Бунде прекратил все денежные дела, поделил средства между взрослыми детьми и второй женой и покинул Америку, отправившись искать по миру подлинное счастье и мудрость. Двенадцать лет он вел простую жизнь в Японии, без табака и алкоголя, зарабатывая на жизнь ремонтом часов. Стал вегетарианцем и научился выращивать овощи на клочках земли. Из Японии поехал в Китай, оттуда в Индию. Там встретил человека, который сидел под пальмой и жевал табак. Не сдержавшись, Бунде прочел ему проповедь о вреде табака и благословенности вегетарианства. Человек, который оказался поляком, в ответ рассказал, что в России есть такой же чудак по имени Лев Толстой, с которым Бунде обязательно нужно познакомиться203. Узнав о Толстом подробнее, швед решил: «Thats the man for me!» («Это мой человек!»)204. В Сингапуре он познакомился с молодым евреем из Бобруйска, который утверждал, что знает, где живет Толстой, и они оба направились в Россию через Бирму и Тибет. И вот Бунде приехал к Толстому, чтобы остаться навсегда, жить простой жизнью, пахать землю и преподавать его детям «физиологию», чтобы они усвоили «законы природы», начали жить в соответствии с ними и тем самым достигли счастья205.
Бунде называл себя «практическим философом»206. Его жизненная философия проста. Не богатство, а аскетический образ жизни может даровать человеку душевный покой и здоровье. Будучи вегетарианцем, он питался картофелем, бобовыми, яблоками и непропеченными лепешками, которые готовил из смеси овсяной муки и воды. Яйца были под запретом, молоко тоже. «Моя мать умерла много лет назад. <> Это единственное молоко, на которое я имел право, а коровье молоко принадлежит теленку», философствовал Бунде207. Странной привычкой было использование каменной бутыли вместо подушки. Бунде полагал, что это доказанный способ предотвращения глухоты. A подушки вредны, потому что нагревают голову.
В Бегичевке Бунде попросил небольшой участок земли, лопату и несколько картофелин, чтобы продемонстрировать, как один человек может накормить десятерых, не используя рабочий скот. Землю следует удобрять собственными испражнениями. И если православная церковь считала Толстого антихристом, то теперь русские крестьяне искали в действиях Бунде сговор с сатаной. Швед обещал им еду, если они продадут ему душу!208 Вскоре, впрочем, выяснилось, что Бунде слишком слаб для физической работы. Он забросил посадку и большую часть времени спал на полу в доме.
Толстой был под впечатлением от странного гостя, внешне напоминавшего его самого и, по сути, разделявшего многие его мысли209. Он немедленно написал письмо Владимиру Черткову об учении Бунде: «Самому нужно работать, чтоб кормиться от земли без рабочего скота, не иметь денег, ничего не продавать, ничего не иметь лишнего, всем делиться. Он, разумеется, строгий вегетарьянец, говорит хорошо, а главное, более чем искренен, фанатик своей идеи»210. Софья Андреевна в Москве узнала, что визитер прекрасно говорит по-английски и вообще «очень умен, оригинален и интересен»211.
Уже при первой встрече с Бунде Толстого поразило их внешнее сходство. Более того, в дневнике он пишет о шведе так: «Моя тень. Те же мысли, то же настроение, минус чуткость. Много хорошего говорит и пишет»212. Бунде утверждал, что он неверующий. Для него Иисус был обычным человеком, а не Богом. Своей фальшивой моралью религия лишь мешает жизни на земле. Философия Бунде была радикально иной: «Все то, что делается, делается к лучшему. Если б кто пришел и сказал мне: Я убил всю твою семью, то я ответил бы ему: Друг, ты сделал самое лучшее, если я кого убью это значит, что так должно было быть»213. Всякое чувство уважения к ближнему было ему чуждо.
