Остановившись на четырёх вариантах, я провела читательским билетом по электронному замку рядом с каждым изданием и выпустила их на свет. Прекрасные книги опубликованные в начале двадцатого века, в отреставрированных кожаных переплётах с тиснением и позолотой, с пожелтевшими, но всё ещё плотными страницами. Запах бумажной пыли щекотал нос, но я даже чихала радостно.
С материнской заботой прижав фолианты к груди, я отправилась на поиски подходящего местечка. Открытая зона отпадала сразу там собрались читатели с электронными девайсами, благодаря чему волшебная библиотечная атмосфера изрядно проседала. В основной части зала было свободнее и светлее. Большинство посетителей расположилось подальше от приоткрытых окон, избегая шума улиц. Я же намеренно последовала туда звуки города не мешали, а вот тесное соседство с людьми меня нервировало.
Не успев положить книги на стол, я замерла. Невесть откуда явилось странное предчувствие плохой оценки. Как будто ты не готов. Тело стало чугунным и неповоротливым. Лёгкие сдавило. В попытке справиться с неприятным ощущением, я не шевелилась, тянула секунды, пытаясь отсрочить неизбежное, но время было непокорно.
В углу зала застыла знакомая мужская фигура. Погружённый в чтение, над письменным столом склонился мой преподаватель литературы.
Я хорошо помнила его Алан Делир. Студенты звали его мистер Нет за особую непроницаемую, неэмоциональную манеру общения. В отличие от других преподавателей он никогда не выказывал снисхождения и никому не прощал долгов. Он хорошо разбирался не только в своём предмете, но и в любом вопросе, касающемся культуры и искусства, так что я неволей задумывалась, можно ли его вообще чем-то удивить.
Для профессионального сообщества имя его тоже не было пустым звуком. Алан Делир снискал славу молодого сильного писателя-романиста благодаря «прямой, неприукрашенной манере изложения, сочетающейся с психологической глубиной». Так писали в обзорах на его книги. Критики все как один твердили, что эта самая глубина тяготеет к фрейдовскому Id. Я верила им на слово. Стыдно признать, но я до сих пор не читала ни одного романа Делира, предпочитая более «сказочную», приятную литературу. Прямолинейность никогда не была моим любимым качеством в людях.
Несмотря на собственноручно данное отрицательное прозвище, мы уважали мистера Делира, а некоторые девчонки вообще были готовы вешаться ему на шею. Образ строгого и неподкупного ментора вызывал у них аморальные ассоциации, но сам он в упор не обращал внимания на попытки строить глазки.
Надо бы поздороваться.
Я обратилась к самой себе, пытаясь собраться с духом.
В этом же нет ничего плохого?
Впервые за несколько месяцев я решилась добровольно подойти к кому-то и заговорить первой. К тому же было приятно видеть в Атермонте хотя бы одно знакомое лицо помимо лучезарной мордашки Марго. Был в этом и другой интерес. Писатель, профессионал одним своим присутствием мотивировал меня погрузиться в усердную работу над книгой. А может быть, он когда-нибудь оценит и мою рукопись, и даже даст рекомендацию в местном издательстве
Что-то меня совсем занесло.
Так и не положив книги, я снова прижала стопку к груди и сделала несколько шагов к столу, где сидел мистер Делир. Оказавшись рядом, я почтительно замерла в ожидании, когда он обратит на меня внимание, но, к сожалению, писатель был полностью поглощен чтением. Момент был неподходящий. И всё же отступать было неразумно. Воспользовавшись ситуацией, я наконец рассмотрела преподавателя вблизи, пока не мешало ответное наблюдение.
Мистер Делир был гармонично сложенным брюнетом лет тридцати. Он был очень высок, хотя в положении сидя это ощущалось не столь явно. Впрочем, за весь год мне так и не довелось постоять рядом, чтобы почувствовать разницу. Я привыкла сидеть в глубине лектория, в отдалении, не высовываясь и довольствуясь позицией стороннего наблюдателя.
В Академии он носил рубашки и вообще придерживался делового стиля, идеально сочетая одежду, отточенность движений, ровный тон голоса. Увидев теперь лектора в футболке и джинсах, я напрочь сломала выстроенную за год систему, хотя как ещё одеваться в такую жару? Не в шортах и то хорошо.
Лекции мистер Делир вёл неспешно, порою и вовсе замолкая. В такие минуты сквозь его отстраненный безэмоциональный вид просачивался усталый взгляд одинокого художника. Длинноватые волосы и аккуратная короткая борода удачно подчёркивали творческий образ, делая писателя узнаваемым, как борода и водолазка Хемингуэя, как нос и стрижка Гоголя.
Мистера Делира нельзя было назвать красавчиком. В его внешности проступало что-то странное и нескладное, но именно это в итоге и привлекало внимание, побуждая подолгу рассматривать черты его лица и ломаные линии позы. Сейчас он выглядел даже более сурово и сосредоточенно, чем обычно, изучая исписанный красным блокнот, лежащий на столе.
Мистера Делира нельзя было назвать красавчиком. В его внешности проступало что-то странное и нескладное, но именно это в итоге и привлекало внимание, побуждая подолгу рассматривать черты его лица и ломаные линии позы. Сейчас он выглядел даже более сурово и сосредоточенно, чем обычно, изучая исписанный красным блокнот, лежащий на столе.
Внутри зародилось сомнение. Стоит ли обратиться прямо или, может быть, кашлянуть? Помахать рукой? Это, пожалуй, было бы слишком. Мне не хотелось отвлекать его. Я молча помялась в паре метров от мистера Делира, и ноги сами развернули тело на сто восемьдесят градусов, понеся прочь.
