней все богатства, должны
Выдать нам, и приличную дань заплатить непременно,
И пусть память о ней сохранят в веках Дия сыны!» {460}
Так Атрид говорит, и ахейцы кричат вдохновенно.
Песнь четвертая (ΙΛΙΑΔΟΣ Δ)
Действие песни четвёртой:
Боги собрались на Олимпе, решая, что делать с войной дальше, ведь царь Менелай, несомненно, победил в схватке и, если трояне исполнят клятвы, все разойдутся по домам. Верховный бог Зевс предлагает окончить войну, богиня Гера, вместе с богиней Афиной, резко выступают против. Уступая богине Гере, бог Зевс посылает богиню Афину, спровоцировать троян на нарушение клятв. Богиня Афина слетает с неба, приняв образ Лаодока, сына Антенора, находит Пандара и уговаривает его убить царя Менелая, победителя, стрелой. Пандар стреляет из своего огромного лука, но сама богиня Афродита усмиряет стрелу, в результате царь Менелай легко ранен. Царь Агамемнон в ужасе призывает врача Махаона, тот обрабатывает рану царя Менелая. Первая кровь пролита, клятвы преданы, царь Агамемнон начинает строить войска для боя. Царь Нестор вдохновляет ахейцев и аргивян. Царь Агамемнон обходит войска поочерёдно, смотря, как они готовятся к бою. Царя Идоменея с Мерионом, царя Аякса Теламонида с Аяксом Оилидом, царя Нестора он хвалит за готовность к бою, царя Одиссея с Менесфеем ругает; царь Одиссей гневно возражает.
Далее царь Агамемнон встречает Диомеда со Сфенелом, находит их неготовыми к битве, долго и яростно укоряет, сравнивая Диомеда с его великим отцом Тидеем, всегда готовым к бою. Диомед ничего не отвечает, Сфенел зло возражает царю Агамемнону, Диомед его одёргивает и просто призывает всех на бой. Фаланги ахейцев, подгоняемые богиней Афиной, начинают наступление на Илион, троянцы, предводимые богом Ареем, стойко ожидают нападения. Разгорается первая схватка, обе стороны несут первые потери. Ахейцы начинают теснить троянцев, но бог Аполлон призывает Гектора к сопротивлению, напоминая, что царь Ахиллес не принимает участия в битве. Богиня Афина, со своей стороны, возбуждает ахеян на решительный приступ. Троянцы останавливают натиск ахейцев в этот день.
Вот все боги у Зевса-отца в небесах собирались,
Ярче золота светлых; прекрасная Геба средь них,
Разливая нектар кругом, чаш золотых не касалась,
Все поют: «Аллилуйя!» на Трою с высот глядя вниз.
Вдруг замыслил Кронид над богинею Герой подзудить, {5}
Насмехаясь, сказал при честном всём собраньи, сравнив:
«Две богини царя Менелая помощницы будут,
Аргей Гера и Алалкомена Афина за ней.
Но сидят, издалёка на землю взирая; им трудно,
Утешаются; лишь Афродита с сынком. Поскорей {10}
Выручает его, и все беды одна отражает;
И сегодня от Смерти прикрыла всей грудью своей.
Но, всем ясно, победа Арея над ним, Менелая.
Поразмыслим, такое событие чем нам кончать?
Снова злую войну и печальный раздор воздвигая, {15}
Иль возлюбленный мир меж народами нам увенчать?
Если это желательно всем, то никто не собьётся,
Нерушимым здесь граду Приама владыки стоять,
И с Еленой аргивскою в дом Менелай возвернётся».
Так сказал, и Афина, и Гера вздыхали, грустя, {20}
Только сели вдвоём. То троянам бедой обернётся.
Но Афина смолчала, не молвила, слов не спустя,
Негодуя на Дия отца, и, свирепая, злобой душилась.
Гера ж гнева в груди не сдержала, кричит не шутя:
«Невозможный Кронид! Что так слово твоё поспешило? {25}
Хочешь сделать и труд мой ничтожным, и лишним мой пот,
Коим я обливалась? Уже всех коней истомила,
На погибель Приама и чад подымая народ.
Воля ваша; не все мы её из бессмертных одобрим!»
К негодующей, Зевс громовержец так слово ведёт: {30}
«О, презлая! Приам и Приамовы чада недобрым,
Чем таким согрешили, что ты непрестанно горишь,
Илион, цитадель истребить разрушением скорбным?
Если сможешь, сквозь стены, врата, путь ты свой проторишь
И пожрёшь всех живых, и Приама, и всех Приамидов, {35}
И троянский народ, и тогда злобу ты утолишь!
Делай, что пожелаешь! Пусть горький наш спор, не в обиду,
Между мной и тобой навсегда не положит вражды.
И ещё скажу слово, а ты заруби не для виду:
«Если я, в пылу гнева, когда пожелаю беды, {40}
Град разрушить, отчизну народов, любимых тобою,
Гнев обуздывай свой ты тогда, не кори за труды!»
Град предать я тебе соглашусь, не согласный душою.
Под сияющим Солнцем, и звёздною твердью небес
Много видится градов, их дети Земли для нас строят; {45}
Илиона, священного града, милей сердцу нет,
И народа владыки Приама, царя скиптроносца.
Никогда мой алтарь не лишался там жертв и чудес,
Возлияний и дыма; такая нам честь, богоносцам!»
Вновь ему ясноокая Гера богиня твердит: {50}
«Для меня три ахейские града любимы, как сёстры,
Город Аргос, Микены и Спарта, в холмах что стоит.
Истреби их, когда для тебя ненавистными будут!
Не вступаюсь за них, на тебя враждовать мне претит.
