Звать тебя будут
Стоп!
На этом месте редактор отложил рукопись в сторону и стал задумчиво стягивать с носа очки. Стянул и принялся старательно их протирать, давая мне возможность приготовиться к самому худшему. Я приготовился. А он протер до последней диоптрии, решительно водрузил очки на место и сказал:
Не пой дет!
Именно так, с разбивкой на три такта.
Но почему же? Хороший сюжет
Лично я ничего хорошего в нем не вижу, сухо сказал редактор. И эта странная фраза: «Звать тебя будут» Что это еще за намеки на здесь он понизил голос, и окончание я не разобрал. Откуда это у вас? Суворова-перебежчика начитались?
Но ведь это пародия, пытался я объясниться. Вполне безобидная пародия!
Пародии безобидными не бывают, уж вы мне поверьте, редактор держал рукопись с таким видом, будто собрался топить ее на моих глазах. Если бы рукопись замяукала, я бы не удивился. Все эти «лютики», агенты Лубянка, наконец. По-вашему, это безобидно?
Но, может быть
Нет, не может! Это я вам как редактор говорю, здесь рука у него задрожала, и страницы посыпались на столешницу. Вы про собак писать не пробовали? неожиданно мягко спросил он.
В каком смысле?
В прямом. Например: жил старик, и была у него любимая собака. Однажды она околела. Завернул старик собаку в одеяло и отправился хоронить
Пересказал что-то очень знакомое и добавил: «Вот о чем надо писать! Между прочим, за прошлый год автору премию дали».
Таким как я премии не дают: хоронить литературных собак я не умею. Смущенно пробормотав что-то вроде: «Да-да, конечно и фраза», я попрощался и покинул кабинет, пообещав на досуге подумать насчет сюжета.
В коридоре меня охватил запах старых подшивок, недолговечной славы и ношеной обуви. Свернув рукопись трубочкой, я продудел в нее: «Облом!» И подался к выходу.
Внезапно я остановился. Нет, это меня остановили! Энергия чьей-то злой воли заставила на секунду задержаться у двери с алюминиевой цифрой 6, косо прибитой к рыжей филенке. Меня охватило предчувствие назревающего скандала. И я не ошибся. Вдруг громыхнуло за дверью сердитое: «Только через мой труп!» Стеклянными осколками осыпался женский смех, тотчас же раздавленный грубыми мужскими голосами:
«Хорошо ему там, в Швейцарии, о русской душе рассуждать!»
«Это ты верно подметил: та еще штучка!»
«Да что вы к нему прицепились? Хороший роман»
И снова что-то про штучку, про душу и про Швейцарию.
Неожиданно дверь распахнулась, больно ударив меня в плечо.
Я извиняюсь, Парень лет тридцати в несвежем костюме сделал вид, что смущен дальше некуда. Стрельнул глазами на рукопись, спросил. Вы сюда? И тут же крикнул в глубину комнаты: Эй, Фиолов!
Человек, сидевший за столом, поднял голову, и я увидел помятое лицо гения. Из-под курчавой седины проглядывал лоб Заратустры. Блеснули очки, поймали меня в фокус и тотчас же угасли. Очевидно, никакого интереса я для гения сейчас не представлял.
Да вы проходите, не стесняйтесь. У нас здесь запросто, засуетился в костюме. Я смущенно забормотал что-то насчет редактора и Лубянки, но меня уже не слушали.
Открыли дверь шире. Пришлось войти.
Итак, я вошел в кабинет. Поздоровался («Здррррр», прозвучало в ответ). И протянул рукопись гению по фамилии Фиолов.
Ага! сказал гений, и уткнулся в рассказ. За спиной мелко прыснули.
Я оглянулся. За соседним столом сидела девушка. Такое небесное создание, сущее облачко в майский день. Я улыбнулся. Впрочем, без особого успеха. Небесные создания меня вниманием не жалуют. Наверное, я кажусь им слишком уж земным.
Мы не познакомились, ревниво заметил в костюме, и одарил меня щедрым рукопожатием. Штопоров. Володя. Поэт.
Я назвался. Поэт сделал вид, будто бы раньше где-то уже слышал мое имя. Не скрою: стало приятно.
Что? Епихин? Ну, как же!.. ввернул и гений, на секунду выглядывая из-за рукописи. Стало приятней вдвойне.
А не освежиться ли нам? тут же предложил Штопоров. Время, знаете ли, к обеду
Категорически поддерживаю, отозвался Фиолов, и покосился на соседний стол.
Тотчас же облачко пришло в движение, начало густеть и наливаться небесным электричеством. В считанные секунды оно приняло вид шаровой молнии. Фиолов заторопился. Подхватил рукопись и устремился к двери.
С концами, Борь, или как? сверкнула из-за стола странная фраза.
Как получится! туманно отвечал Фиолов, выскакивая за дверь.
Вскоре мы уже сидели в кафе и обсуждали достоинства моего рассказа.
Лютик это находка! И Железный тоже находка, восторгался Фиолов, то и дело отрываясь от рукописи, чтобы выпить вина. А про Лубянку, так вообще Классный сюжет!
А вашему редактору не понравился, сказал я грустно.
И не удивительно, он сам из бывших, ввернул Штопоров и оглянулся по сторонам. Про Бродского, надеюсь, слышал? Его работа.
Но как же?..
Элементарно. Правду в мешке не утаишь! В глазах у Штопорова плясали мелкие бесы. Он про Суворова что-нибудь спрашивал?
Спрашивал.
На испуг тебя брал. А написать про собаку советовал?
Ну.
В друзья набивался!
Стало душно. Две пуговицы на рубашке расстегнулись как бы сами собой. Из шести занятых столиков как минимум пять прислушивались к нашему разговору. Бравый молодец за стойкой покосился на нас и сделал вид, что старательно готовит коктейль. Тихо жужжал диктофон, замаскированный под миксер.
