У нее прекрасный голосок, сказал я, но вряд ли годится для большой сцены.
На маленькой будет петь.
Еще одна барышня пела, и у этой был свежий, выразительный голос.
После пения играли на скрипке, соло, дуэт с роялью, рояль соло.
И игра была прекрасная.
Я, житель юга, привык к музыке, пению и в своем обществе скучал за этим.
После музыки хозяин позвал закусить чем бог послал. Бог послал немного: две селедки, блюдо жареной говядины, груду хлеба, две бутылки водки и батарею бутылок пива.
А после ужина, когда прочистятся голоса, говорил хозяин, мы хором хватим.
После ужина хватили хором и пели долго и много.
Когда я проходил мимо группы молодых людей, сидевших за столиком и пивших пиво, меня окликнули по имени и отчеству.
Не узнаете? спросил окликнувший тихим сиплым голосом, ласково улыбаясь.
Не узнаете? спросил окликнувший тихим сиплым голосом, ласково улыбаясь.
Я напряг свою память: где я видел эту застенчивую, сутуловатую фигурку, смотрел в эти черные глаза, слышал этот тихий сиплый голос?
Вы статистик, Петр Николаевич? Извините, фамилию забыл.
Антонов, он самый, присаживайтесь, позвольте познакомить: сотрудники местной газеты.
Петр Николаевич года два назад по делам статистики заезжал ко мне в имение.
Принял я было его тогда очень плохо.
Он вошел прямо в кабинет, а я, думая, что это какой-нибудь писарь с окладными листами, сухо спросил его:
Отчего вы в контору не прошли?
Извините, весело ответил Петр Николаевич и уже пошел, когда я догадался спросить его, кто он.
Петр Николаевич прожил у нас тогда несколько дней, и в конце концов мы расстались с ним в самых лучших отношениях.
Я очень обрадовался ему. Его товарищи скоро ушли, и я, так как деревня каким-то непереваренным колом постоянно торчала во мне, на вопрос, как идут мои дела в деревне, рассказал Антонову о всех своих злоключениях.
Антонов, согнувшись, внимательно слушал меня и, когда я закончил, задумчиво сказал:
Какой богатый материал Если бы вы могли написать так, как рассказали Отчего бы, в самом деле, вам все это не описать?
Для чего?
Напечатать.
Собственно, кому это интересно?
Интересна здесь деревня, ваши отношения Насколько я понял, вы ведь вперед, так сказать, предугадали реформу и были добровольным и первым земским начальником Нет, безусловно интересно и своевременно
Если печатать, то где же?
В «Русской мысли», в «Вестнике Европы».
Шутка сказать!
Вы напишите и дайте мне.
А вы какое отношение имеете к этому?
Я тоже пишу.
Что?
Очерки, рассказы.
Вы где пишете?
Прежде писал в «Отечественных записках», теперь в «Русской мысли».
Вы и тогда, когда у меня были, тоже писали?
Да.
Отчего же вы ничего не сказали тогда?
Не пришлось как-то.
Вы что написали?
«Максим-самоучка», «Дневник учителя», несколько рассказов. Он назвал свой псевдоним. Читали?
Нет, отвечал я смущенно, не успел Непременно прочту
Вечер подходил к концу. Где-то в крайней комнате все еще пели хором, но нежные мелодичные звуки как будто все ленивее пробивались сквозь накуренный полумрак комнат. Догорали свечи, и огонь их казался теперь красным. Уже потухло несколько ламп.
Ну, что ж, пора и домой, поднялся Антонов, надо бы нам где-нибудь увидеться еще.
Очень рад, сказал я, если позволите, я приеду к вам.
К нам подошел в это время Абрамсон и, добродушно смеясь, сказал мне:
Собственно, и я очень рад бы был, если бы наше знакомство не ограничилось этим и вы посетили бы мой салон, весь город бывает.
Абрамсон засмеялся, а я записал и его адрес.
На другой день я был и у Антонова и у Абрамсона.
Антонова я дома не застал, а у Абрамсона очень долго звонил, пока дверь вдруг не отворил сам хозяин и весело закричал:
А-а! Пожалуйте, пожалуйте, очень рад, колокольчик не звонит, да и дверь никогда у нас не затворяется.
Он ввел меня в свой маленький кабинет и показал рукой на белую, известкой выкрашенную стену, на которой на листе крупно было написано: «О старости и тому подобных неприятных вещах просят не говорить в этом доме».
Он дождался, пока я прочел, и весело расхохотался.
Понимаете, необходимо это, он показал на свою седину, а то ведь есть такие нахалы, что, если не предупредить, как раз и ляпнут перед кем не надо.
Я вспомнил, что на вечере Яков Львович все время вертелся около дам.
Вы женаты?
Все никак не могу выбрать Не хотите ли чаю, пойдем в столовую.
Столовая маленькая комната, с крошечным столиком и другой надписью на стене. Крупно было написано: «конфеты, закуски, вина» и мелко «в магазине Иванова».
Когда мы перешли в третью и последнюю комнатку, кушетка для спанья стояла в кабинете, Яков Львович сказал:
Ну, что ж, хорош салон? И действительно, ведь весь город бывает, за исключением вашего кружка Ах, потеха. В последний раз была у меня Марья Николаевна Петипа, видали вы ее на сцене?
Ну, конечно.
Я ей: салон, салон, ну, она и вообразила себе в самом деле: приехала в бальном платье, в туфлях, декольте, накидка с лебяжьим пухом. Как раз приехала к закуске. Посадил ее вот на это кресло, спрашиваю: «Закусить не прикажете?» «Что-нибудь, говорит, солененького». Бегу в столовую, только хвост от селедки и остался, несу торжественно с такой физиономией, как будто омар или по крайней мере свежая икра.