Сколько в гневе моем истребленью противиться буду, {55}
Не успею я в гневе, сильнейший меж нами ведь ты.
Но труды и мои оставаться должны ли под спудом?
Божество я, как ты, из единого рода мечты;
И богиня старейшая, дочь хитроумного Крона.
Славой просто горжусь, что сестрой, и супругою ты {60}
Называешь меня, ты, кого средь бессмертных корона.
Но, оставим вражду, и, смиряясь, мой милый супруг,
Нынче оба уступим, урок дав хорошего тона
Всем бессмертным богам. Повели-ка Афине, мой друг,
Мчаться быстро к войне замеревшей троян и ахеян; {65}
Пусть она искусит, чтоб ахеян, чья слава, здесь, вдруг,
Оскорбили сыны Трои первыми, клятву развеяв!»
Говорила, и внял ей бессмертных и смертных отец.
Речь крылатую он устремляет к Афине скорее:
«Мчись быстрее к троян и ахеян полкам, молодец; {70}
Искушай, и успей, чтобы славою гордых ахеян
Оскорбили сыны Трои первыми, клятве конец!»
Так сказал, и Афина, пылавшая вся, не жалея,
Бурно мчится, с Олимпа высокого бросясь к земле.
Как большой метеор от Кронида, весь в искрах рассеян, {75}
Во знаменье пловцам, или ратям народов, во мгле
Мчится ярко; Вокруг из него без числа сыплют искры,
В этом виде Паллада Афина стремится к земле,
Пав в средину полков. Изумленье обняло всех быстро,
Храбрых всадников Трои, ахеян, закованных в сталь; {80}
Пав в средину полков. Изумленье обняло всех быстро,
Храбрых всадников Трои, ахеян, закованных в сталь; {80}
Говорил не один тогда воин другому со смыслом:
«Час войне ненавистной и сече кровавой настал
Перед городом этим? Иль мир полагает меж нами
Зевс, что людям войну или мир положить пожелал?»
Шевеля так в рядах и троян, и ахеян губами. {85}
Дева, мужа троянца известного образ приняв,
Лаодока, сынка Антенора; там ходит кругами,
И, Пандара, подобного богу, кругом поспрошав,
Видит. Сам непорочный и доблестный сын Ликаона,
Здесь стоит, и при нём со щитами ряды, не спеша, {90}
Войско, шедшее с ним от Эзепа священного склона.
Ближе став, начинает крылатую речь устремлять:
«Ты послушен мне будешь, воинственный сын Ликаона?
Стрелкой грозной в царя Менелая посмеешь стрелять?
В Трое всех благодарностью, славой себя ты окружишь; {95}
Больше всех от царя Александра могучего взять,
От него ты от первого дар знаменитый заслужишь,
Как увидит, что царь Менелай, сам великий Атрид,
Стрелкой смертной сражён, на костёр подымается, грустный.
Сделай дерзко! Убей Менелая, чья слава гремит; {100}
Но обет сотвори луконосцу ликийскому, Фебу,
Первородных овец ему жертвой великой сули,
Как вернёшься в отеческий дом, в святой Зелий, под небо!»
Безрассудно Афина подвигла его, говоря.
Обнажил лук сверкающий, рог быстро скачущей серны, {105}
Дикой, сам он которую некогда в сердце, не зря,
Из засады, готовую с камня скакнуть, взял, снимая,
В грудь стрелой угодил, и на камень хребтом ударял.
На шестнадцать ладоней рога ото лба подымались.
Обработав искусно, сплотил рогодел их, согнув, {110}
Ярко полировал, весь лук золотом сплошь покрывая.
Лук блестящий готовил стрелец, тетиву натянув,
Опустив вниз; щитами его заградила дружина,
Опасаясь ахеян, противник чтоб не заглянул,
Прежде чем Менелай, сын Атрея, пронзён будет в спину. {115}
Сам же крышу колчанную поднял, и вынул стрелу
Оперённую, новую, чёрной источник кручины.
И к тугой тетиве приспособил он злую стрелу,
И, обет сотворя луконосцу Ликийскому, Фебу:
«Первородных овец принесу святой жертвой к столу, {120}
Как вернусь я в отеческий дом, в святой Зелий, под небо!»
Потянул он и уши стрелы, и воловую прядь
Дотянул до сосца, но до лука пернатой железо.
И едва круговидный, огромный свой лук он напряг,
Заскрипел, тетива загудела, стрела полетела {125}
Жадно, остроконечная, в круг врагов сильных влетать.
Но тебя, Менелай, бросить дети небес не хотели,
Боги вечные, Дия сама светлоокая дочь
Пред тобой став, она запрещает стреле злой до тела
Прикасаться; как нежная мать, отразив, гонит прочь, {130}
Словно муху от мальчика, сном задремавшего сладким.
Направляет богиня туда, где застежки точь-в-точь
Бронь смыкали, и где представлялись двойною накладкой:
И стрела мощно, злая, в смыкание латы попав,
Просадила насквозь кузнецами откованный гладко {135}
Пояс лат, украшением пышный; пробила, устав,
И стального щитка, что у тела, для стрел сокрушенья,
Защищавшего часто, по смычке его прободав
На излёте, могучая, кожу прошла рассеченьем.
Заструилась из раны мгновенно багряная кровь, {140}
Как слоновая кость, что в пурпуре лежит для багренья
Карском, или меонском, что в сбрую для щёк и для лбов,
Держат в доме владелицы. Многие конники страстно
Жаждут взять; но лежит драгоценность для царских даров,
Чтобы быть и коню украшеньем, и коннику славой. {145}
Так твои, Менелай, обагрились вдруг кровью в пурпур