Но ты всё равно оглядываешься.
Так полагаю я, что у Оли в голове один чёрт знает.
Сможешь убрать её, если потребуется?
Гипотетически?
Нет.
Будет тяжело. Со снайперами всегда тяжело.
Проблема только в этом? поправил очки лейтенант. Никаких душевных метаний?
Хочешь знать, не распущу ли я нюни, когда её шея окажется под лезвием? Поверь, у меня есть опыт в таких делах.
Да, помню... Ты правда вырезал свою семью?
Брехня. Одному проломил голову камнем, двоих застрелил.
Не передёргивай. Я должен быть уверен, на чьей ты стороне окажешься, когда до этого дойдёт. Если до этого дойдёт.
Ага.
Хотел бы я сам быть в этом уверен.
Контора гильдии обнаружилась ровно там, куда и указывал Кеша на улице Октябрьской, возле стадиона. Правда, сие монументальное сооружение давно позабыло, когда в последний раз видело состязающихся атлетов и слышало рёв толпы. Огромный эллипс, окружённый бетонными ступенями разобранных трибун, был частично заполнен ожидающими формирования следующего каравана машинами и гужевыми повозками, хорошо видными снаружи через широкие ворота. Сама контора располагалась по соседству в двухэтажном кирпичном здании, когда-то, вероятно, выполнявшем хозяйственные функции при стадионе. Возле входной двери красовалась бронзовая табличка: «Девять Равных. Трансрегиональная торговая гильдия. Часы приёма: 8:00 20:00. Без выходных». И от этой таблички прямо-таки веяло старомодной основательностью и строгим порядком, что на фоне окружающего упадка и разрухи рождало труднопреодолимое желание прижаться щекой к гладкому обманчиво тёплому металлу, дабы стать частью уютного мирка.
Уверен, что хочешь его сдать? спросил зачем-то Павлов, придержав открываемую мною дверь.
За двадцать золотых-то? Да я его бантом перевяжу и цветами украшу.
Внутри было натоплено и веяло ароматами трав, поднимающимися паром из кружки дежурящего у входа престарелого вахтёра.
Вы по какому делу? оторвался он от чаепития и уставился на нас из-под косматых бровей.
У вас тут мои золотые завалялись, ответил я, осматриваясь, хочу получить. Кто здесь за выплату наград отвечает?
Ишь, какой резвый, усмехнулся дед и, напялив очки, взялся нас разглядывать. А за кого награда-то, за этого что ли? кивнул он на Павлова.
Нет, но... Сколько дашь?
Нет, но... Сколько дашь?
Шутник, погрозил вахтёр пальцем, хихикая. Так с чем конкретно пожаловали?
А тебе подробности-то по чину вызнавать?
Мне нынче всё по чину, не стушевался дед. Начальство с чахоткой слегло, незнай когда оклемается. Но ежели мой чин вам не по масти, можете с охранниками нашими потолковать. Или вот, поднял он за шкирку и выложил на стол жирного чёрного кота, явно недовольного столь бесцеремонным обращением, с Василием дела свои порешайте, он у нас тут самый солидный. А то ещё...
Ладно, хватит, прервал я скомороха-самоучку. Слишком много юмора для столь раннего часа. Хочу получить награду за Александра Ветрова. Можешь выдать?
Ветров... повторил дед задумчиво. Что-то не припомню такого.
«Ветерок» его кличка, уточнил лейтенант.
М-м... Не та, не та уже память, полез бюрократ в шкаф и выудил оттуда толстенный альбом с буквами «В-Г» на обложке. Так, Ветров, говорите, Александр... Ага. Этот? развернул он свой фолиант к нам и ткнул пальцем в довольно невыразительный, но всё же узнаваемый портрет Ветерка, сделанный, вероятно, со слов выжившего участника трагических событий, произошедших при деятельном участии нашего натурального актива.
Он, утвердительно кивнул лейтенант.
Погоди-погоди, пригляделся я к сопроводительной информации лота. А это что за херня?!
Где? перегнулся через стол дедуля, придерживая пальцем очки.
Вот! Какого хуя я вижу здесь цифру пять, просто «пять»?! Ты тоже это видишь? обратился я к Павлову, дабы засвидетельствовать правоту моих глаз. Это что такое? Он стоил двадцать золотых! Столько, столько, столько и ещё раз столько, мать твою! объяснил я на пальцах алгоритм расчёта деду.
Спокойно, отошёл тот к стене, подняв руки. Прошу не забывать, где вы находитесь.
А ты напомни. Может, вывеска устарела, и тут теперь блядский цирк, а не «Девять Равных»? Вы с каких пор наебаловом занимаетесь?