Раз уж вы подошли, потрудитесь изложить, зачем? послышался знакомый, хорошо поставленный голос за спиной.
Остановившись, я обернулась. Мистер Делир смотрел на меня чуть исподлобья, придерживая страницу смуглой ладонью. Левая кисть расслабленно лежала на столе. Между неподвижными пальцами пригрелась тяжёлая ручка. На острие пера зависла мысль, и мистер Делир выжидающе замер, стараясь её не упустить. Я замялась.
Извините. Я не хотела вас отвлекать.
Тем не менее, вы меня отвлекли, точно подметил он. Есть какая-либо уважительная причина для этого?
От нервов слова вылетали изо рта быстрее, чем я успевала осознавать, что говорю:
Я учусь в Академии Билберри, где вы преподаете нам литературу, мистер Делир. Теорию литературы Я хотела просто поздороваться. Подумала, что невежливо узнать вас здесь и сделать вид, что мы незнакомы. Я не буду вас больше задерживать. Еще раз прошу прощения.
Не знаю, заметил ли он, но после такого сухого речитатива у меня затряслись руки. Выпалив всё на одном дыхании, я отвернулась в надежде слинять, но мистер Делир медленно и спокойно обратился ко мне. Пришлось посмотреть на него опять взгляд его вечно усталых пронзительных глаз, переполненных хмурой морской глубиной, стал беспечным и расслабленным.
Послушайте Как вас?..
Я моргнула. Состояние ступора накатило немного не вовремя. Не ожидала, что при личном общении он окажется таким строгим? Чопорным? Снобом?
Разумеется, он не помнит, как меня зовут сколько у него студентов на потоке? Сто? Двести? Даже зачёт мистер Нет умудрился свалить на коллегу. Тогда пришлось отвечать на вопросы, что не имели ничего общего с лекциями Делира. Не потому, что ответы расходились с нужными темами, а потому, что экзаменатор ожидал услышать прямое цитирование заданного материала, хотя Делир всегда учил нас мыслить широко и творчески. Вот и вышло, что половина потока поплыла в оценках. Не особо мы ему сдались.
Я ухмыльнулась про себя, но, похоже, мистер Делир уловил отголосок этой усмешки. Выражение его лица стало жёстким. Я поспешила представиться:
Алекс.
А фамилия? неотзывчиво спросил он.
Саликс.
Даже в рифму Мисс Саликс, вы здесь по какому поводу?
Проигнорировав едкий комментарий, я перенесла тяжесть стопки на одну руку и по привычке заправила прядку волос за ухо. Оно оттопырилось. При всей ненависти к торчащим ушам, вытаскивать всё обратно теперь было бы глупо. Я крепко обняла книги.
Мисс Саликс, вы здесь по какому поводу?
Поздороваться
Это я уже понял, не то чтоб Делир меня перебил, но и продолжать говорить не хотелось. Я имею в виду, что вы делаете здесь, в библиотеке Атермонта, вдалеке от Билберри?
Читаю, обескураженно ответила я.
Мистер Делир вопросительно поднял брови, потом нахмурился их ломаная линия задумчиво и крепко собрала кожу над переносицей. Черты его лица и так были достаточно резкими, а теперь и вовсе проступили как вырубленные скульптором. Высокие острые скулы, отчётливо выделившаяся носогубная складка, и прямая точёная линия рта всё в нём ошпарило меня ледяным потоком. Я демонстративно, практически защищаясь, воздела перед собой книги, Как хорошо, что я не оставила их на столе! Делир оценивающе оглядел обложку верхней.
«Сказания Средневековья» Джозефа Даррена?
Я пишу книгу. Хотела изучить тему.
Мистер Делир хмыкнул, то ли презрительно, то ли одобрительно от волнения я не сообразила, как именно.
И о чём ваша книга?
Я пока не знаю. Я её ещё не начала.
Вот дурочка.
Интересный способ писательства, его неожиданная улыбка, не удержавшаяся в рамках безразличия, добила меня как контрольный выстрел.
Какой чёрт меня дернул обратиться к нему? Делиру и без меня работы хватает, не говоря уже о примитивных незрелых обсуждениях.
Интересный способ писательства, его неожиданная улыбка, не удержавшаяся в рамках безразличия, добила меня как контрольный выстрел.
Какой чёрт меня дернул обратиться к нему? Делиру и без меня работы хватает, не говоря уже о примитивных незрелых обсуждениях.
Я молчала, не желая давать повода ещё раз посмеяться надо мной.
Что ж, произнёс мистер Делир, не дождавшись ответа. Если я вам ничем боле помочь не могу, надеюсь вернуться к работе.
Да, конечно, ответила я. Извините ещё раз.
К счастью, теперь мне удалось уйти. Опустившись за самый дальний стол от места, где сидел мистер Нет, я всё равно чувствовала сквозь спину его насмешливый взгляд. Пропади он пропадом, зазнавшийся сноб. Я была о нём гораздо лучшего мнения.
Впрочем, сердитость эта быстро улетучилась. Вместо неё пришло раздражение на саму себя, а затем и оно сменилось унынием. Какой из меня писатель? Я выбрала тему, над которой не каждый, даже высококлассный мастер пера возьмётся работать. Надо было в журналисты пойти и Марго было бы проще, и мне спокойнее.
Прокорпев над «Сказаниями Средневековья» почти три часа, ко второй книге о быте и обычаях Средних веков я так и не притронулась. Слова не задевали разума. Настроения работать не было. Уныло листая труд профессора Даррена, я уж было думала пойти домой, но тут внимание привлекла знакомая тёмная фигура, спрятавшаяся в середине книги поразительно реалистичный для той эпохи мужской портрет в полный рост.