Потебня подчеркивает роль обыденного знания вразвитии науки, указывает, что всякая наука «коренится внаблюдениях имыслях, свойственных обыденной жизни; дальнейшее ее развитие есть только ряд преобразований, вызываемых первоначальными данными по мере того, как замечаются вних несообразности». Указанное положение относится им и кразвитию первых психологических теорий, которые «примыкают кжитейскому взгляду на душу» (тамже, с. 40). Потебня пишет, что, обнаруживая врезультате самонаблюдения психологические явления, люди обобщают их соответственно возможностям своего умственного развития, ина этой основе начинают формироваться первые житейские понятия. Изэтих рассуждений ученого видно, что житейские психологические понятия рассматриваются им как основывающиеся на личном имногократно проверенном опыте человека, опирающиеся на естественную логику издравый смысл. Вэтом причина их достоверности. Важно ито, что житейские понятия определяются как начальный иважный этап развития общественного познания.
Потебня опровергает традиционное представление оякобы более высокой, сравнительно сжитейскими знаниями, достоверности иистинности научных понятий ираскрывает механизм возможных ошибок, возникающих при научной обработке опыта обыденных наблюдений одуше, накапливаемого вжизненной практике человека. Вкачестве примера ошибочности научного обобщения он приводит теорию психических способностей. Воснове ее возникновения лежит прием подведения частных проявлений психической жизни, обнаруженных входе самонаблюдения человека, под общие схемы. Это приводит квыделению совокупности понятий, объединяемых тем, что все охватываемые ими явления происходят вдуше. Соответственно, душе приписывается столько способностей воспроизводить ииспытывать определенные психические состояния, сколько вней обнаружено отдельных ине сводимых воедино групп психических явлений. (Например, радость ипечаль относились ксфере чувств; решимость, нерешительность кволе; память, рассудок, разум кпознавательной деятельности; самиже чувство, воля иразум не объединялись никаким общим понятием, кроме понятия души.) Отсюда делался вывод, что душа обладает способностями понимать, чувствовать, иметь волю. Оценивая вцелом теорию способностей, Потебня отмечает ее ненаучный характер. Онпишет: «Если цель всякой науки объяснить явления, подлежащие ее исследованию, тотеория душевных способностей не имеет научного характера. Как вообще понятия, образованные из признаков, общих многим единичным явлениям, должны говорить нам не более того, что врассматриваемых нами явлениях есть такието общие признаки, так ипонятия разума, чувства, воли должны быть только общими ипотому неясными очерками, повторяющими события, ярко изображенные нам самонаблюдением Еслиже опытная психология утверждает, что познавательная способность производит представления, понятия, что человек помнит, потому что имеет память, тоона нелогично принимает то, что внас происходит, зареальные начала самих явлений и, повыражению Гербарта, изопытной науки превращается вмифологию» (тамже, с. 41).
Более того, рассмотренные научные понятия, помнению Потебни, значительно уступают по уровню осмысления действительности обыденной мысли. Последняя не ограничивается лишь описанием душевных явлений, нопытается, пусть даже на наивном уровне, отыс кать их причины. Например, обозначив любовь огнем, она от простого сравнения этих явлений переходит квыявлению причин изаключает, что любовь вчеловеке от огня. Теорияже способностей уходит от решения этих главных для научной мысли задач. Превратив общие схемы явлений вих реальные начала, она тем самым «сбилась спути, указываемого обыденной жизнью, исошла сдействительно причинной точки зрения» (тамже). Ссылки теории способностей на разум, волю, чувства как причинные основания душевных явлений, сего точки зрения, неправомерны, ибо на деле они лишь отражают отношения логической соподчиненности душевных явлений, не вскрывая их реальной обусловленности9.
Более того, рассмотренные научные понятия, помнению Потебни, значительно уступают по уровню осмысления действительности обыденной мысли. Последняя не ограничивается лишь описанием душевных явлений, нопытается, пусть даже на наивном уровне, отыс кать их причины. Например, обозначив любовь огнем, она от простого сравнения этих явлений переходит квыявлению причин изаключает, что любовь вчеловеке от огня. Теорияже способностей уходит от решения этих главных для научной мысли задач. Превратив общие схемы явлений вих реальные начала, она тем самым «сбилась спути, указываемого обыденной жизнью, исошла сдействительно причинной точки зрения» (тамже). Ссылки теории способностей на разум, волю, чувства как причинные основания душевных явлений, сего точки зрения, неправомерны, ибо на деле они лишь отражают отношения логической соподчиненности душевных явлений, не вскрывая их реальной обусловленности9.
Еще один недостаток научной теории душевных способностей состоит, помнению Потебни, втом, что «явления представляются вней одновременными инеподвижными членами системы» (тамже). Вее основе лежит идеальная абстрактная истатичная схема, неучитывающая реальной динамики, изменений охватываемых ею явлений, ихвнутренней взаимосвязи, латентного иактуального состояния, тех внешних условий ивлияний, которые обеспечивают их развитие. Соответственно, ичеловек, рисуемый опытной психологией, это «не действительный, акакойто мыслимый, невозможный человек» (тамже).
Наука, согласно Потебне, характеризуется следующими показателями: 1) доказательностью; 2) аналитическим методом исследования мира путем его раздробления на элементы ипоследующего создания системы понятий; 3) использованием понятий. Вэтом ее преимущества, ноодновременно иисточник слабости. Это приводит ученого кнеобходимости более глубокого рассмотрения соотношения идифференциации научной иобыденной сфер познания.