Ты с редактором поосторожней, гнул свое Штопоров. Тот еще гусь! Между прочим, майор.
То есть как?
Да вот так, в свою очередь вставил Фиолов. Небось, уже доложил, кому следует А рассказ у тебя замечательный. Сильный рассказ, добавил он, торопливо прожевав бутерброд. Что, еще по одной?
Приняли еще по одной. Что было дальше не помню.
Короче, звать тебя будут так, товарищ черкнул на бумажке короткое слово. Смотри сюда, второй раз писать не буду. Запомни и забудь!
Герой зашевелил губами. Запомнил. Забыл. Товарищ бросил бумажку в пепельницу и поднес спичку. Жучок-древоточец в стене растерянно пискнул и отключился.
Задание у тебя простое. Думаю, справишься, ободрил товарищ. Значит, так. Ищешь. Находишь. Хвалишь. И тут же дискредитируешь. Все понятно?
Ищу. Нахожу. Хвалю. И тут же дискредитирую, старательно повторил герой. А с матом хвалить можно? Или только дискредитировать?
Смотри по обстоятельствам. И не забудь про отчет о проделанной работе. Иначе без довольствия останешься, посоветовал товарищ уже в прихожей. Невнятно попрощался и ушел, надвинув кепку на глаза. Прошелестели и стихли шаги на черной лестнице.
В тот же вечер герой, отныне имевший отличный псевдоним и привлекательную биографию, забрался в Интернет и приступил к планомерным поискам подходящей кандидатуры. Впервые столкнувшись с явлением массовой литературы, он поразился обилию прозаиков, беллетристов, романистов, эссеистов и просто писателей, однажды запутавшихся во «всемирной паутине». В коконах литературных сайтов грузно ворочались классики, жужжали маститые авторы, махали крылышками таланты, пищал одаренный молодняк. А над всем этим гудела на все голоса туча непризнанных гениев.
Герой растерялся. В поисках подходящей кандидатуры он суетливо тыкался в клавиши, но всякий раз неудачно. Сначала попался какой-то Сидянкин Роланд с воспоминаниями о своем детстве на плато Питон де ля Ривьер Нуар (это где-то в Маврикии). Питон де ля герой отмел, не задумываясь, вместе с Сидянкиным и Ривьер Нуаром: для России проблемы плато были неактуальны.
Не подошел для дискредитации и прозаик Эрих-Мария де Санта Рафаелов (явный псевдоним!). А вот над романом «Роковое пристрастие» молодого писателя В. Кладиногова (кажется, из Урюпинска) герой надолго задумался. Чем-то идеологически вредным и политически чуждым повеяло от первых же строчек кладиноговского романа:
« А вы слышали, господа? У нас в Европе наконец-то появился живой призрак, сказал герр Шульц, на секунду отрываясь от пивной кружки. Говорят, вчера днем его видели на Кайзерштрассе. Фантастическое зрелище! Мой сосед, господин Маркс, так разволновался, что пообещал сочинить манифест»
Писатель явно задирался и лез на рожон. Однако, прикинув, где Урюпинск, а где Кайзерштрассе, герой решил, что дискредитирует автора в другой раз. И снова взялся за поиски подходящей кандидатуры.
Неожиданно герой вздрогнул. Произошло это ровно в 3.48 a.m. Сначала он ничего не понял, потом вчитался и ощутил легкий озноб. Судорогой свела мысль: «Да это же про меня написано!»
«Товарищ ясно сказал:
И чтоб в Сети никаких портретов! Категорически воспрещается.
И даже со спины нельзя? спросил пока еще безымянный герой, на что товарищ из органов лишь усмехнулся:
Со спины можно. Только без особых примет. Вот как у меня.
И показал герою свою неброскую спину»
Фамилия автора ровным счетом ничего герою не говорила. Мало ли на свете таких Епихиных! Но сам текст интонация А главное, творческий подход. В общем, ясно, куда этот Епихин клонит.
Пункт номер один и номер два можно было считать выполненными. Теперь надо было кандидатуру расхвалить. До утра герой думал, как это сделать и с чего начать.
А утром придумал.
«Только что прочитал ваш рассказ. Не удержался и копирнул себе в архивчик. Черт возьми это просто здорово! писал герой, от волнения глотая запятые. Характеры выверены персонажи жизненные. Читается-прочитывается на одном дыхании. Не примите за поучительство, но скажу одно так держать! Надеюсь на дальнейшее сотрудничество в плане обмена мнениями по части ваших новых талантливых произведений.»
Приписал еще что-то про верность традициям Пушкина (а куда нынче без них?), да на e-mail этому самому Епихину письмо и отправил. А заодно уж и к сайту хвалебную рецензию прилепил. Чтобы всем было видно.
А дальше по плану.
Очнувшись, я несколько минут лежал, не открывая глаз. Привыкал к незнакомой обстановке. Одет, обут и на мягком? Значит, не казенный дом. Как говорится, и на том спасибо
Не знаю, как у других, а у меня большинство историй почему-то начинаются с выпивки. Сам не знаю, за какие грехи несу этот тяжкий крест. Не иначе как в детстве Венички Ерофеева начитался. А ведь так хорошо все начиналось! Зашли в кафе, за стол сели. Завели разговор по душам. И Фиолов: рассказ мой читал, два раза за бутылкой ходил. И правда, гений.
Вспомнив про гения, я с трудом открыл глаза и повел взглядом по сторонам. В сером предутреннем мареве проступало что-то из мебели. Пахло пролитым пивом и вчерашней пепельницей.
Надо было вставать и идти.
Но куда? И зачем?
А живые здесь есть? услышал я знакомый голос