Это было два года назад. У Валеры только-только умерла мать, и он очень страдал. Мама была для него всем. Всё, что он имел в жизни, было благодаря ей. Он нигде никогда не работал. Мама держала палатку, и он ни в чём не нуждался. Всё брал просто так. А потом, когда мамы не стало, просто не смог перестроиться, жить по-новому. Живёт тем, что случайно перепадёт, а если ничего не перепадает, то продаёт что-нибудь. За два года всё ушло, как в пропасть. В квартире уже ничего ценного не осталось. Раньше он не сильно пил, ходил в церковь, мама приучила, а теперь превратился в алкаша. Хотя мы с ним вдвоём во что-то жуткое превратились
Я слушал её, глядя на календарь 2013 года с патриархом «всея Руси» Кириллом. Патриарх в золочёных одеждах, воздев руки со свечами на дикирии и трикирии, в окружении сытых поповских морд, улыбался.
Сначала я в этой комнате жила. Валера сказал, что ему от меня ничего не надо. Просто после смерти мамы ему трудно быть одному, что ему хорошо, когда в доме есть женщина. Есть кому готовить, стирать, убирать все эти женские обязанности. Он же ничего не умеет. На грязь ему плевать. Я, говорит, не люблю, когда грязь в душе. А потом продал все вещи из этой комнаты. Деньги ещё были у него, это он нарочно, чтобы я с ним на диване стала спать. Я сказала, что не могу так. А он предложил выйти за него замуж. Я решила, что это всё серьёзно, официально будет, но оказалось, что обман, как всегда. Мол, настоящему браку и любви никакие печати не требуются и точка. Он боится за квартиру: будь я законной женой, могла бы претендовать на неё, если что. А так всегда есть чем попрекать, угрожать, воздействовать и манипулировать: не нравится убирайся на все четыре стороны. А куда я пойду? Мне некуда деваться
Мой член в её руке набрал былую силу, и она умолкла на время. Привстала и, ловко перемахнув одной ногой, осторожно села на него потом неторопливо утопила его в своём тёплом и влажном лоне. Жарко упёрлась в грудь твёрдыми сосками. Заиграла тазом: ко мне, от меня. А когда я обхватил руками её ягодицы, продолжила:
Так я стала Валериной женой. В кавычках, конечно. Но всё так, как он хочет. Пить так пить. Трахаться так трахаться. Грязь так грязь. Я даже эту, свою, я её своей считаю, комнату редко убираю. Не вижу смысла нигде и ни в чём. Пусть и сдохну всё равно. Не жалко себя. Так даже лучше будет. В яму попасть легко, хоть с самого неба упасть можно. А вот вылезти из неё трудно, надорвёшься и смиришься с тем, что есть. Я смирилась. Ты спросил меня: почему так вышло? Ответ простой: потому что я дура. Вот и всё.
Пока она говорила, у меня стремительно назревал и вот, наконец, назрел короткий вопрос, тот самый, не терпевший промедления:
В тебя?
Не надо. Таблетки пью, а забеременеть всё равно боюсь. Какой нам с Валерой ребёнок
Она слезла с меня и легла на спину, широко расставив ноги.
Давай на меня. Как тогда на него. Пожалуйста.
Я вылил всё на её живот густо и много, всего себя. А делая это, смотрел на картину, которую нарисовал бабий бог, и за которую мужской бог дорого заплатил.
Сев, я нашёл недопитую кем-то бутылку пива и залпом допил её.
Я вылил всё на её живот густо и много, всего себя. А делая это, смотрел на картину, которую нарисовал бабий бог, и за которую мужской бог дорого заплатил.
Сев, я нашёл недопитую кем-то бутылку пива и залпом допил её.
Тебе нравится, как я лежу? спросила Аня.
Нравится, ответил я.
Если хочешь, засунь мне туда бутылку.
Зачем?
Валере нравится засовывать мне туда бутылку.