Вопервых, наука (определяемая им как «проза») иобыденное познание (к которому он относит искусство, поэзию) имеют специфические ниши впознаваемой реальности. Всякое деяние человека как продукт личного творчества субъективно, «хотя иусловлено внешним миром», «но вэтой всеобъемлющей субъективности можно разграничить объективное исубъективное иотнести кпервому науку, ковторому искусство» (тамже, с. 141). Вискусстве, поэзии (любой сфере обыденной мысли вообще) главное это образ, понимаемый всегда поразному; внаукеже нет образа, «единственный строительный материал науки есть понятие, составленное из объективированных уже вслове признаков образа» (тамже, с. 142). Чем отвлеченнее наука ичем меньше она допускает личных взглядов, тем более обоснованны ее положения. Ипоэзия, инаука отталкиваются от действительности, имеют дело счувственными данными, стремятся их осмыслить исистематизировать. Нопоэзия как яркое проявление обыденной мысли рассматривает действительность вее чувственном проявлении, недоискиваясь причин идоказательств возникшей картины чувственной реальности; она нечувствительна ких противоречиям. Чувственные данные ее единственный источник. Связь образа иявления здесь не доказывается, аутверждается. Наукаже сфера доказательного мышления; она призвана не только описывать чувственный мир, ноиобъяснять его, вскрывать противоречия чувственных данных. Сила доказательства мера ее истинности.
Вовторых, наука иобыденная мысль различаются степенью их общедоступности. Наука доступна не всем; она является уделом относительно узкой группы лиц, специально ицеленаправленно занимающихся ее разработкой. Обыденное знание компонент жизни всего народа и сэтой точки зрения оно не имеет границ.
Втретьих, отличаются ивозможности науки иобыденной мысли вцелостном познании мира. Потебня считает, что обыденная мысль, которая «только скользит по поверхности предметов илишена всякой глубины», втоже время является результатом обобщения глубинных, предшествующих ей слоев знания. Неотличаясь достаточной глубиной, она при этом обладает способностью целостного отражения иописания действительности. Подтверждение этого он видит вжитейском, будничном «языке простонародья», являющем «недостижимую для нас цельность миросозерцания впростолюдине. Тогда, например, как образованный человек со всех сторон окружен неразрешимыми загадками иза бессвязной дробностью явлений только предполагает их связь игармонию, для народной поэзии эта связь действительно, осязательно существует, для нее нет незаполненных пробелов знания, нет тайн ни этой, ни загробной жизни» (тамже, с. 142). Наука искусственно раздробляет мир, чтобы затем вновь сложить его встройную систему понятий; «но эта цель удаляется по мере приближения кней, система рушится от всякого не вошедшего внее факта, ачисло фактов не может быть исчерпано» (тамже, с. 141). Разрушая цельность, азначит игармонию мира, аналитически разлагая его, наука стремится расширить пределы изучаемых явлений мира, новместе стем она «уменьшает значение известного по отношению кнеизвестному, представляет первое только незначительным отрывком последнего» (тамже, с. 142). Поэзия как вид обыденного познания восполняет недостижимую для аналитического научного познания целостность отражения мира; «указывая на эту гармонию конкретными своими образами, нетребующими бесконечного множества восприятий, изаменяя единство понятия единством представления, она некоторым образом вознаграждает за несовершенство научной мысли иудовлетворяет врожденной потребности видеть везде цельное исовершенное. Назначение поэзии не только приготовлять науку, ноивременно устраивать изавершать невысоко от земли выведенное ее здание. Вэтом заключается давно замеченное сходство поэзии ифилософии» (тамже, с. 141).
Втретьих, отличаются ивозможности науки иобыденной мысли вцелостном познании мира. Потебня считает, что обыденная мысль, которая «только скользит по поверхности предметов илишена всякой глубины», втоже время является результатом обобщения глубинных, предшествующих ей слоев знания. Неотличаясь достаточной глубиной, она при этом обладает способностью целостного отражения иописания действительности. Подтверждение этого он видит вжитейском, будничном «языке простонародья», являющем «недостижимую для нас цельность миросозерцания впростолюдине. Тогда, например, как образованный человек со всех сторон окружен неразрешимыми загадками иза бессвязной дробностью явлений только предполагает их связь игармонию, для народной поэзии эта связь действительно, осязательно существует, для нее нет незаполненных пробелов знания, нет тайн ни этой, ни загробной жизни» (тамже, с. 142). Наука искусственно раздробляет мир, чтобы затем вновь сложить его встройную систему понятий; «но эта цель удаляется по мере приближения кней, система рушится от всякого не вошедшего внее факта, ачисло фактов не может быть исчерпано» (тамже, с. 141). Разрушая цельность, азначит игармонию мира, аналитически разлагая его, наука стремится расширить пределы изучаемых явлений мира, новместе стем она «уменьшает значение известного по отношению кнеизвестному, представляет первое только незначительным отрывком последнего» (тамже, с. 142). Поэзия как вид обыденного познания восполняет недостижимую для аналитического научного познания целостность отражения мира; «указывая на эту гармонию конкретными своими образами, нетребующими бесконечного множества восприятий, изаменяя единство понятия единством представления, она некоторым образом вознаграждает за несовершенство научной мысли иудовлетворяет врожденной потребности видеть везде цельное исовершенное. Назначение поэзии не только приготовлять науку, ноивременно устраивать изавершать невысоко от земли выведенное ее здание. Вэтом заключается давно замеченное сходство поэзии ифилософии» (тамже, с. 141).