Совсем иное дело, когда художники на картинах духовного содержания сопоставляют личности, часто разделенные друг от друга столетиями. Мы встречаем это у итальянских художников даже лучшей эпохи, например у Рафаэля. Часто Мадонна с младенцем изображена сидящей на кресле, окруженная справа и слева святыми; или мы видим мистическое обручение св. Екатерины с Христом-младенцем; или св. Франциска из Ассизи с Кларой, являющихся среди пастухов в Вифлееме, чтобы поклониться новорожденному Спасителю. В таких художественных произведениях изображено собственно не историческое событие; они являются религиозными картинами, аллегорически изображающими известную идею. Кроме того, святые часто обозначают лишь крестные имена жертвователей картины.
Когда дело касается ж а н р о в ы х картин, т. е. сцен из обыденной жизни, в которых также могут играть роль личности с историческим именем и известностью, то в отношении идеи, долженствующей быть присущей такому роду художественных произведений, мы отдадим пальму первенства тем жанрам, в которых метко выражен характер представленного общественного слоя в каком-либо определенном, ему соответствующем событии. И здесь картина должна способствовать изображению изящной, хорошей идеи. Изображения пошлости и грубости простого народа (толпы) и его излишеств должны быть строго осуждаемы, если при этом не видно стремления к примирению с идеалами жизни.
Когда дело касается ж а н р о в ы х картин, т. е. сцен из обыденной жизни, в которых также могут играть роль личности с историческим именем и известностью, то в отношении идеи, долженствующей быть присущей такому роду художественных произведений, мы отдадим пальму первенства тем жанрам, в которых метко выражен характер представленного общественного слоя в каком-либо определенном, ему соответствующем событии. И здесь картина должна способствовать изображению изящной, хорошей идеи. Изображения пошлости и грубости простого народа (толпы) и его излишеств должны быть строго осуждаемы, если при этом не видно стремления к примирению с идеалами жизни.
В п о р т р е т е первым, хотя не единственным условием художественного достоинства его прежде всего является сходство с изображаемой личностью. Весь характер изображаемого должен исходить из психологической правды и быть ею проникнут. Личность должна быть на портрете такой же, какой она была в жизни. В выражении лица, в позе и во всей осанке должна проглядывать душа изображенного. Когда художник обставил портрет различными принадлежностями, то последние не должны составлять сути картины и потому не должны поражать на первом плане глаз смотрящего; напротив, при первом взгляде наибольшую притягательную силу должно иметь лицо изображаемого. История искусства может указать много таких портретов, которые соответствуют самым строгим требованиям критического суждения.
Но как можно говорить о сходстве портрета лица прошедших веков, которое нельзя было лично знать? Кто может поручиться за подобное сходство? Однако ж это возможно!
Когда портрет представлен в такой индивидуальности и так характерно, что изображенное лицо, будто живое, выступает перед нами, мы в этих случаях говорим: таким изображенный, вероятно, был при жизни! Посредством изучения богатых собраний портретов мы знакомимся со столькими знаменитыми личностями прошлого и так свыкаемся с их физиогномиями, что они представляются как бы нашими современниками, с которыми мы лично знакомы. В особенности легко и верно схватываются образ и характер личностей, изображенных разными художниками и представленных, следовательно, в различных моментах (ибо каждый художник самостоятельно схватывает их особенности). Так, нельзя забыть портрет знаменитого голландского писца Коппеноля, сравнив портреты его Рембрандта и Корнелия Фишера. Портреты Людовика XIV, Ришелье, Мазарини, Гардонена де Перефикса и т. д. много раз писались французскими живописцами и своевременно гравированы лучшими художниками. Сравнение одного и того же портрета различных мастеров много способствует выяснению настоящих черт лица, а с другой стороны, оно облегчает верное суждение о художественном совершенстве каждого портрета в отдельности.
Было время испорченного вкуса и неразумной благоговейной лести к знатным, не останавливавшейся даже перед явно смешным. Художники, не обращая внимания на их высокое призвание, присоединялись к толпе придворных и, чтобы льстить знатным особам, окружали их воображаемой, неверной обстановкой, изображая их в костюмах древних героев или богов. Нужно отнести к шаловливым модам того времени изготовление художниками, по приказанию свыше, портретов знаменитых любовниц и куртизанок в образе Леды или Венеры в соответствующем (отрицательном) костюме, как, например, представлена известная г-жа Козель Венерой на колеснице из раковин; или когда в Англии, увлекаясь ложной сентиментальностью, представляли прославленных придворных красавиц прошлого столетия пастушками, как, например, была нарисована любовница Гвин (Gwinn) художником Лели (в сочинении I. Шмита встречается еще несколько таких случаев[12]). Но с точки зрения истинного искусства нельзя оправдать изображение, например, Людовика XIV в римской тоге или, как это сделано уже в новейшее время, Наполеона I в образе Тезея (раб. Канова). Каждая личность, в каком-либо отношении влиявшая на ее среду, представляется центром в окружающем ее мире. По одному можно заключить о другом, одно объяснить другим. Но в указанных случаях центр (портрет) поставлен в совершенно новые, ему не свойственные сферу и обстановку, и результатом этого является аномалия. Такие-то портреты называли историческими! Сказанное достаточно объясняет всю неверность такого названия.