Яков Львович рассмеялся и сказал:
На полторы тысячи жалованья что больше можно сделать?
Отчего вы не сделались присяжным поверенным?
Яков Львович махнул рукой:
Мне и так хорошо: счастие не в деньгах, счастие в спокойной совести; есть деньги помог, нет совет хороший
В это время наружная дверь отворилась, и из передней выглянул в кучерской поддевке крестьянин.
А, заходи, сказал Яков Львович. Ну, что?
Ходил.
Ну?
Поступил
Ну и отлично
Благодарим покорно, сказал крестьянин и вышел.
Вот удалось определить в кучера у меня здесь настоящее справочное бюро: приедет концерт давать ко мне, в кучера ко мне, умер бедная семья евреев ко мне. У меня самого ничего нет: есть друзья.
В это время дверь отворилась, вошел новый посетитель.
А-а, крикнул хозяин, увидев гостя, позвольте вас познакомить: учитель реального училища Павел Александрович Орхов, собственно инженер-технолог, но из любви к искусству.
Да знакомы, знакомы уже: у фотографа же на вечере.
Это говорил маленький, живой, с большой кудластой головой, похожий на головастика человечек, постоянно обдергивавшийся.
Да, да, знакомы, сказал я, пожимая руку Павла Александровича.
Зашел к вам, сказал Павел Александрович, садясь, вот по какому делу. Собираюсь я лекцию по геологии прочесть, да не знаю, как сделать у губернатора.
Абрамсон обратился ко мне и сказал:
Как видите, это имеет самое прямое отношение к моей специальности судебного следователя.
Вы ведь хороши с Ермолиным, через него, говорят. Вот и дайте к нему записку, там, что ли, сказал Орхов.
Я сам к нему с вами поеду.
Ну и отлично.
И, обратившись ко мне, Орхов спросил:
Ну, как вам понравилось у фотографа?
Очень понравилось, я и до сих пор не могу прийти в себя от удивления. Я, собственно, точно провалился вдруг в другой мир, о котором никакого представления не имел.
Вот, вот, замигал своими большими глазами Орхов и стал нервно ловить свои обстриженные усы, именно провалился. В столице вы видели, конечно, этих других людей, но не предполагали, что они и здесь имеются уже. Конечно, в городе, где сорок пятьдесят тысяч жителей, народа довольно, но вам как-то представляется весь этот народ не своего круга чем-то очень малозначащим и неинтересным: ну, какие-то там работники, из-за куска хлеба бьющиеся изо дня в день, все поглощенные серой, скучной прозой жизни и, конечно, без всяких горизонтов. А что и есть, то это заимствовано от вас же, людей вашего круга, как заимствуют они у вас и все остальное: моды, манеры, светский этикет. И как все подражательное все это ниже оригинала. Для этого достаточно видеть их издали: на улице, в собраниях, в театре. Словом, была какая-то непродуманная, но твердая уверенность, что вы и ваш круг начало и конец всему, источник жизни и единственный проводник культуры. И вдруг: провалился в преисподнюю в другой мир. Вы когда кончили курс?
Восемь лет назад.
В один год со мной: почти напротив жили Восемь лет всего, и уже не можете прийти в себя от удивления, что увидели всех нас. Хоть назад поступай Все высшее образование, может быть, не задело даже за то, сидящее и в вас и в каждом, что вы увидели у фотографа. Как раз там, где не требуется никаких дипломов, родословных, набитых карманов. Там и Савелов, которого читает вся образованная Россия, и босяк, который, может быть, удивит всех своим талантом, и все эти неизвестные люди труда, совокупным трудом которых является номер, печатный лист газеты, журнала, в них истины этики, политики, социальные и экономические истины, проверенные не пальцем, приставленным ко лбу, а мировой наукой Провалился: корни не в почве, а в корке вдруг оказались Оказалось вдруг, что наш громадный мир только болото на корочке, что есть другой мир, где и настоящая почва, где и жизнь, и знанье, и искусство, где люди трудятся, мыслят, думают, осмысливают Да, да Новые люди из Зеландии приехали, при виде которых в себя прийти не могут. Так вот как. Ну, мне пора
И Орхов вскочил, торопливо сунул мне и хозяину руку и ушел.
Яков Львович возвратился назад смущенный и, разводя руками, сказал:
Вот еще чудак Требует от всех людей какого-то геройства, аскетизма Точно жизнь вот так и идет по прописи
Я сидел сконфуженный, смущенный.
Нет, в самом деле, вам понравился вечер? говорил тоже смущенный хозяин. Надо будет и у меня как-нибудь собраться
Яков Львович возвратился назад смущенный и, разводя руками, сказал:
Вот еще чудак Требует от всех людей какого-то геройства, аскетизма Точно жизнь вот так и идет по прописи
Я сидел сконфуженный, смущенный.
Нет, в самом деле, вам понравился вечер? говорил тоже смущенный хозяин. Надо будет и у меня как-нибудь собраться
Ну, и мне пора
Я встал, откланялся и уехал неспокойный и огорченный.
V
Каждый раз, как приезжал в город управляющий, я нетерпеливо спрашивал:
Ну что? Как поджигатели? Выселяются?
Да ничего Пока и не думают они ни о чем, надеются, что до весны не хватит вас. Чичков говорит: «Где это видано, какой закон потерпит, чтобы без суда выселять нас? Не смеет!»
Управляющий махнул рукой.
Да что говорить? Сплетнями занимаются. Прямо смеются Еще, говорят, столько же денег привезет. Сам будет и прощения просить. Набаловались.