По сюжету, болезненный Шацкий отдыхал у моря, предавался поискам увлекательных фактов из жизни польского поэта Адама Мицкевича, посещавшего Одессу в 1820-х годах во времена южной ссылки Александра Пушкина.
Возрастной герой Веденяпина влюблялся в красавицу Аннету Ромазину. Купеческую дочь родители сослали с первопрестольной на каникулы к морю, к деспотичной тетушке в скромный особнячок близ Французского бульвара.
Шацкий познакомился с юной Ромазиной на пляже Ланжерон при романтических обстоятельствах: отважный профессор палочкой с бронзовым набалдашником героически отогнал от Аннеты наглых, местных жиголо и спас девушку от грабежа и насилия.
На вечерней прогулке под акациями Французского бульвара, на правах спасителя, Шацкий вдохновенно читал юной девице стихи Адама Мицкевича. Рассказывал о скандальных красавицах минувших дней Амалии Ризнич, Каролине Собаньской, в которую поэт был влюблен.
Сумасбродная Аннет предпочла скромному историку авантюриста Григория Фишберга. С одесским шиком Фишберг катался по Одессе в карете с царскими вензелями, возил свою новую пассию по ресторанам, щедро одаривал контрабандой, обряжал «парижскими» нарядами.
Дотошный филер Шацкий, из ревности и оскорбленного достоинства, без особого труда выяснил, что Гриша Фишберг, при всех его великосветских, простите, «понтах», всего лишь мусорщик. Младший Фишберг помогал папаше с вывозом хлама с одесских рынков, магазинов и постоялых дворов. В то далекое время, как и в нынешние времена, это было тоже весьма выгодное предприятие. Романтичная Аннет, узнав о возлюбленном «отвратительные» подробности о его грязной коммерции, которые претили ее аристократическому духу, не смогла побороть чувство неловкости и, наперекор своей девичей влюбленности, прервала отдых и отбыла к родителям в купеческую Москву. Следом за ней отправился неугомонный Шацкий.
Вот, собственно, и весь незамысловатый сюжет будущего фильма.
Непризнанный сценарист, хронический эпизодник Рома Веденяпин не стал вмешиваться в переделку вялого сюжетосплетения. Никто бы и не позволил. Однако, на вечерних посиделках в студийном буфете он нагло предложил режиссеру на финальных титрах хотя бы порадовать зрителя известием, что легкомысленная Аннет, обманом завлеченная в таверну на прощальное рандеву с подлым Фишбергом, лишилась чувств, опоённая снотворным и отправилась, зашитая в мешковину, вовсе не к родителям в Москву, а в грязный, пропахший рыбой, вонючий трюм торгового судна. Тем же вечером купеческую дочь, вместе с десятком таких же несчастных невольниц, увезли в неволю, в Турцию.
Режиссер многозначительно нахмурился неожиданному повороту сюжета и обещал подумать до завтрашнего дня. Как это обычно делают некоторые кинодеятели, когда задумывают позаимствовать чужую разумную идею, а позже выдать за свою.
Обратим внимание читателя на прозорливость актера Веденяпина и некоторую его способность предвидения ближайших событий. Расставим в истории о современных рабынях и невольницах далекого прошлого все точки над «i», как говорят графоманы, и сообщим, что вторым оператором на фильме работал Роберт Воротов. Эпизодические роли сыграли актрисы Инга Шеметова, младшая сестра пропавшей Элины (о трагической судьбе которой было рассказано в киноповести «Сосуд для слез»), и ее подруга Яна Кудасова, приглашенные на съемки фильма «Лилия на песке» по настоятельной просьбе Воротова. О судьбах девушек было более подробно рассказано в романе «МАСКАРОН».
У эгоиста Ромы Веденяпина дружеских отношений с мрачным верзилой, оператором Воротовым не сложилось. На съемках фильма они проживали в соседних номерах, существовали рядом, но будто бы оставались в параллельных мирах. Разные они были люди, по интересам, характерам и воспитанию. Роман предпочитал одиночество, хотя порой отвлекался на выпивку с коллегами. Воротов ставил по главу угла выпивку, порой отвлекаясь на работу вечно вторым оператором.
Через два дня съемок дотошный, образованный эрудит Веденяпин со скандалом уличил сценариню в наглом воровстве и неточности, которую он допустил сознательно, когда поведал режиссеру в студийном буфете об ином финале фильма. А режиссер, неосторожно или намеренно, пересказал сценаристке эту занятную идею, которую наглая барышня за два дня тут же прописала в следующей версии сценария. К большому неудовольствию самого автора идеи Романа Веденяпина.
На сборе съемочной группы негодующий Рома наговорил сценаристке отменных гадостей, уличил ее в плагиате и заявил, что несчастных девушек могли в то время увезти к берегам Османской империи, но никак не в Турцию. Турецкая республика была провозглашена много позже, в году этак 1923-ем. А действие вымышленных персонажей фильма, согласно сценарию, происходит в конце XIX века1. И все эти красивые литературные фразочки, заимствованные наглой сценаристкой: «зашитая в грубую мешковину», «невольницы», «вонючий трюм торгового барка» и прочее, Веденяпин самолично приписал синим карандашом на полях своего экземпляра сценария, который он тут же и предъявил изумленной группе. Актерским поставленным баритоном Рома с выражением зачитал самые впечатляющие отрывки оригинального сценария. У самой сценаристки по тексту все было изложено довольно формально, сухо, пошло, а порой совершенно безграмотно. Едва ли дама, прожившая всю сознательную жизнь в Полтаве, вдали от моря, могла знать такое флотское понятие, как «барк», отличить «шхуну» от «шаланды».
