Пять секунд тебя не спасут, спокойно ответила Лидия. Возьми салфетку.
В ответ ей послышался громкий смиренный вздох. Натан едва различимо фыркнул, но Лили показательно обделила его вниманием. Прикрыв дверь, Этан отошёл в сторону: нужно было проводить Лили вместе с её подружками. Пока Марго не было рядом, он якобы бесхитростно, между делом потянулся, хвастая пропорциями Аполлона. Я обалдело отвернулась совсем обнаглел и легонько помахала девочкам:
Привет, Мия. Привет, Нелли. Я Алекс.
Здр-сьте.
Мия и Нелли переглянулись и прижались друг к другу как воробушки на ветке. Смутились ничуть не меньше меня. Этан с силой сжал губы, пряча улыбку.
Голос мамы в трубке возмущённо воскликнул. Я вспомнила о разговоре и согласно хмыкнула в знак поддержки. Речь потекла дальше. Длинные монологи утомляли, но я скучала по маме и готова была терпеть даже это.
В столовой скрипнул отодвинутый стул. Затем послышался стремительный, почти слоновий топот. Чуть не врезавшись в меня, шёпотом извинившись, Лили, вся розовая, ускакала к подружкам. Почему-то рядом со мной она совсем терялась и в ответ на любые вопросы только качала головой. Когда я поделилась наблюдениями с Марго, она тайком намекнула, что Лили меня очень стесняется, но почему неясно. Наверное, это была общая черта всех девятилетних девочек.
Голос мамы в трубке возмущённо воскликнул. Я вспомнила о разговоре и согласно хмыкнула в знак поддержки. Речь потекла дальше. Длинные монологи утомляли, но я скучала по маме и готова была терпеть даже это.
В столовой скрипнул отодвинутый стул. Затем послышался стремительный, почти слоновий топот. Чуть не врезавшись в меня, шёпотом извинившись, Лили, вся розовая, ускакала к подружкам. Почему-то рядом со мной она совсем терялась и в ответ на любые вопросы только качала головой. Когда я поделилась наблюдениями с Марго, она тайком намекнула, что Лили меня очень стесняется, но почему неясно. Наверное, это была общая черта всех девятилетних девочек.
Я попробовала вспомнить себя в её возрасте и не вспомнила.
Добрый день, дорогая Мия! Добрый день, дорогая Нелли! Как же я рада вас видеть! Лили старательно копировала деликатную манеру речи матери. Сейчас. Вы подождите немного, хорошо? Я только туфли надену, и мы отправимся на прогулку.
Пока она доставала с подставки обувь, я рассматривала Мию и Нелли. Этакие девочки-ангелочки. Они тихонечко подсказывали Лили, какие туфли надеть сиреневые с блёстками или розовые с бантиками. Выбрали розовые. Девочки искоса посматривали то на «дядю» Этана, то на меня с телефонной трубкой у уха похоже, в их представлении я тоже была взрослым человеком.
Этан перешёл ко второй стадии плана «Свести Алекс с ума». Он вальяжно, по-семейному встал рядом и прижался ко мне плечом. По лицу его расползалась сентиментальная насмешка: «Ах, дети Как быстро они растут». Этан смахнул фантомную слезу в уголке глаза. Я рассеянно улыбнулась, не отвлекаясь от голоса мамы.
Лили, Мия и Нелли с хихиканьем шушукались у двери. Вначале мы с Этаном делали вид, что не замечаем их внимания, сосредоточившись каждый на своём я на телефонном разговоре, а Этан на мне. Но потом как-то вышло, что, не сговариваясь, мы синхронно повернулись к девочкам. Точно пойманные за подглядыванием в замочную скважину, они ещё громче заговорили о туфлях. И даже мне начала нравиться эта забава.
Этан поймал волну. Он игриво прищурился и, наклонившись ближе, ласково убрал прядку волос, опавшую на моё лицо.
Отличная погода для прогулки. Как считаешь? тихо и глубоко спросил он.
Прикрыв трубку ладонью, я нервно засмеялась, но ничего не ответила. Мне едва удавалось вовремя хмыкать в ответ маме. Было совершенно не до любезностей. Тогда Этан, пользуясь ситуацией и откровенно наслаждаясь любопытством подружек Лили, положил руку мне на талию.
Хочешь со мной прокатиться, солнышко? спросил он с томной улыбкой, от которой колени подгибались. Я даже не сразу смогла его отпихнуть.
Откуда он знает, что Марго называет меня солнышком?
Покуда меня от нежности не расщепило на атомы, я сердито вывернулась из смыкающихся объятий Этана. В зеркале отразилась красная с головы до ног девушка. Ой, видела бы Марго позор мне. Спасаясь от неудержимой страсти её братца, я устроилась у стены на нижней ступеньке лестницы. Этан только добродушно посмеялся и закрыл за девочками дверь, а потом наконец-то скрылся в столовой. Я с огромным облегчением вернулась к телефонному разговору.
Знаешь, Вероника сказала, что хочет жить с нами, произнесла мама дрожащим голосом. Хочет жить здесь, когда станет старше.
Эта растерянная, печальная интонация была знакома мне до боли. Тоска проклёвывалась настойчивым ростком, едва речь заходила о семейных отношениях, а они всегда были непростыми. Сдерживая слёзы, мама с гордостью рассказала об успехах Вероники: как она прилежно учится и старается во всём быть похожей на меня.
Хотя родители меня не видели, захотелось уставиться в пол.