Ad b. При изображении ж и з н и ж и в о т н ы х самым скромным требованием художественности является верное понимание естественной истории животного. Мы говорим самым с к р о м н ы м требованием, потому что истинный художник должен возвыситься от животного к духовному, он не должен напирать на одно скотское в животном, а вдохнуть в природу его духовную идею. Для объяснения мы здесь укажем на примере. Вот счастливая львиная семья: в пещере львица играет и лобызает молодых, которые, невинно шаля, прижимаются к ней, между тем как лев, гроза пустыни, с гордой гривой сторожит вход в пещеру. Зверское страсть к хищничеству и к крови здесь как будто скрыто в идее родительской любви и попечения. В наблюдателе невольно рождается мысль о могуществе начала, одушевляющего как человека, так и животное к самоотверженной любви.
Ad b. При изображении ж и з н и ж и в о т н ы х самым скромным требованием художественности является верное понимание естественной истории животного. Мы говорим самым с к р о м н ы м требованием, потому что истинный художник должен возвыситься от животного к духовному, он не должен напирать на одно скотское в животном, а вдохнуть в природу его духовную идею. Для объяснения мы здесь укажем на примере. Вот счастливая львиная семья: в пещере львица играет и лобызает молодых, которые, невинно шаля, прижимаются к ней, между тем как лев, гроза пустыни, с гордой гривой сторожит вход в пещеру. Зверское страсть к хищничеству и к крови здесь как будто скрыто в идее родительской любви и попечения. В наблюдателе невольно рождается мысль о могуществе начала, одушевляющего как человека, так и животное к самоотверженной любви.
Даже в изображениях борьбы, так часто возгорающейся в жизни различных животных, можно выражать известную идею, когда художник верно представляет, с одной стороны, хитрость врага, а с другой борьбу за существование жертвы. К этому присоединяется и то соображение, что нечто подобное происходящему в царстве животных отражается и в жизни людей. Когда мы видим хитрую лису, разжевывающую зубами перо фазана, в то время как прежний обладатель его, спасаясь, улетает в воздух и радуется неудаче коварного покушения первой, то это напоминает нам подобные же случаи в жизни человека, когда невинность торжествует над злостью.
Ad c. Обращаясь затем к изображению л а н д ш а ф т о в, мы с робким сомнением, быть может, спросим себя: неужели и в пейзаже можно рассуждать о духовной идее?
Когда мы, как химики, геологи, ботаники, разлагаем элементы, содержащиеся в ландшафте (не вникая в научные результаты этих естествоиспытателей), то мы, конечно, видим, что воздух состоит из соединения различных основных частей, находим твердый камень или скалу, песчаный грунт или сочную почву, покрытую тысячами разного рода растений. Тот, который, как опытный рисовальщик, по внешним проявлениям и формам этих предметов сумел все это изобразить на полотне или награвировать на доске, представил нам горы и долины, камни, скалы и деревья, но этим он еще не создал ландшафта, отвечающего требованиям искусства. Художник должен вдохнуть духовное содержание и в изображаемую природу, чтобы произведение его достойно было названия изящного.
Никто не будет сомневаться в том, что сельская природа влияет на настроение и характер обитающего ее человека. Киргиза, во всем его проявлении, мы можем понять и объяснить себе бесконечными пройденными им степями; точно так же обусловлен окружающей его природой характер плантатора в равнинах Америки или на Цейлоне, берегового жителя, будь он рыбак или моряк, или обитателя лесов. Но даже одна и та же местность может различно влиять на человека, смотря по тому, лето ли на дворе или зима, солнце или дождь, в счастливом и веселом ли он настроении или в мрачном и несчастном.
Подобно тому как свойство местности различно влияет на человека, так и истинный художник, в свою очередь, может одухотворить своей мыслью изображаемый ландшафт. В меньшей мере это возможно при изображении ведутов, т. е. снимков отдельных местностей; большинство публики этого не требует, сохраняя ведуты лишь как воспоминание о прогулке или путешествии. Но в настоящем художественном произведении мысль его выступает на первый план. Художник должен стараться соответствующей изящной формой изобразить в нарисованном ландшафте господство великого духа, держащего и правящего Вселенной. Какое обширное поле открывается здесь художнику: борьба стихий в открытом океане или в лесу; гроза, свирепствующая в горах, вздувающая ручьи до бурных потоков или несущаяся по плодородной равнине; самум, подымающий вихрем песок в пустыне и словно лаву гонящий его вперед. В противоположность этому тишина летнего вечера, величественный закат, таинственное освещение лунной ночи; обворожительная игра света и облаков в ясном зеркале вод, знойные пустынные степи под жгучим полуденным солнцем; зимний сон природы под высоким снежным покровом. Во все эти фазы жизни природы художник может внести одухотворяющую мысль и прояснить влияние ее на человеческую душу. Для этого художник, кроме того, имеет еще в своем распоряжении бесчисленные тоны или вариации для выражения природы, представляемые ему светом, воздухом, расстоянием отдельных пунктов ландшафта, перспективой, дождем, туманом и т. п.