С «Шести вечор после войны» к «Восьми»,
что «с половиной» люди сбили, так-то!
Он это в детстве видел сам, глазьми!..
Алексей Дидуров. «Отрочество Марии или хроника одного дня 1982 года» 211 ;
Мне тоже мыли голову в грозу
(не помню почему,
но точно: мыли),
а мы с сестрой стояли на полу
и вот глазьми,
бесцветными, цветными,
как два врага, смотрели на себя
Мы никогда все это не любили.
Но почему все это помню я?
Дмитрий Воденников. «Мне тоже мыли голову в грозу» 212 ;
Вчера под окнами моими
Подранили машину
Она всю ночь словно Наина
Кричала и слезьми большими
Наверно капала на снег
А что? какой-то человек
Вчера под окнами моими
Подранили машину
Она всю ночь словно Наина
Кричала и слезьми большими
Наверно капала на снег
А что? какой-то человек
Видно, хотел украсть ее
Увести от хозяина родного, беспутного,
пьяного, валяющегося где-то в сугробе и снами
про Америку райскую наслаждающегося
Дмитрий Александрович Пригов. «Вчера под окнами моими» 213.
Подобными формами художественные тексты препятствуют вытеснению окончания, когда-то принадлежавшего склонению на *-ì, находя для такого окончания новую (поэтическую) функцию уже независимо от типа склонения существительных. При тенденции к унификации всех типов склонения и, соответственно, перераспределении флексий на стилистических и семантических основаниях, подобные формы представлены и в истории языка в частности, фольклором: Да Васинька Окулович весьма велик: / Промежду-деплецьмиего коса сажень, / Промежду-деглазьмиего целой аршин Былина «Иван Годинович» (Былины 2001: 53), литературой XIX в.: Л. А. Булаховский приводит формы ушьми, плечьми из произведений М. Ю. Лермонтова, Н. А. Дуровой, К. Н. Батюшкова (Булаховский 1954: 75).
В современной поэзии создаются контексты с парадигматическим выравниванием в системе склонения:
Вертится чудесное колесо,
Перед нами ясное небесо.
Перед нами ясное небесо.
Это просто чудо-чудесо.
Псой Короленко. «Чертово колесо» 214.
Этот контекст указывает на случайность исторически сложившихся расхождений между формами именительного падежа ед. числа тех слов, которые в исходном склонении на согласный звук имели одинаковые флексии начальной формы.
В сущности, импульс исторического развития языка с его тенденцией образовывать формы существительных по аналогии (в этом и заключается динамика в системе склонения) аналогичен импульсу рифменного притяжения слов и форм:
И видно, как все меньше раз за разом
несут на белом к смутным тем березам
дощатый гроб великим переносом
Когда я проезжал и видя корпуса
(забыл упомянуть, что здесь теперь Мокса)
другая жизнь, другие трубеса
Генрих Сапгир. «Хороны барака» / «Генрих Буфарёв. Терцихи» 215 ;
В серых колготках, надетых на стрелки часов,
Время не может найти утешительных слов
для андрогинной природы
Вот и рифмуешь: лесов-парусов-небесов.
Хочется кушать? Добавишь еще колбасов,
и завершишь бутерброды.
Александр Кабанов. «Дождь отшумел, полусухой красный ампир» 216.
В современной поэзии встречается много примеров распространения окончания -ов / -ев в род. падеже мн. числа на существительные женского рода:
Москва! как много в этом зыке!
Москва! как много в этом соке!
Москва, ты ищешь в каждом лыке
Возможность встать в чужие строки.
<>
Я помню: юношей безродным,
Ещё не отпустив усов,
К тебе стремился я, голодный,
За-ради мяс и колбасов.
Ефим Беренштейн. «Оп-ца-ца» 217.
Так выпьем же за царство новых ятей,
за бабочков, плетущих в небе петель,
за девочку, рыдающую в китель
в уродливой, но радостной тоске.