Бунде с его крайними взглядами стал пародийной версией Толстого. Ничто не ускользало от его грозного указательного перста. В духе Прудона обвинялись в воровстве жены богатых помещиков за дорогие броши и кольца: «Откуда вы их взяли? Вы украли их у бедных!»214 Когда все, кто помогал голодающим, по субботней традиции собирались вместе, чтобы поговорить, швед требовал убрать со стола самовар, который он называл «идолом». К чаепитию Бунде относился враждебно: «Если бы люди знали, сколько крови и страданий заключается в каждой чашке чая, что я сам видел в Китае, то они не стали бы пить чая»215. Он вынудил Толстого перейти на суррогат кофе из перловой крупы, что, впрочем, тоже вызвало у Бунде неудовольствие: «Грешно портить так хлеб!»216 Вдохновленный примером Бунде, Толстой тоже попытался перейти на не вареную, a сырую, здоровую, пищу, но через несколько дней у него начались сильные боли в желудке. Соседка Раевская немедленно известила Софью Андреевну: появился сумасшедший швед, который кормит Толстого неподходящей едой! Софья Андреевна тотчас приехала и положила конец экспериментам. В Москву она вернулась в полной уверенности, что швед уедет по доброй воле, однако спустя несколько дней от Толстого пришло письмо: «Швед грустен, сидит в уголке и зябнет, но говорит все так же радикально и умно»217.
Бунде с его крайними взглядами стал пародийной версией Толстого. Ничто не ускользало от его грозного указательного перста. В духе Прудона обвинялись в воровстве жены богатых помещиков за дорогие броши и кольца: «Откуда вы их взяли? Вы украли их у бедных!»214 Когда все, кто помогал голодающим, по субботней традиции собирались вместе, чтобы поговорить, швед требовал убрать со стола самовар, который он называл «идолом». К чаепитию Бунде относился враждебно: «Если бы люди знали, сколько крови и страданий заключается в каждой чашке чая, что я сам видел в Китае, то они не стали бы пить чая»215. Он вынудил Толстого перейти на суррогат кофе из перловой крупы, что, впрочем, тоже вызвало у Бунде неудовольствие: «Грешно портить так хлеб!»216 Вдохновленный примером Бунде, Толстой тоже попытался перейти на не вареную, a сырую, здоровую, пищу, но через несколько дней у него начались сильные боли в желудке. Соседка Раевская немедленно известила Софью Андреевну: появился сумасшедший швед, который кормит Толстого неподходящей едой! Софья Андреевна тотчас приехала и положила конец экспериментам. В Москву она вернулась в полной уверенности, что швед уедет по доброй воле, однако спустя несколько дней от Толстого пришло письмо: «Швед грустен, сидит в уголке и зябнет, но говорит все так же радикально и умно»217.
Несмотря на восхищение личностью Бунде (у Толстого даже были планы собрать и опубликовать все его мысли), желания провести в его обществе остаток жизни у Толстого не было. Когда Чертков отказался принимать шведа, Толстой написал в Воронежскую губернию другому своему знакомому, психиатру Алексею Алмазову. Бунде был представлен как человек «очень сильный, духовный, умный и по призванию <> проповедник своих идей упрощения жизни»218. Алмазов был готов дать ему участок земли, но планы застопорились по бюрократической причине. У Бунде, который считал себя гражданином мира, отсутствовал паспорт219. На деле это значило, что права селиться в Центральной России у него не было. Алмазов отказался от обещания еще и потому, что узнал, что Бунде вместе со своим еврейским другом из Бобруйска и его семьей намеревается организовать на земле Алмазова колонию единомышленников.
В середине мая в Бегичевку прибыл американец Фрэнсис Б. Ривз по поручению американской благотворительной организации. В комнате рядом с кабинетом Толстого он заметил дурно одетого старика. Мария представила гостю Бунде и прочла вслух несколько его причудливых рифмованных строк на религиозную тему. При первом появлении Бунде рассказал, что у него было видение и Бог передал ему, что остаток дней своих он проведет в обществе Толстого220.