Потому что у Валеры твоего не стоит. Вообще, если честно, он больной придурок, которому пора проломить башку.
Проломи, я тебе только спасибо скажу. И мне заодно проломи.
Тебе-то за что? Давно он тебя продаёт?
Ты седьмой. Первый был какой-то фотограф, сфотографировал меня голую во всяких позах и дал Валере тыщу рублей. Валера взял, а потом орал на меня, что я шлюха и прочее. Он всегда так делает: приводит мужика, а наутро, протрезвев, орёт, ревнует, даже бьёт иногда, но легко, потому что он слабый. После первого долго никого не приводил, а потом как-то пришёл с одним лысым типом. Этот лысый дрочил, а я должна была смотреть. Денег не знаю сколько он Валере за это дал, мне кажется, просто за водку заплатил и всё. Третий был пьяный монах, тоже дрочил, но приказал мне раздеться. За пятьсот рублей. Четвёртый заплатил две тыщи за секс, но Валера потом вдруг передумал и выгнал его. После него опять долго никого не приводил. Пятый, такой солидный мужчина, с бородой, сам чего-то испугался. Я разделась и легла там, на диване, а Валера ушёл на кухню. Этот дядька зашёл, посмотрел на меня, молча дал мне две тыщи, извинился и ушёл. Валера спросил, дал ли он мне денег. Я сказала, что нет. Соврала. А с шестым случайно получилось, он пьянствовал просто с Валерой, там, в зале. Валера нажрался и стал ко мне приставать. Тому понравилось, говорит, слабо при мне её трахнуть. А я, мол, денег дам на пиво. Мы с Валерой занялись сексом при этом мужике, потом Валера побежал за пивом, а мужик полез ко мне. Я ушла и закрылась от него в ванной. Он мне просто не понравился, если честно, так бы дала, наверное. Седьмой ты. А вообще первый, потому что до этого секс у меня был только с Валерой. Думаю, после сегодняшнего он опять долго никого не приведёт.
С календаря 2001 года на меня глядел какой-то старик, хмурый и злой. Видимо, тоже из святых. Устало прислонившись спиной к стене, я с удовольствием ощутил её лёгкую, приятную прохладу. Опьянение покидало меня, тягостно и неотвратимо нарождалось похмелье.
А что значит «играем в сексвайф»?
Ну, вот это всё так и называется у нас с Валерой.
И что, устраивает тебя такая жизнь?
Аня поднялась с пола, села, слегка сомкнула ноги.
А что я могу сделать? Я нелегал и у меня нет денег. Из дома не выхожу теперь совсем, боюсь, что менты где-нибудь остановят.
Сколько денег тебе нужно?
Она усмехнулась.
Миллион. Куплю комнату в общаге или уеду к себе в Счастье. Лучше в Счастье, это моя мечта. Там хорошо. И войны теперь нет, зря я сюда приехала. А у тебя есть мечта?
Я даже вздрогнул. Впервые за сегодня и вообще за долгое время кто-то спросил меня обо мне. Не о моей жизни кем я работаю и как живу а обо мне самом. Странное чувство, словно что-то похожее на поцелуй, яркое и тёплое, коснулось моей души.
Есть. Вернее, была. Грустная история.
Расскажи.
Ну, знаешь, когда-то, несколько лет назад, я занимался музыкой и считал себя музыкантом. Писал песни, пел в рок-группе. Мы все мечтали о собственной музыкальной студии. Потом группа развалилась. Все разошлись кто куда, каждый на свой путь-дорожку. Кто-то остался в музыке, другие на работу себя променяли, но играют ещё для души. А я вообще завязал. Не сам. Просто как отрезало и всё. Беру в руки гитару и плохо становится на сердце. Всё перегорело, погасло. Не могу. Песни не пишу. Даже для себя не играю. А гитару и продать жалко, и смотреть на неё нет сил. Так стоит, пылится. Если хочешь, могу дать послушать, у меня на телефоне есть пара моих песен.