Давид Паташинский. «Вы думали, я сам себе кильватер?..» 218 ;
Стало поздно, но сделать привала
муравьишки пока не могли,
время стрелки секундов совало
по карманам раздувшейся тли.
Давид Паташинский. «муравек» 219 ;
скажи мне рой твоих мечтов, твои про
зрачные недели, пусть сваи гордые мос
зрачные недели, пусть сваи гордые мос
тов и ветер напрочь опустели.
Владимир Казаков. «даль с ними и со мной» 220 ;
Доставайте кроликов из шляпов,
Ухватив рукой за пару ух,
Беленьких, дрожащих, многолапых,
Красноносых, мягоньких, как пух.
<>
Полицейский позабудет китель,
Продавец забросит магазин,
Только никому не говорите
То, что кролик всё равно один!
Все расстроятся, пожалуй, жутко,
Засмеют вас, если не побьют,
Все хотят ведь верить, что не в шутку
Кроликов из шляпов достают!
Ольга Арефьева. «Доставайте кроликов из шляпов» 221 ;
Мы все умрём, сказал Гаврилов
и зарыдал что было силов.
Увы-увы! вздохнул Шувалов
и головою покачалов.
Александр Левин. «Гаврилов и Шувалов» 222 ;
За закрытыми ставнями, кстати, и мы потихоньку себе веселимся.
Мы ничуть не боимся
ни подбеска блаженного с пеной пивною у пасти,
ни братишки его и ни тяти,
ни русалков его зубоскальных, плывущих от пота
по мохнатым чернильным волнам,
по волнам по чернильным мохнатым
(между скатом сосковым и черным спинным живоглотом),
и поющих, поющих, поющих плачевным фальцетом
<>
Вон как он, моя рыбка, русалков когтями терзает,
так, что лица у них опухают, глаза багровеют,
и гармонь фронтовую, подругу его плечевую,
плющит так, что костяшки немеют.
Линор Горалик. «Разве водобоится боец ВДВ, вдоль какой-нибудь улицы сельской» 223 ;
Моих костров твоим кострам
твоих б сестров моим сестрам
моих Петров б твоим Петрам
слои слова своим словам
Евгений Хорват. «Авессарамма» 224 ;
Муж лежал на солнцепёке,
Кушал жареные штуки,
испечённые женой
в позапрошлый выходной.
<>
Эта добрая жена,
как родная старшина,
мужу штуков и люляков
испекала до хрена.
Муж лежал на солнцепёке
весь бесчувственный, жестокий,
<>
отгоняя толстых мухов
вялой спящею рукой.
Александр Левин. «Муж лежал на солнцепеке» 225 ;
И я был честный гражданин
Страны своей Советов
И я внимал советов
Журналов и газетов
Дмитрий Александрович Пригов. «И я был честный гражданин» 226 ;
Что случилось? что случилось?
Сорок тысячев взбесилось
А за ними миллион
И пошли на Кремль а он
Неприступный возвышался
И терялся в небесах
Лишь на огненных часах
Меч возмездия вращался
Объективный
Дмитрий Александрович Пригов. «Что случилось? что случилось?..» 227 ;
Моя античная порода стоит ногами в небесах,
поди посетуй огороду, что уместился на весах,
продуй закаты да восходы, протри стекло своей зари,
убей последнего урода, открой амбар по счету три
и обнаружь там понедельник в камзоле каторжных потрав,
великих войн большой бездельник, совет у нищего украв,
олигофрен, владыка птицев, что рвали нитью горизонт,
когда, не в силах обозлиться в планете кончили озон,
теряя прочие частицы останеновки бытия.
Такие, братец, нынче птицы летят за крайние края.
Давид Паташинский. «Полезия» 228 ;
Уже светало. Дворник Чистопузов
Усталый, но довольный шел домой
И нес большой аквариум медузов
В награду за поступок трудовой.
Тим Собакин. «Дикобразы» 229 ;
Нет повести бездоннее на свете,
чем повесть о сияющем поэте!
Но скажет продавец книжкóв корявых:
«За чистотою в монастырь направо.