Давайте-ка не будем усугублять, и разберёмся в этом... ценообразовании. Так, сел он и развернул альбом к себе, что мы видим...
Залупу конскую!
Остынь, тронул меня за плечо Павлов и кивнул наверх, где бесшумно появились две фигуры со стволами.
Э-э... повёл книжный червь пальцем по строкам печальной летописи Ветерка. Ну вот! Как я и думал всё просто и без затей. Просрочка.
Чего, блядь? не сдержался я.
Сроки давности почти вышли, вот чего. Непонятно? Долго ваш Ветров дров не ломал и гильдии не пакостил, вот его и уценили. Так дошло? пояснил дерзкий старикан.
Это что за новые ебанутые правила?
Да уж почитай лет пять им. Ежели голова за ум взялась и в преступных деяниях долгое время не уличена, цена её ежегодно пересматривается в сторону понижения, отчеканил дед, и расправил замявшийся край страницы. Этого отребья одно время столько развелось, что никакого золота не напасёшься. И терять-то им нечего было, знай себе грабь да убивай. А ту вроде как амнистия, через годик вычеркнем Ветерка вашего из наградных списков, и поминай, как звали. Ну так что, сдавать будете?
За пять золотых? Да я его на мясном развале дороже продам.
Дело хозяйское, пожал старый хрен плечами и захлопнул альбом.
Был о вашей гильдии лучшего мнения, обличительно ткнул я пальцем в деда.
Вот незадача, скорчил тот огорчённую физиономию. И как мне с таким грузом стыда теперяча жить? Ты подумай, Василий, конфуз-то какой приключился, не оправдали мы с тобою надежд.
Пойдём отсюда, схватил я Павлова за плечо и потащил к двери.
Когда следующий бензовоз? успел он выкрикнуть, уходя, на что получил ответ:
У нас тут не вокзал! Приедет узнаете.
Обычно, дерьмово начавшийся день имеет тенденцию на сохранение, а чаще на рост глубины погружения в каловые массы, и вектор развития событий ясно давал понять, что мы движемся по второму сценарию.
Куда катится этот мир? искренне недоумевал я, возвращаясь несолоно хлебавши в «Дикий Капитализм». Просрочка! Ты только подумай! Ничего святого! Они хоть представляют, что людей можно годами выслеживать? Абсолютное неуважение к профессии. А слышал, что этот хер про амнистию нёс? Амнистию, блядь! Это же полный пиздец. Типа за хорошее поведение что ли? Нет, раньше такой хуйни не было, раньше порядок был. Объявил награду заплатил награду. И никаких сука амнистий.
Ну, раз они так поступают, значит, это работает, пролепетал Павлов, до тошноты спокойным тоном, вместо того, чтобы поддержать меня в праведном гневе. К тому же, может оно и к лучшему. Снайпер нам не помешает. На время.
Ну, раз они так поступают, значит, это работает, пролепетал Павлов, до тошноты спокойным тоном, вместо того, чтобы поддержать меня в праведном гневе. К тому же, может оно и к лучшему. Снайпер нам не помешает. На время.
Ой, только не клянчи, у тебя уже есть зверушка. Кстати, как там она?
Он, поправил лейтенант. Не лучше всех, это точно. У парня была семья мать, брат и две сестры. Все погибли, когда пытались защитить свой дом. Малец спасся в лесу, хватило ума. Соображает он вообще отлично. Возраста своего не знает, но, кажется ему около пятнадцати.
Да ты заливаешь!
В нашу первую встречу он мне тоже не показался настолько взрослым, наверное, из-за стресса притормаживал. Да, парень и сейчас не всё понимает, но нужно учитывать, что он родился и рос в изоляции. Если ему растолковать, он схватывает на лету.
Ты так говоришь, будто решил растить его как родного.
Я подумываю использовать Квазимоду в качестве разведчика.
Уже и имя дал.
Имя придумал ты.
Нет, это был всего лишь оскорбительный ярлык, подчёркивающий физическое уродство. Мне не нравится эта тварь.
Это я уже понял. И перестань его так называть.
А то тоже обидишься и уйдёшь?
Не понимаю, улыбнулся лейтенант, безуспешно пытаясь скрыть раздражение, зачем ты постоянно провоцируешь конфликт.
Нихера я не провоцирую. Всё дело в том, что вокруг меня беспрерывно крутятся недоговороспособные, занудные, упёртые, наглые, с раздутым самомнением, лишённые здравого рассудка типы, одним своим существованием уже создающие невыносимую атмосферу глубокой депрессии. Они повсюду. Летят, как мухи на мёд.
Мухи летят не на мёд.
