С туманицей дым огня слился,
и за стены я вовремя скрылся;
на колени пред ними не встал,
из под ромони обоймы достал.
Залил я цыплятою две наганы
и спалил стоймя в их калганы:
двух ментов я наповал сразил,
мухи шометом в рыла вонзил
Со цветными играл в жмурки,
но намертво связал я шнурки;
с мильтонами играл в прятки,
но в конце навострил я пятки.
На псов ораву я напал рогами
и крозе облаву скакал ногами,
но маслины ко мне прилетели,
капли крови из тела вылетели
Мигом сице покатил на таран,
но в итоге получил много ран;
на пути я расстался с мешком
и по окраине потопал пешком
Боком вышло обеим всё дело,
таском повели раз и моё тело:
не совсем я уканал от погони,
и вскоре помчат меня вагоны
На окраине глухой
Фраеров склад ковырнул уркан,
башли там украл он с ланцами;
на шнифера не накинули аркан:
от легашей удрал он с концами
Стиной на стенах он отразился,
проче наспех от погони свалил;
отважно с гапками он сразился,
обаче орех от мильтона словил
Из пецы вылил кровь жиганец,
но таче повязал шматом ранку;
патронами залил свой наганец,
во дворе принял залпом ханку
По окраине глухой он поканал,
оставив места людой набитые;
вскоре до железки он доканал,
заметив руины ванов забытые
Восе по крышам домов бродит:
нема внутри никаких жильцев;
помале сверху на город глядит:
нема вблизи поганых рыльцев
Вегана стон толпа не услышит,
тока вороны кружат над гычей;
раненый волк на ладан дышит,
но свен помоги витает и ничей
Под стук колёсный вор кимает:
вагоны вот по рельсам хлывут;
потом он веки свои поднимает:
облака вот по небесам плывут
Взоры до синих далей заводит,
дымкой сена создавая марево;
вскоре лучи свои соле отводит,
в небосклоне оставляя зарево
Над городом опускается вечер,
бродяга устало слегка дремлет;
по городе вихрем гуляет ветер,
бродяги волоса шибко треплет
Сумрак модом стелется вокруг,
из нагара вот мерцают огоньки;
с трудом он подымается вдруг,
в чердак прокоцают его коньки
Огонь зажёг в темени мрачной
и молча хрястал сухари в тиши;
потом залёг в гимани табачной,
а кругом шастали серые мыши
В чердаке сыром немота царит,
только враны местами каркают;
ни лампада в темноте не горит,
только светила вдали сверкают
Время в околице скоком бежит,
и вскоре наступает глухая ночь;
воряга на полу спокойно лежит,
до снов разгоняет мысли прочь
Светит селена с глянцем рудым,
зыркает через дырку на крыше;
дрожит осе вор тельцем худым,
харкает таче кровью в камыше
Над штацем скоро заря настаёт,
из за горизонта выканает балда;
от спячки ночной нагара встаёт,
свону в чердак приканает галда
Свет проникает с аромой весны,
а венто кроны кедров колыхает;
урка не симанит скворца песни,
зане там вечным сном отдыхает
Ночной странник
Ночной странник
Над городом наступает ночь
От ментовки двинув прочь,
со шрамами на лице
вентает странник по улице
Мглою серой окутала темень
Ко штанам стиснув ремень,
с жиганским ножом
вентает странник на рожон
Во дворах царит лютый хлад
Скоро покинув мутный сад,
с кепочкой на башке
залепит он хату по замашке
Лампада горит в глухой тиши
На пол спрыгнув со крыши,
с махорочкой в устах
тайком он скрылся в кустах
Толком никто не знает,
из каких мест вандер приходит,
накой рыщет ночами по городу;
толком никто не знает,
в какие места скиталец входит,
что ищет он один свене народу.
Он, словно дикий зверь,
из дальних сторон сюда катает,
по делу чапая глухими тропами;
он, словно дикий зверь,
в нахте тёмной добычу хватает,
на охоту чапая тихими стопами.
Как рецидуй со стажем
по стронам он тернисто взирает,
коцаные хавиры ставив на уши;
как рецидуй со стажем
полные мезоны начисто стирает,
на стирках не заставая ни души.
Как завершает он дело,
шоментом на дорогу выканает,
отрывается со своими ланцами;
как завершает он дело,
по обратным дорогам отканает,
сматывается со всеми концами.
Следы заметая за собой,
не светится на делах шпанских:
тень его с темнотою сливается;
следы заметая за собой,
не зрится в кутерьмах штацких:
тень его до зарянки смывается
В дикой житухе одинок:
не гуляет по барам и бардакам,
не имея при себе лавья и друга;
в дикой житухе одинок:
гуляет он по банам и чердакам,
не имея при себе семьи и круга.
Жил в скитаниях всегда,
топал по стране веган ластами,
якорей не запускал на порогах;
жил в скитаниях всегда,
спал в пещерах и под мостами,
здоровье исчерпал на дорогах.
По жизни каная наугад,
ударился с погаными ментами,
порою попадал он под стражу;
по жизни каная наугад,
чалился с лагерными кентами,
долго зоны топтал он за кражу.
Снова в розыске жиган:
браслеты мусора готовят вору,
но пока не зависает в западне;
снова в розыске жиган:
нигде мусора не находят нору,
хоть вовсе не почивает на дне.