За красотою к полевым лилеям.
За счастьем винный погребок левее».
Марина Матвеева. «Нет повести печальнее на свете» 230.
Замена окончаний -ей, -ий, и замена нулевого окончания на -ов, -ев в словах мужского и среднего рода наблюдается тоже довольно часто, что соответствует грамматике социального просторечия:
Скобелев вылетает, белый конь, а с ним и солдаты,
И бегут, закрыв глаза, раскосые орды.
Скатерть-самобранка белой Сибири
Зацепилась за саблю и несется куда-то.
Много крови пролили очи родителев наших,
А мы уж не плачем рождаемся сразу старше,
Белой пеной исходят наши глаза.
Елена Шварц. «Смутные строфы» 231 ;
Как на наших на соседев
напал целый рой медведев!
Александр Левин. «Вот ужас!» 232 ;
Много всяческих деревьев возвращается с кочевьев,
возвращается с леченьев после многих приключеньев
Александр Левин. «Буколюшки на переезд с дачи» 233 ;
Всю ночь в корзине мерзли дикобразы
Без одеялов и продуктов без
А мимо них неслись не то КамАЗы,
Не то машины марки «Мерседес».
Тим Собакин. «Дикобразы» 234 ;
Небо превращалось в море,
по нему бежали рыбы,
а за ними, как смешные,
прыгали вовсю линкоры,
у линкоров зубы взрывов,
пушки очень воронены,
флаги разных государствов,
а матросы все в пижамах.
Давид Паташинский. «скафка» 235.
В некоторых текстах представлены разные системно вариантные формы существительных. Например, у Тима Собакина варьируются формы мух и мухов, а окончание -ов получает и слово уши (вероятнее, ухи):
Выправив тело и дух,
Вспомнив ромашку и клевер
Стаи упитанных мух
Вновь потянулись на север.
Чтобы, тревожа досуг,
Нежно жужжать возле ухов,
Чтобы маханием рук
Мы отбивались от мухов.
Тим Собакин. «Перелетные мухи» 236.
Марина Матвеева ставит рядом формы мужского и женского рода с ненормативными окончаниями:
Нет повести печальнее на свете,
чем повесть об ущербности в поэте,
но нет на свете веселей историй,
чем о преодолении которой.
О распрямленье словом и поступком
коротких ножков, кривоватых зубков,
помятой рожи, ростика пигмея
мужчине, женщине переполненья
души, конечно же. Чего же боле?
И всякой прочей развесёлой боли.
Марина Матвеева. «Нет повести печальнее на свете» 237.
Современная поэзия в большом количестве контекстов демонстрирует вариантные окончания именительного падежа слов мужского рода. Собственно, традиция обращать внимание на эти варианты начинается, по-видимому, со стихотворения М. В. Ломоносова «Искусные певцы всегда в напевах тщатся» со строками
В музыке что распев, то над словами сила;
Природа нас блюсти закон сей научила.
Без силы бéреги, но с силой берегá
И снéги без нея мы говорим снегá;
Довольно кажут нам толь ясныя доводы,
Довольно кажут нам толь ясныя доводы,
Что ищет наш язык везде от И свободы.
М. В. Ломоносов. «Искусные певцы всегда в напевах тщатся» 238.
Самый известный пример рефлексии на эту тему во второй половине ХХ века строки Владимира Высоцкого:
Мы говорим не «штормы», а «шторма»
Слова выходят коротки и смачны:
«Ветра» не «ветры» сводят нас с ума,
Из палуб выкорчевывая мачты.
Владимир Высоцкий. «Мы говорим не штормы, а шторма» 239.
Александр Левин противопоставляет грамматические варианты множественного числа слов в таком контексте:
Мы садимся в наш автобус,
собираемся поехать.
Тут кондýкторы приходят,
а потом кондукторá
И кондýкторы нас просят:
«Проездные предъявляйте!»,
а кондукторá велят нам:
«Оплатите за проезд!»
<>
Повезут ли нас шофёры
до метро без остановок,