Но Магнуса не убедили и эти результаты: он заявил, что те вполне могут не подтвердиться на пробах воздуха, взятых не в лаборатории Тиндаля, а в других местах. Тиндаль принял вызов. У него было множество друзей, которые были рады помочь ему. Вскоре он получил образцы воздуха пусть не такого кристально прозрачного, как в Швейцарских Альпах, но все же гораздо более чистого, чем в центре Лондона. Друзья прислали ему воздух из Гайд-парка, Примроуз-Хилл, Хэмпстед-Хит и с Эпсомского ипподрома. Он также получил два образца с острова Уайт, один из них из парка Блэкгэнг-Чайн. Тестирование этих образцов показало, что все они, будучи насыщенными водяным паром, поглощали в 6070 раз больше тепла, чем без него. Таким образом, Тиндаль сумел доказать, что его открытие распространяется на любую точку планеты, будь то его лаборатория на Альбемарл-стрит, поросшие лесом холмы Хэмпстед-Хит или Альпы.
Сумев убедить физиков, с метеорологами Тиндаль вел себя куда смелее. Он безбоязненно отсылал их к своим результатам, которые называл не иначе как «абсолютно достоверными». В одной из статей ученый твердо заявил, что «в любом регионе с сухой атмосферой вслед за заходом солнца должно наступать быстрое охлаждение», далее открыто (и даже с некоторым хвастовством) признав, что это «всего лишь теоретический вывод». Тиндаль был уверен в результатах своих лабораторных экспериментов и утверждал, что им не противоречит никакой метеорологический опыт. Открытые в лаборатории законы природы не перестают действовать за ее пределами. Поэтому он с уверенностью заявлял, что 10° «всего земного теплоизлучения поглощается водяным паром, находящимся в пределах трех метров от поверхности земли».
Действительно, его выводы о водяном паре объясняли широкий спектр климатических наблюдений. Например, извилистые ленты облаков над великими реками, такими как Нил и Ганг, повторявшие изгибы их русел, были обязаны своим происхождением «охлаждению насыщенного воздуха над рекой в результате излучения тепла из водяных паров». Это также объясняло наблюдаемую на больших высотах резкую разницу температур между воздухом, который зачастую оставался очень холодным, и поверхностью, которая быстро нагревалась под солнцем. Этот эффект его друг Хукер отметил в Гималаях[59], но то же было верно и для Европы. Спускаясь с Монблана по глубокому снегу, можно страдать от слепящего солнца и почти невыносимой жары несмотря на лежащие вокруг снега и льды. Наконец, это также объясняло, почему в засушливых районах Центральной Австралии суточные колебания температуры в 40° были обычным делом, тогда как в дождливом Лондоне диапазон колебаний был почти в два раза меньше. Соответственно, это объясняло и резкий перепад температур в Сахаре с ее испепеляющей дневной жарой и очень холодными ночами.
Но как бы ни впечатляло представленное Тиндалем объяснение механизма формирования земного климата, не оно было главной целью ученого. Как и в исследовании ледников, предметом его интереса была, прежде всего, молекулярная физика, то, как тепло воздействует непосредственно на молекулы. Говоря о климатических изменениях, ученый подчеркивал, что они раскрывают «влияние атмосферы на солнечное и земное тепловое излучение». И именно тепло было в фокусе его внимания, а атмосфера занимала, главным образом, как препятствие на пути теплового излучения. Эксперименты с газами, проведенные им, были важны тем, что позволяли изучить «более чистый случай молекулярного воздействия», чем это удавалось когда-либо прежде. Он не стремился понять, почему прошлое Земли развивалось так, а не иначе, но хотел узнать, почему «луч тепла останавливается одной молекулой и беспрепятственно проходит через другую».
В отличие от Кролла, Тиндаль не стал выяснять, что может приводить к повышению или понижению содержания водяного пара в атмосфере. Он просто расширил перечень процессов, уже названных Кроллом, подтвердив, что существует множество иных способов охладить и нагреть Землю, нежели предполагаемое Лайелем поднятие и опускание континентов. Хотя ни Тиндаль, ни Кролл не акцентировались на этом моменте, из их работ становилось ясно не только то, что воздействие водяного пара объясняло значительные изменения земного климата в прошлом, но и то, что эти изменения могли происходить в гораздо более короткие сроки, чем считали многие геологи во главе с Лайелем. Тиндаль наглядно показал, что водяной пар может вызывать очень быстрые в пределах нескольких дней, если не часов локальные изменения погодных условий.
Тиндаль любил писать о переменчивости небес. Вот фрагмент с описанием попытки восхождения на вершину Галенсток, взятый почти наугад из книги «Часы упражнений в Альпах», повествующей о его приключениях в горах. Мы видим здесь нечто сродни гимну различным формам воды, повсеместно присутствующим в окружающем мире: «Поначалу небо было чистым, а воздух восхитительным, но в земной атмосфере солнце стремительно творит свою магическую работу, а легкая сущность воздуха делает его особенно подверженным переменам. Внезапно появились облака: поднявшись по долине Роны, они покрыли ледник и укутали вершины гор, на какое-то время оставив незатянутой лишь фирновую область, откуда берет исток Рона. Некоторые отказывают Альпам в величественной красоте. Но высотные снежные поля альпийских ледников поистине прекрасны наделенные не отталкивающим царственным величием, а столь тонким изяществом, что взывают к мысли о женском очаровании». Мы видим, как тесно сопряжено описание Тиндалем атмосферных явлений и ледников с осознанием их переменчивой природы. Именно восприятие окружающего пейзажа не как чего-то неизменного, но постоянно преображающегося наделяло его таинственностью, не отпускавшей внимание Тиндаля. Сами природные явления облака, ветер, снег и лед обретали в его глазах свою значимость и силу благодаря пониманию связей между ними, их способности превращаться друг в друга в соответствии с законами природы, которые, будучи постоянными и фундаментальными, порождали явления безграничные и возвышенные.