Впереди сумрак и туман:
удача зверю ожидает на скоке,
если обратно в заман схипнет;
впереди сумрак и туман:
чалка зверю ожидает на сроке,
если лапами в капкан влипнет
Над городом наступает ночь
От ментовки двинув прочь,
со шрамами на лице
вентает странник по улице
Мглою серой окутала темень
Ко штанам стиснув ремень,
с жиганским ножом
вентает странник на рожон
Во дворах царит лютый хлад
Скоро покинув мутный сад,
с кепочкой на башке
залепит он хату по замашке
Лампада горит в глухой тиши
На пол спрыгнув со крыши,
с махорочкой в устах
тайком он скрылся в кустах
Волчья страда
Град сей тихим сном кимарит,
что стоит под лунным светом;
в гимели ворон чёрный парит,
смотрит он за моим силуэтом
Чапаю один по улице ночной,
от долгих путей усталый весь;
тайком вышел с хаты дачной,
с уловом ухожу обратно в лес
Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.
Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.
Выбрал я же волчью страду
и похлыл в одиночку в леса:
не живу по людскому стаду;
держат меня за лихого беса.
В нагаре я начинаю наскоки,
когда царит там глухая ночь;
без гамов я совершаю скоки,
таче шометом двигаю прочь.
После кражи я ланцы мотаю,
за собою не оставляя метки;
от ментов подальше я катаю,
и петлю не кидают на ветки.
Но нелегко грести без краха,
можно да за решку влипнуть,
раз иду на скачки без страха,
не меняя терновый мой путь
Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.
Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.
Витаю в лесах свене народа
и хлыву по жизни одиноким:
иной сице стала моя порода,
давно слыву я зверем диким.
Без корней да семьи шастаю
и сплю под небом открытым;
нужды немень во мне в стаю:
для всех остался я закрытым.
Не знаю законов да властей,
качу только по своему креду;
волей дышу до мозга костей
и ваном считаю дикую среду.
Тропу мою николи не покину,
да морте таким меня примет;
может в неволе коней откину,
но во мне свобода не сгинет!
Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.
Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.
Град сей тихим сном кимарит,
что стоит под лунным светом;
в гимели ворон чёрный парит,
смотрит он за моим силуэтом
Чапаю один по улице ночной,
от долгих путей усталый весь;
тайком вышел с хаты дачной,
с уловом ухожу обратно в лес
Волк и волчица
Волчья страда
Град сей тихим сном кимарит,
что стоит под лунным светом;
в гимели ворон чёрный парит,
смотрит он за моим силуэтом
Чапаю один по улице ночной,
от долгих путей усталый весь;
тайком вышел с хаты дачной,
с уловом ухожу обратно в лес
Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.
Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.
Выбрал я же волчью страду
и похлыл в одиночку в леса:
не живу по людскому стаду;
держат меня за лихого беса.
В нагаре я начинаю наскоки,
когда царит там глухая ночь;
без гамов я совершаю скоки,
таче шометом двигаю прочь.
После кражи я ланцы мотаю,
за собою не оставляя метки;
от ментов подальше я катаю,
и петлю не кидают на ветки.
Но нелегко грести без краха,
можно да за решку влипнуть,
раз иду на скачки без страха,
не меняя терновый мой путь
Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.
Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.
Витаю в лесах свене народа
и хлыву по жизни одиноким:
иной сице стала моя порода,
давно слыву я зверем диким.
Без корней да семьи шастаю
и сплю под небом открытым;
нужды немень во мне в стаю:
для всех остался я закрытым.
Не знаю законов да властей,
качу только по своему креду;
волей дышу до мозга костей
и ваном считаю дикую среду.
Тропу мою николи не покину,
да морте таким меня примет;
может в неволе коней откину,
но во мне свобода не сгинет!
Человеком я родился,
но человеком не стал:
на донце не скатился,
на тропу волка встал.
Сице живу особняком,
раз далеко не лохмен:
слыву диким босяком,
и зовут меня Wolfmаn.
Град сей тихим сном кимарит,
что стоит под лунным светом;
в гимели ворон чёрный парит,
смотрит он за моим силуэтом
Чапаю один по улице ночной,
от долгих путей усталый весь;
тайком вышел с хаты дачной,
с уловом ухожу обратно в лес
Волк и волчица
Порхают враны с порывом ветра,
осе над рощей кружат в темнице;
снегом замело и мазарные петра,
где два гопника лежат в земнице
Были уголовною парой громилы,
оба известны в разбоях славных:
банки кагалой отважно грабили;
их отмечали в новостях главных.
Вереница грабежей за той парой;
легаши топали за разбойниками,
но делали ноги с добытой сарой;
гады многие стали покойниками.
Стали кровными врагами закона,
от них шмасти приняли стукачи;
бриганты ловко избегали загона,
но власти не менжевали уркачи.
Босяки по штадам колеса катали,
не имея хоть крыши над гычами;
в прошлом за дела срока мотали,
их монтали покадрили с кичами.
И после призона гнали на гранты,
за собою таранили новый шлейф;
и внове контора готовила кранты,
но скитальцы не засели на дрейф.
Удары хватали в пути тернистом,
и закрыли на воров многие двери;
потом витали в урмане тенистом,
укатив от градов как дикие звери.
Но не вечно светило лихой банде,
и скоро кинул грабителей шанец:
вместе попали в укромной шанде,
падлы на хевру поставили конец.
С концами не отвалили от погонь,
и цветные волчье логово осадили;
таче ганцы открыли залпом огонь
и в них обоймы наганов засадили.
В сизом дыму взлетели все башли,
в крови упали два пробитых тела:
урки вечный покой вместе нашли,
но мир запомнит их славные дела