Вот видишь?! Видишь, что ты делаешь прямо сейчас? И это я тут провоцирую конфликт?
Ладно, понял. Зря мы начали этот разговор.
Да, лучше заткнись.
К моменту нашего возвращения жизнь в подвале «Дикого Капитализма» только-только начала вырываться из плена Морфея, мучительно и безобразно. Бледный как полотно Станислав сидел на тахте и мычал, обхватив свой тесный череп руками, Ветерок, сложившись пополам над парашей, отторгал туда содержимое пищеварительного тракта. Квазимода тихо притаился в углу, боясь, видимо, нарушить эту идилию.
Ну хоть у кого-то утро выдалось добрым, поприветствовал я присутствующих.
Уже пора? не оборачиваясь, спросил Ветерок голосом живого мертвеца.
Да, собирайся. Надо тебя врачу показать.
Зачем? На органы пустить хотят?
Идея неплохая, но нет. За ногу твою беспокоюсь, от хромого снайпера проку меньше.
О чём ты? оторвался наконец Ветерок от параши и посмотрел на меня красными слезящимися глазами.
Я передумал.
То есть как? перестал Стас мычать и подал более явственные признаки жизни.
А вот так. Не всё решается деньгами. Есть на этом свете и более важные вещи, человечность, например. Человечнее надо быть, Станислав, милосерднее.
Что... что за хуйню ты несёшь?
Не пытайся понять, это не многим дано. Короче, Саня, фортуна снова повернулась к тебе лицом. С этого самого момента зачисляю тебя в наш отряд на место штатного снайпера.
Ветерок сглотнул, поднялся с карачек и, превозмогая боль в купе с рвотными позывами, вытянулся по стойке смирно. Уверен, баловень судьбы щёлкнул бы каблуками, если б мог.
Я этого не забуду, Кол, прохрипел он сквозь накатившее чувство безмерной признательности. Богом клянусь, не забуду.
Ладно, дружище, хлопнул я своего бравого солдата по плечу, ощущая затылком осуждающий взгляд Павлова, как скажешь, только не дыши в мою сторону.
Да, извини.
Хватай костыль, пора заняться твоим здоровьем.
Глава 26
Некоторые называют меня психом, опасным шизофреником, маньяком с болезненными садистскими наклонностями. За глаза, конечно, но я-то знаю. А те, кто не называет, либо осторожничают, либо попросту не знакомы со мной. Можно ли винить их за это? Разумеется. Но я не стану, я понимаю, отчего такое происходит. Виной всему невежество. А винить человека за невежество в мире, где оно является нормой, слишком просто и до пошлости банально. Тем не менее, они неправы. Любой психопат, потрошащий людей, делает это потому, что испытывает непреодолимую тягу к данному процессу, и только. Да, он может утверждать, что его ведёт Сатана, что голоса в голове вещают крайне убедительно, что жертвам так будет лучше, ибо они, его стараниями, отправляются в рай, и прочую хуету. Но истина в том, что это всё оправдания. Каким бы жестоким мясником ни был этот психопат, он, в глубине своей больной натуры, осознаёт неправильность совершённого, его уродство, грязь и мерзость. Мастурбирует он на разделанные трупы, или рыдает над ними не важно, психопат всегда является жертвой собственной одержимости и не бывает удовлетворён. Всё его никчёмное существование вращается вокруг этого, он живёт своими жертвами, остальное тлен. Маньяк он как дебильный ребёнок, которому дали краски, а тот макает в них шаловливые ручонки и мажет ими по холсту, успокаиваясь на время, но потом видит, что за нелепую мазню сотворил, и впадает в депрессию, пока не получит новые краски взамен испорченных. Но довольно о психах, поговорим теперь обо мне. Ощущаю ли я тягу к физическому уничтожению прямоходящих форм белковой жизни? Постоянно. Получаю ли я удовольствие от процесса? Зачастую. Помню ли я тех, кого убил? Очень немногих. Является ли убийство самодостаточным? Крайне редко. Сожалею ли я о содеянном? Никогда. Я художник, и творю шедевры. Они редки, но прекрасны, это искусство. В остальное время приходится заниматься ремеслом, лубочными картинками, чтобы свести концы с концами. Может ли художник жалеть о потраченных красках, должен ли задумываться об их судьбе, выдавливая из тюбика на палитру? Вопрос риторический. Никто ведь не называет повара больным ублюдком за то, что он разделывает зверей и превращает их в чудесные блюда. Никто не считает маньяком столяра за срубленные распиленные деревья. Разве же это справедливо клеймить меня унизительными эпитетами, лишь за то, что не зарыл в землю дарованный свыше талант? Откуда столько нетерпимости и злобы? Люди так жестоки...