«Ужастные эти люди, эти дикие жадные бандиты поездили в телегах на Малороссии и скрали много безвинных девиц», безграмотно, с грамматическими ошибками писала сценаристка, и с удовольствием цитировал вслух Веденяпин, акцентируя на самых ударных фразах:
Поездили «на»! Скрали! Вообразите, господа кине-матом-графисты?! Какой высокий штиль?! Какая культура написания?! Какой «ужаст»?! потешался актер и продолжал цитировать:
«Профессор Шацкий горько обрыдался, только по приезде в унылый Сан-Петербургер, узнав о судьбе несчастной своей возлюбленной».
Только представьте, господа-товарищи, как «горько обрыдался» профессор «по приезде» в Санитарный Петербургер! паясничал Рома. Я вас умоляю, братья-коллеги, Шекспир закололся бы гусиным пером, узнав о творчестве нашей уважаемой тёти Сони с Привоза!
Скороспелый «Сан-Петербургер», видимо, дописанный и отпечатанный сценаристкой, буквально, вчера поздним вечером, сразил образованного Веденяпина наповал. Группа валялась по стульям от хохота при выразительном художественном чтении актера. Режиссер попытался замять инцидент и попросил всех разойтись. Сценаристка пребывала в полуобмороке. Веденяпин не стал щадить даму «бальзаковского возраста», добил писательницу, что тухлыми «петербургерами» он сыт по горло, и гордо удалился, собираясь напиться в одиночестве.
После первого прочтения сценария в Одессе перед съемочной группой, столичный актер подшучивать над графоманкой не стал. Нынче, после откровенного плагиата, устроил свой публичный «творческий» вечер и презрел сценариню окончательно.
Дня через три Рома еще раз засветился в обшарпанном номере «запойного общежития киношников» гостинице «Экран», где под общий гогот собутыльников устроил чтения сценария, что называется, в лицах. На славную вечеринку внезапно нагрянула сценаристка, гнать ее не стали. Она просидела минуток десять на продавленной койке мрачнее бездомного пса с Молдаванки, и удалилась. Предовольные слушатели ржали так, что через полчаса в тесном, одноместном номере набилось человек двадцать, жаждущих продолжения спектакля одного актера.
На другой день уязвленная писательница вознамерилась извести, вымарать из своего «бессмертного» творения персонажа по фамилии Шацкий в исполнении талантливого чтеца Веденяпина. Неуемная шизофреничка написала на имя директора киностудии кипу заявлений, прошений, жалоб и кляуз. Но был уже отснят приличный метраж «фильмы» с пошлым названием «Лилия на песке». Веденяпина Шацкого никак нельзя было ни заменить, ни выгнать с роли, на беду и полное расстройство сценаристки лентяйки, обжоры и неряхи.
Наглец Веденяпин получил устный выговор от директора фильма за «публичное оскорбление автора сценария», лишился будущей премии и совсем расслабился, растворился в своих мыслях и несбыточных чаяниях. Творческий пыл и актерский задор московского фигляра угас. Но ненадолго. Веденяпин намеревался без конфликтов, скандалов и провокаций тихонько и неприметно отсидеться, отбыть «повинную» на съемках до августа месяца и остаться на «озвучку» роли. Мечтать не вредно, если нечем заняться.
После лишения премии за оскорбление «блатной» сценаристки, актер умерил свой нрав и пыл. Вполне искренне поблагодарил руководство фильма и киностудии, что не сняли с роли и вознамерился тихо и спокойно в часы отдыха между съемок беззаботно поплавать в море, поваляться под солнцем на пляжах Аркадии, а вечера дополнить прогулками в одиночестве и возлиянием прохладного пивка на открытых верандах кафешек знаменитой Дерибасовской.
Герои-любовники были не в амплуа Веденяпина, при малом-то пушкинском росте и физиономии клоуна (!), но Рома терпеливо настроился на курортный роман с любой мало-мальски привлекательной особой.
С актрисой на главную роль ему не повезло однозначно. «Гэкающая», прыщавая «курсистка» из стольного града Киева оказалась протеже самого (!) генерального продюсера фильма. Актёрка явилась отвратительной аллегорией на само название фильма, смутила своей внешностью даже угрюмую сценаристку, ведь «Лилия», получалось, виделась режиссеру и продюсеру именно такой худосочной стервой.
Выпускник знаменитой театральной «Щуки», временами интеллигент, не красавец, но вполне себе мужчина в «соку», Веденяпин впал в уныние, в перерывах между съемок принялся неумеренно попивать водочку в студийном буфете. График производства «фильмы» случился напряженный, без выходных дней, положенных когда-то в советское время по законам о труде. Продюсеры тратили деньги экономно и расчетливо. Романа успокаивало одно: по сюжету фильма ему не придется целоваться в кадре с прыщавой актёркой из почтенного заведения имени Карпенко-Карого2.
Герои-любовники были не в амплуа Веденяпина, при малом-то пушкинском росте и физиономии клоуна (!), но Рома терпеливо настроился на курортный роман с любой мало-мальски привлекательной особой.
С актрисой на главную роль ему не повезло однозначно. «Гэкающая», прыщавая «курсистка» из стольного града Киева оказалась протеже самого (!) генерального продюсера фильма. Актёрка явилась отвратительной аллегорией на само название фильма, смутила своей внешностью даже угрюмую сценаристку, ведь «Лилия», получалось, виделась режиссеру и продюсеру именно такой худосочной стервой.