Почему-то они считали меня отличным примером для подражания. Особых успехов я не достигла, а те, что случались, были заслугой мамы. Она преподавала мне пение и я пару раз побеждала в вокальных конкурсах. Она привела меня в литературное объединение и стихи мои стали печатать в маленьких газетах. Это мама привила мне с детства любовь к слову: лаской, настойчивостью и вниманием. И любовь эта осветила мне путь в Академию Билберри.
Семья гордилась тем, что я училась в Билберри, только вот зачисление случилось чудом: мне не хватало баллов, чтобы пройти конкурс, и в последний момент одна из абитуриенток выбрала другой университет. Я заняла её место, потому что мне просто повезло. В общем, на этом поводы для гордости заканчивались.
Двери столовой снова распахнулись. Я было приготовилась к контратаке Этану, но вместо него показалась Роза с горячо любимой книгой под мышкой. Я радостно помахала ей.
Слегка взъерошенная, как хэллоуинская ведьма, с рассредоточенным взглядом и сероватыми кругами под глазами, Роза вяло хмыкнула и принялась скручивать волосы в пучок. Этот не вдохновляющий образ сразу сменился быстрым шагом через арку к задней части дома, где находился огромный, почти пустой зал, в котором, видимо, Равелы проводили званые вечера. Посреди зала стоял большой старинный чёрный рояль и несколько мягких стульев. Марго сказала, что раньше на инструменте играла бабушка, потом училась Роза, но ей это дело быстро наскучило.
Отсюда вели два прохода, прикрытые резными дубовыми створками: слева был кабинет мистера Равела, справа домашняя библиотека. Позади рояля раскинулась двойная белая застеклённая дверь с видом на задний двор. Это был выход на веранду.
Роза скрылась за роялем и, запутавшись в длинном тюле, гневно дёрнула дверные ручки. В зал ворвался озорной летний ветер, но тюль вскоре опал створки с оглушительным звоном захлопнулись за спиной Розы. Следом в танце проскакала Марго.
Я скоро вернусь, прошептала она одними губами, стараясь не прервать телефонного разговора, и помахала в трубку. Маме привет.
Я не успела сообразить, что происходит. Марго стремительно пересекла зал и выскользнула наружу. Я попрощалась с родителями, поднялась со ступенек и задумалась, куда это Марго так срочно понадобилось? Миссис Равел как раз вышла из столовой, сосредоточенная на смартфоне.
Айзек, я готова ехать, негромко сказала она через плечо и подошла к зеркалу у комода.
Положив гаджет перед собой, Лидия краем глаза наблюдала за экраном, пока шли гудки. Я любовалась плавными движениями её рук, бегло поправляющих причёску, и даже не сразу сообразила, что голос мой стал тихим и почтительным:
Миссис Равел, не подскажете, куда так внезапно сбежала Марго?
Лидия обернулась. Взгляд её был тёплым, открытым, и казался обманчиво простым. Помедлив, она задумчиво повернулась в сторону веранды.
Загляни в оранжерею. На заднем дворе.
Гудки прекратились. Звонок остался без ответа, и надпись «Обадия Тис» погасла. Лидия спокойно глядела на меня, ожидая, пока я перестану изучать её телефон. Я смущённо отвела глаза.
Ах вот оно что. Марго не говорила, что любит растения.
Миссис Равел набрала номер ещё раз. В мягком свете экрана её лицо было видно ещё лучше: совсем не такое как на снимке с Марго. Сквозь вежливую сдержанность проскальзывало лёгкое утомление, как у любого человека, взявшего на себя много обязанностей. Лидия тщательно следила за собой: мимические морщинки были почти незаметны, глаза светились юношеской уверенностью, а губы, увлажнённые помадой безупречно подходящего тона, таили улыбку Джоконды.
Мама Марго была женщиной красивой, самодостаточной, чертовски умной, и при всей внешней хрупкости с железным характером. Даже муж не смел с ней спорить. Обычно Лидия Равел ограничивалась спокойными замечаниями, но, когда дело доходило до красноречивого взгляда в сторону любого из членов семьи каждый из них становился паинькой.
Я плохо знала родителей Марго и из уважения немного их побаивалась. Мне и не хотелось знакомиться с ними слишком близко. Равелы-старшие всегда были заняты, поэтому, если не брать в расчёт выходные, мы виделись только за ужином и изредка утром.
Отметив, что я всё ещё стою рядом, миссис Равел опустила смартфон и молча на меня посмотрела. Ох уж эти фирменные взгляды Равелов Я поспешила на поиски Марго. Хотелось порадовать её позвать прогуляться. С высоты колеса обозрения Кафедральный собор выглядел впечатляюще, и мне было интересно, таков ли он вблизи.
На заднем дворе было ещё просторнее, чем перед особняком на огромном и пустом зелёном газоне легко поместился бы ещё один такой же дом. Многозначительно присвистнув, я вдруг вспомнила, что не одна, и смущённо потупилась, но Роза меня демонстративно не заметила.
Роза читала на краю веранды, развалившись на софе с пастельным цветочным принтом. Вряд ли она позволила бы себе такой видок на людях: в мешковатом полинялом пуловере, цветастых леггинсах и мягких шерстяных тапочках с помпонами. Роза собрала волосы кое-как, и теперь пучок на её голове напоминал макушку мамонта. Стараясь не улыбаться, я спустилась с веранды.
Оранжерея находилась на дальнем краю участка, около каменного ограждения, поросшего плющом. Высокая и стеклянная, с тёмно-изумрудным каркасом и гнутыми декоративными элементами, она загадочно поблескивала запылёнными окнами. Сквозь вату облаков по стёклам сочился мягкий маслянисто-жёлтый свет солнца. Я вспомнила эти зелёные рамы и поняла, что та фотография Марго и её матери, стоявшая на столике в Билберри, была сделана на фоне оранжереи.