Давай, заинтересовалась она. Только тихо. Чтобы Валера не проснулся.
Я включил ей сначала одну песню, потом вторую. Она слушала, а я любовался календарём 2003 года он единственный из всех, который мне здесь нравился. С храмом Спаса-на-Крови. Потому что это Питер. А я всегда любил Питер: это лучший город на земле.
Когда второй трек тоже закончился, Аня посмотрела на меня так, будто бы я только что зашёл в эту комнату. И я снова почувствовал, словно что-то похожее на поцелуй, яркое и тёплое, коснулось моей души.
Жалко, сказала она. Это хорошие песни. Жалко, что они у тебя пропадают.
Я тяжело вздохнул.
Мне самому жалко. В прошлом году даже повесил объявление на одном музыкальном сайте. Написал: «Предложение для исполнителей или групп, которые нуждаются в материале, проще говоря ищут песни для исполнения. Я с радостью бесплатно предоставлю права на свои песни. Моя цель не деньги, я хочу, чтобы эти песни снова обрели жизнь». Как-то так. Но никто не откликнулся. А моя мечта мечта была и осталась та же Я хочу открыть музыкальную студию, теперь уже не для себя, а для других. Однако это несбыточная мечта. Она стоит миллиона три-четыре. Так что
Слушай! воскликнула Аня. Моя бабушка сказала мне как-то такую штуку. Если бросить в Северный Донец, это река у нас в Счастье, хотя бы какую-нибудь монету и попросить сколько-нибудь денег, то деньги сами собой придут: столько, сколько попросил. Я однажды бросила копейку и от души просто попросила сколько-нибудь денег, и в тот же день десять гривен на дороге нашла. Сделай так. Брось в реку монету и попроси!
Да ладно, ерунда.
Ну попробуй! Вдруг получится.
Что же ты себе миллион не набросаешь? Или это только там, у вас в Счастье, на Северном Донце, действует?
Не знаю. Мне кажется, что везде действует.
Я замолчал. Что тут скажешь? Бедная дурочка. Ребёнок. И как же тебя угораздило вляпаться в такое недетское говно? Жалко тебе мои песни? А вот тебя никто не пожалеет. Может быть, за всю твою горькую, жуткую и вряд ли долгую жизнь. Знаешь ли ты об этом?..
Её голова поникла. Взгляд остановился у меня между ног.
Мне тоже нравится на тебя смотреть. Когда ты сидишь вот так, с голым членом. Мне нравится твой член, без смущения призналась она. Я уже и забыла, что на свете есть обычные, нормальные парни. Давай будем просто смотреть друг на друга? Ты на меня, я на тебя. Это так здорово. Тебе стыдно? Мне вот совершенно не стыдно. Даже радостно от того, что ты меня разглядываешь. Не отворачивайся, смотри, мне хорошо от этого.
Что я могу для тебя сделать? спросил я. Я готов был отдать ей те три тыщи с мелочью, оставшиеся у меня в кошельке. Которые должен был её мужу. А она сказала бы ему, что я ушёл, не заплатив.
Ничего не надо, ответила Аня и добавила: Просто ещё раз трахни меня. И уходи.
А деньги? Деньги я Валере не отдал.
Скажу, что ты ушёл, не заплатив. Мне отдашь он всё равно у меня отберёт. Утром такой скандал будет, что
Она вдруг затихла, точно забыла, что хотела сказать. Посмотрела мне в глаза и заплакала. И плакала долго, беззвучно, задавленно. Я не трогал её, я знал, что это слёзы не печали, а радости. Маленькой, но всё же радости. Так плачет побитая жизнью женщина, когда её муж, спьяну или как, спустя много-много лет, спустя много ссор, взаимных оскорблений и обид, спустя много нелюбви с обеих сторон, не смотря ни на что, снова, как в первый раз, говорит ей «люблю тебя».