Наутро там нашли три трупа. Поэзия - Михаил Буканов 4 стр.

Хоть Иван, но не дурак,
Пьёт, не алкоголик.
Но, любитель всяких драк,
В целом, трудоголик!

Да и мимо баб пройти
Не дано Ивану.
Всем им, с места не сойти,
Служит без обману.

На скрещении дорог
Повстречались вои.
Голова, как носорог,
Прёт в пыли и вое.

Извернулся тут Иван,
Двинул по сопатке,
Голова ушла в бурьян,
А сознанье в прятки.

Отряхнул её герой,
Усадил к пенёчку.
Угостил её икрой,
И поставил точку.

Напоил и накормил,
Распросил о деле,
Почему ей свет не мил,
И она не в теле?

Рассказала голова,
Как украли тело.
А сама, на раз и два,
Ванькой овладела.

И теперь он  голова,
На паучьих ножках.
Матеры его слова
Слышны на дорожках.

Тут проснулся наш Иван,
Греха то, и смеха.
Трёх стаканов караван
В жизни не помеха.

Слава Богу, только сон,
Смотрит, разум тает.
На завязках от кальсон,
Голова летает.

Как-то раз один чудак
В очень людном месте,
Опрокинул лихо так
Далеко за двести.

А потом и говорит
Старому ботану,
У меня душа горит,
Честно, без обману.

Коль желаешь, дам в пятак.
А заплатишь если,
То почти за просто так,
Уложу на месте.

Ну, а если за рубли,
Или, там, доллары,
Дам, что б в морг тебя свезли.
На хрен санитары.

Тут ботан очки содрал,
Хищно улыбнулся,
И мужик, что так орал,
В Склифе лишь очнулся!

Нет морали в сказке сей,
Бди, и жди удара.
И словес поменьше сей.
Легче будет кара!

Нет на вас управы
Древние герои.
Правы, иль не правы,
Полегли у Трои.

На Афинских водах,
И на Фермопилах,
В Крита мрачных сводах,
И Микенах милых.

Помнят вас потомки,
В школах изучают.
Древности обломки
Внукам завещают.

Я же отвечаю
За базар без меры.
С жизнью я кончаю,
Ни к чему примеры.

Бедный попугайчик! Лучше б промолчал.
И теперь бы в классе тушкой не торчал!

Ночь, как зуб Парижа
Ныл аккордеон,
С неба снега жижа,
Обмер Пантеон.

В Доме инвалидов
Корсиканца тень,
А рассказы гидов,
Слушать просто лень.

И под низким небом,
Ввысь Вандомья ось.
Как сосиска с хлебом,
Лучше сразу брось!

Эйфеля творенья
Ввёрнут в небо гвоздь.
Сочится растленье,
В этих балок гроздь.

Там оно веками
Ноет, точит ржой.
И, под облаками,
Город, всем чужой!

Или настроенье
Просто не в дугу,
Или время пенье.
Я в кабак бегу!

Не бери ты меня «семь на восемь»,
Далеки наших ласок года,
Наступила безвременья осень,
Седины на висках холода.

Мы, по-жизни, остались чужими,
Что-то было, да мало ли что?
Зря недели проводишь ты в «жиме»,
И по модному носишь пальто.

Не приду я как встарь на свиданье,
Той, далёкой, давно уже нет.
Отгорело, ушло ожиданье.
И погас нашей юности свет.

Ты осталась одна на распутьи,
А за мною жена и семья.
В деловой круговерти и мути
Нету места безумству огня.

Ничего на пути нашем нету,
Что же прошлого тени ловить?
Ты ушла на другую планету,
И порвалась небесная нить!

Чайником по роже,
Да ещё с размаха,
По толстенной коже,
Молча, и без «аха»!

Песенка походная,
Песенка простая.
В электричках годная,
Или срок мотая.

«А у жирафа шея длинная,
Его нельзя поцеловать.
Его по морде били чайником,
И научили танцевать!»

Сколько песен попето,
У костров под «белую»,
Сколько денег пропито,
На сберкассу целую.

Жизнь  она не тортиком,
Бьёт не только чайником,
Иногда и кортиком,
Или же начальником.

Только нас не ссучите,
В танце не ломаемся.
Хрен вы нас научите.
Просто улыбаемся.

Улетело прошлое
Словно пар в свисток.
Время заполошное,
Вязнет коготок.

Изобретён Шмалько.

Боги есть лесов, полей.
Греки это знали.
В многобожьи веселей,
Только их достали.

Потому, мужья за дверь,
Боги шасть к порогу.
Не откажешь же теперь
В скромной просьбе богу.