На мой взгляд, главным достижением Тиндаля стала его попытка установить связь между природными средами и воссозданными им в лаборатории их «уменьшенными образцами». Он упорно трудился над тем, чтобы соединить эти два масштаба действительности и два способа познания и таким образом углубить свое понимание единства природы. Что касается Альп, то они занимали в жизни Тиндаля особое место, служа подчас весьма противоречивым целям. Здесь, в окружении изменчивых пейзажей, среди опасностей горных походов, он искал спасения от удушливой атмосферы Лондона и возможность забыть о проблемах и тревогах, терзавших его ум и душу. Но Альпы также всегда оставались для него полем битвы, на котором он боролся со своими собратьями по цеху за научный приоритет. Он мечтал стать первым ученым первопроходцем-одиночкой, кто оставит свои следы на девственно-белой целине снежных и ледяных полей. А это требовало определенной публичности: предпочитая путешествовать в Альпы в одиночку, он должен был позаботиться о том, чтобы об этих экспедициях стало известно всем. Таким образом, он отправлялся в горы, чтобы вырваться из лондонской жизни и бесконечной круговерти мыслей, но также и для того, чтобы первым подняться на новую научную вершину и высечь на ней свое имя. Раздираемый этими двумя противоборствующими желаниями, Тиндаль стремился примирить свое стремление к уединению, покою, почти духовной связи с природой, которая так привлекала его в сочинениях Эмерсона, с жаждой человеческого общения (пусть даже в форме ожесточенного научного спора), действия, борьбы и признания.
В этом отношении его разум был гораздо мудрее сердца. Тиндаль понимал: сила природы в том, что она существует независимо от человеческого ума и души, хотя был при этом всецело убежден, что разум и эмоции являются продуктом природы. Как бы то ни было, собственное сердце было ему неподвластно: он быстро гневался, легко обижался. Живость ума делала его превосходным лектором, живость в движениях отличным альпинистом, но живость чувств мешала ему в общении с людьми. Склонность к конфликтам превратила его жизнь в череду споров: с религиозными властями об эффективности молитвы и об отношении к религии в свете космологии, с научным сообществом о самозарождении жизни, сохранении энергии и, как мы уже знаем, о движении ледников. Неспособность взять под контроль собственную психику и успокоить разум негативно сказывалась и на его личной жизни и здоровье. Страдая бессонницей, он все чаще обращался к лекарствам. Его дневники полны описаний мучительных бессонных ночей, когда он искал облегчения в хлорале, который прописывал ему доктор. Иногда приходилось принимать по две-три дозы, прежде чем его изнуренный ум успокаивался и он погружался в искусственный сон. Один раз жена Тиндаля Луиза по ошибке дала ему лишнюю дозу хлорала. Они оба немедленно поняли, что это значит. «Луиза, ты убила своего Джона», произнес Тиндаль. Вызванный доктор использовал все доступные в то время способы, чтобы вернуть его к жизни, и даже применил электрический разряд от гальванической батареи, но все было напрасно. Тиндаль скончался вечером 4 декабря 1893 г. в возрасте 72 лет.
Луиза, которой на тот момент было всего 47, никогда себе этого не простила. Следующие 47 лет жизни она посвятила тому, чтобы написать биографию мужа, но, вероятно раздавленная чувством вины, а также объемом материала, так и не сумела осуществить задуманное. Она умерла в 1940 г., когда из поколения Тиндаля уже никого не осталось в живых и его самого мало кто помнил. В конце концов весь собранный Луизой архив вместе с черновыми заметками был передан двоим ученым, которые согласились довести дело до конца. В отличие от его сверстников, после смерти которых потомки или ученики спешили опубликовать традиционные «Биографии и письма» или «Сборники трудов», Тиндаль у которого не было учеников, осталась лишь убитая горем вдова, не удостоился подобных посмертных прославлений. Его биография была издана только в 1945 г., но вызвала мало интереса: Тиндаля к тому времени почти забыли, а страна была озабочена куда более важными проблемами восстановления после Второй мировой войны[60].
Сегодня Тиндаль наконец-то получил заслуженное признание. Его открытия кажутся почти пророческими первыми проблесками в понимании того, как функционирует глобальная климатическая система и как люди непреднамеренно, но радикально могут вмешиваться в ее работу. Разумеется, при более близком рассмотрении становится очевидно, что подход Тиндаля и его современников сильно отличался от современного. Нас не должно вводить в заблуждение кажущееся сходство предметов его пристального интереса льда, ледников, водяного пара и тепла с тем, что заботит нас сейчас. Тиндаль изучал тепло, движимый интересом к недавно открытым законам термодинамики, а вовсе не осознанием нашей планеты как живого организма, все более присущим нам сейчас. Не будет преувеличением сказать, что он смотрел на мир через призму второго закона термодинамики, предрекающего космосу и всему сущему в нем неизбежное ледяное будущее.