Когда 24 мая Толстой покинул Бегичевку, он предложил Бунде тоже приехать в Ясную Поляну, но на день позже. Толстой так объяснил свое решение: «Когда я езжу один по железной дороге, то меня стесняет, что на меня обращают внимание. А везти с собой своего двойника, да еще полуголого на это у меня не хватило мужества!»221
Жизнь в Ясной Поляне оказалась для Бунде нелегкой. У Толстого не было времени, Софья Андреевна вообще отказывалась поддерживать с ним какие бы то ни было контакты, слуги его откровенно презирали, а дети, предполагаемые ученики, не проявляли никакого интереса к его «преподаванию». Уроки «физиологии», по-видимому, ограничивались проверкой, носят ли женщины в имении корсеты. Для ведения образцового сельского хозяйства ему не хватало выносливости, после нескольких взмахов лопатой приходилось ложиться в траву отдыхать. Он носил минимум одежды, а порой снимал с себя все и голым гулял по парку, развесив постиранную одежду на кустах для просушки. Ночи проводил на полу на балконе с каменной бутылью вместо подушки. Укрывался одеялом, которое унес из Бегичевки без спросу.
Татьяна была единственной, кто на протяжении всего времени чувствовал к Бунде некоторую симпатию. Когда она попросила разрешение нарисовать его портрет, он тут же выразил готовность позировать обнаженным: «Нет ничего прекраснее человеческого тела, и его надо изображать нагим»222. «Посмотрите на березу, объяснял он на уроках в Бегичевке, разве она носит платье? разве ей от этого стыдно? Я ношу платье от холода, а когда будет жарко, я его сниму, и мне не будет стыдно»223. Одежду он в конце концов оставил на себе с крайней неохотой.
Софья Андреевна с первого взгляда почувствовала сильную неприязнь к Бунде, лишенному, по ее мнению, каких бы то ни было нравственных и духовных идеалов. В нем было что-то «грубое, животное»224. С другой стороны, босоногий гость не выказывал ни малейшего уважения к супруге Толстого. Вечера он проводил в гостиной с семьей и их гостями, а почувствовав усталость, попросту укладывался на пол и засыпал. Между Бунде и Софьей Андреевной возник открытый конфликт, когда в Ясную Поляну приехал Жюль Юре, французский журналист из Figaro. Однажды, когда они пили чай в тени дерева перед главным зданием усадьбы, отличавшийся изысканными манерами Юре попросил позволения закурить. Абрагам Бунде, фанатичный противник курения, посмотрел на француза с отвращением и в свою очередь попросил разрешения плюнуть тому в лицо. «Скажите ему, что мне тошно от запаха дыма, который он пускает», попросил он. Софья Андреевна забеспокоилась, однако Толстой слушал словесную дуэль с лукавой улыбкой. «А вы ему скажите, парировал Юре, что дамы мне позволили курить, а то, что я на него не обращаю внимания, тем более, что если бы я это сделал, то мне было бы тошно от вида его грязных ног». Но Бунде не сдавался: «Он лжет. Скажите ему, что он лжет, так как от вида грязи тошно не может быть, а от смрадного дыма не может не быть тошно, неприятно и вредно». Терпение Юре закончилось, и, если бы не дамы, он наверняка дал бы старику пощечину225.
Софья Андреевна почувствовала, что с нее довольно общения с невоспитанным вынужденным гостем. Но уехать Бунде был не готов. Он подсчитал, что каждый человек имеет право на два гектара земли, и полагавшиеся ему гектары он вознамерился получить именно в Ясной Поляне. Когда графиня сообщила ему, что у нее на этот счет другие планы, Бунде спокойно ответил, что в таком случае он может пока не брать свои два гектара, но ему не должны отказать в клочке земли размером с две его ступни. А если Софье Андреевне так необходимо именно это место, то он готов немного подвинуться в сторону и взять себе такой же клочок там. «Мне тоже нужно место на земле», заявил Бунде и, к большому веселью Толстого, передвинул свои грязные ноги на пару метров.