Не дремали мужики,
Баб не обижали,
Тоже были ходоки,
Лезли на скрижали.

Ну, а что б отказ избыть,
Всякий звался богом.
В гименеи, волчья сыть,
Под любым предлогом.

И однажды Пантифлей,
Бог речной пучины,
Как змеюка из щелей
К бабе без кручины.

Нет такого средь богов,
Только кто их знает?
Та дала без дураков,
Муж пока гуляет.

Дело сделал и домой,
Глядь, с женою кто-то.
Знать, пока играл с кумой,
В доме шла работа.

Оказалось местный бог,
Посетил супругу.
И уйти спокойно смог,
Чисто, без испугу.

И гадал с тех пор мужик,
Бог или прохожий?
И решал, как в дом проник,
На него похожий?

Открытье совершил петух,
Как только солнца круг потух
Ему открылась жизни нить,
И начал курам он звонить.

Внемлите, утром только я
Пою, дыханье затая.
И солнца тут же виден свет.
Я как спасение от бед.

Я солнцем как хвостом кручу.
Могу с ним делать, что хочу.
Обижусь, гордо промолчу.
И солнца нет, а я торчу!

Настанет враз вселенский мрак.
Прикинет тут любой дурак,
Какая разорвётся связь.
Без ку-ка-ре-ку, всем пропасть!

И куры все сказали, да!
Ты не споёшь, так всем беда.
Пой вечно света господин.
От желтизны и до седин.

Собрал хозяин птичек рать,
Не прекращавшую орать,
На птицефабрику, а там,
Пернатые к небес вратам.

А солнце взяло и взошло,
Синь неба  чиста как стекло.
Я думаю, другой петух
Следил, что б светоч не потух!

От всесилия  торчу,
В Интернете я скачу.
Это чудо, лайки, боты,
Ни минуты без работы!
Я  из племени чероки,
От меня вам чмоки, чмоки.
Ростом ровно под два метра,
Обгоняю скорость ветра.
А в постели я такой-
Сам себя боюсь нагой.
Нет, нагой, а не Нагиев,
Где родился? Город Киев.
Почему же я чероки?
Пап был Чероки Мокий.
По прямой от Чингачгуга.
У меня на сердце мука.
Я ищу подругу жизни,
И в России и в Отчизне.
Я не прыгал на Майдане,
Хрен им всем, они в дурмане.
Лучше нам скакать вдвоём,
Озирая окоём.
Я в таком разрезе пылок,
После парочки бутылок.
Хоть две дюжины могу.
Если через немогу!
Вы решились? Всё, до встречи.
Прекращаем эти речи,
Претворяем интернет
В сделку, где венцом минет!

Жил, да был Зелёный змей.
Среди множества людей.
Жил спокойно, без опаски,
Был он нужен для отмазки.

Коль желания безмерны,
Ты нырял в пучину скверны,
Но, всегда ведь мог сослаться,
Змей вовлёк, чего мне, драться?

Змей тот с белочкой дружил,
Этой дружбой дорожил.
Все дела у них на пару,
От начала до угару.

Но, однажды Змей сказал
Что с делами завязал.
Заберу, речёт, подружку,
И на Юг, давить подушку.

Взял и отбыл на Юга,
Взяв стихию за рога.
Тут воспрянул род людской,
Обретя в душе покой!

Люди! Пейте, Змея нету.
Позабыл он про планету.
Нет угрозы никакой,
Заливайся люд мирской.

И, без всяких изменений,
Пьёт народ наш без сомнений.
Белка тоже, мол, ушла.
Хоть была зело ушла.

Только в эту пустоту
Кое-кто вошёл в бреду.
Стал Кондрашка навещать,
Белым саваном стращать.

И, Горячка белая,
Дама очень смелая,
До нельзя пропитая,
Лезет не убитая.

Срок прошёл, вернулся Змей,
Вновь с подругой средь людей.
С ним Горячка и Кондрат.
Так они и шерудят!

На дверях висит подкова
Ради счастья нового.
Ты  души моей окова,
Вроде сна хренового.

Распустился Иван-чай,
Прямо за воротами.
Меня больше не встречай,
Хрен те с укоротами.

А как первый укорот-
Пусть стакан минует рот.

А второй укорот-
По****ушку в обиход.

Ну, а третий укорот-
Отвернётся весь народ.

У тебя тогда, ходок,
Враз увязнет коготок.
Птичке, значится, пропасть,
Коли рядом кошки пасть!

На дверях висит подкова
Ради счастья нового.
Ты  души моей окова,
Вроде сна хренового.

Распустился Иван-чай,
Прямо за воротами.
Меня больше не встречай,
Хрен те с укоротами.

А как первый укорот-
Пусть стакан минует рот.

А второй укорот-
По****ушку в обиход.

Ну, а третий укорот-
Отвернётся весь народ.

У тебя тогда, ходок,
Враз увязнет коготок.
Птичке, значится, пропасть,
Коли рядом кошки пасть!

Помню, в книге «Бытия»
Хулиганила Змея.
Или, может это Змей?
Перед этим я  пигмей!

Дело было в Парадизе,
Время шло к вселенской шизе.
Лев с ягнёнком, кит с селёдкой,
И Адам с своей молодкой.

Я писал про эру эту,
Как их Бог послал по свету.
Что б пахали и растили,
В крутизне, трудах и пыли.

А сегодня о Змеюке,
Что с коварства, иль от скуки,
Повернула дело так,
Был Эдем, а стал кабак!

Кто создал рептилью эту
И пустил её по свету,
Ведь она, одна из всех,
Говорила без помех?

Точно Бог гадюка знала,
Человек не из металла.
Коли пара-будут дети.
Бог провозгласил планете:

Мол, плодитесь, размножайтесь,
И без всяких там сношайтесь.
Только Ева и Адам
Знали точно, ебля  срам!

Змей открыл глаза на это
И не стало тут секрета.
Ева завела Адама,
А попозже вышла драма!

Видит Бог, сношенье в силе,
Оба жарят, или  или.
Плюнул, отозвал Змеюку,
И унял на сердце муку.

Ну, кого теперь винить?
Будет Змей без ног ходить.
Видно ране ноги были,
А теперь лишь ползать в силе.

Бабам ровно в три недели
Муки божьи прилетели.
Да и роды  не шербет.
Жилы рвут, и рвут хребет.

Мужику же рать, да поле,
Коль пришлося жить на воле.
Да стремленье охватить
Баб, кого сумел достичь!

Наш народ сказал: Без Бога
Не дойти и до порога.
Всё, всегда в руках его.
Кроме Змея одного!

С утра до ночи харчила
Бедная Наталия,
И, однажды, заключила,
Убежала талия.

Вот она, была и нету,
Стала жизнь расквашивать.
Не идти же ей по свету,
Про побег распрашивать.

То картошки перехватишь,
Со свиными шкварками,
То себе пирог накатишь,
Поделив с товарками.

И Наталья не в сторонке,
Под гуся с селёдкою,
Потребила самогона,
Ну, и пива с водкою.

Не, всего-то ничего-то,
Чисто для приличия,
Только есть всегда охота,
Бабья доля птичия.

Там конфетку умыкнёт,
Не пропустит тортика,
Крем-брюле за раз сомнёт,
Ну, не знает бортика!

Вот и талия в побег,
Сало всюду горами.
Ох, тяжёл ты бабий век
Со жратвою ссорами!

Я несла тоску-печаль,
Расплескать боялася.
И себя саму мне жаль,
Жизня не удалася.

Как ушёл мой атаман
За моря заморские,
Перекинулись в обман
Ветры черноморские.

Стонут, воют, мне несут
Ледяное горюшко.
Жизнь из жил моих сосут,
Слёз пролила морюшко.

Донеслась плохая весть,
Лодьи биты пушками.
Кто в полон попал-Бог весть,
Бабы здесь старушками.

Пол станицы ныне вдов
Ребятишки сироты,
К обороне Край готов,
И ловушки вырыты.

Ждём ответно татарчу,
Да ещё с калмыками.
Запалю пойду свечу,
Самую великую!

Скрою бабскую красу,
Под одеждой чёрною.
Ведь под сердцем я несу
Искорку проворную.

Подрастёт сынок малой,
За отца расплатится.
Будет парень удалой.
Тем Донщина святится!

Прочитал я раз девиз:
Арс лонга, вита бревис.
Мол, искусство  это вечно,
Жизнь людская  быстротечна.

Не, на вид оно красиво.
И со вкусом, не спесиво.
Разъясняет человеку,
Что куда ему до веку.

Лучше пусть идёт «до ветру»,
А искусство вручит метру.
Ну, куда тебе, сермяге,
Выпей, и усни в овраге!

Не угнаться, не успеть,
Лучше выпить и попеть.
Лишь служителям искусства
Близки истинные чувства.

Лишь ценителям служить,
И решать, что будет жить.
А искусство  для искусства!
Свято место и не пусто!

У секвойи жизнь длинна,
Мотыльку и день сполна.
Кто-то в чёрный зрит квадрат,
А иной краюшке рад!

Хлеб испечь  оно искусство?
Или только ремесло?
Вы в Шагала зрите чувство,
Мне от Гойи ум снесло.