Обязательно, пообещала я. К моей тетке Вере, например, матери Митяя, с которым ты уже знакома
Ага! Лизка грозно улыбнулась, и я мимолетно посочувствовала Митяю. Туда я надену синее в ромашках, оно с виду скромное, но та-ак подчеркивает бюст А в клуб что? Туда же ходят принаряженными?
Не то слово, подтвердила я. Одна бабушка ходила в этот клуб в жемчужном головном уборе, доставшемся ей от предков.
Я решила, что какой-то минимум вводной информации подруге не повредит, иначе она потом будет встревать в мой разговор с Епифановым.
В кокошнике, что ли? Лизка поставила ладони домиком, накрыла ими свою голову и вопросительно поморгала.
Типа того. Я опустила ее рукотворный домик ниже на лоб. Вот тут такие шишки встык, как грибы на пеньке, а сверху платочек.
А жемчуг где?
Как раз в шишках, они из него и сделаны.
Супер! Я хочу это видеть!
Я тоже, я не удержалась от вздоха. К сожалению, эта роскошная вещь совсем недавно пропала, предположительно была украдена, но это большой секрет.
Блин! Лизка расстроилась. Надо было мне раньше приехать
Мы вернулись домой, пообедали и стали собираться в клуб.
Субботним вечером в клубе были танцы. Вернее, не в самом клубе, а возле него.
На асфальтированный пятачок у входа в одноэтажное здание, культурную миссию которого акцентировали две низенькие и толстенькие, как бочонки, псевдогреческие колонны по обе стороны двойных дверей, вынесли стол и стул. На столе помещался бумбокс с колонками, на стуле сидел длинноволосый юноша, управляющий работой аудиоцентра.
Юноша откровенно скучал: ранним вечером на импровизированном танцполе толпились возрастные граждане, преимущественно старушки-веселушки, и музыка для них звучала соответствующая.
«Ах, какая женщина, ка-а-кая женщина! Мне б такую!» сладострастно, с придыханием, басовито ныл бумбокс. Пожилые дамы покачивались, поводя плечами в шалях и высомерно взирая поверх голов кучкующихся поодаль зрителей. Молодежь грызла семечки, шушукалась и ждала своей очереди.
Какая знойная дискотека, без восторга заметила Лизка, просканировав толпу на предмет мужских особей и не увидев ни одного достойного внимания экземпляра. Кто старый, кто малый А где нормальные мужики?
Лиз, нормальные деревенские мужики на танцульки не ходят.
А неженатые?
Тем более! Если, конечно, не хотят, чтобы их тут захомутали. Я пригляделась к группе, предательски позвякивающей бутылочным стеклом. Но вон там, за деревянным столом под елкой, видишь? Бородатый дядька с пивом это мой сосед Семен Буряков. Он как раз неженат.
И пусть таким остается, искренне пожелала Лизка, посмотрев на Семена и скривившись. Нет, я все понимаю: глубинка модными веяниями не облагорожена. Но такую бороду на Руси уже лет триста не носят с тех пор, как царь Петр бояр побрил!
Считай, винтажная борода, я подпустила шпильку, а ты же у нас любишь все старинное, с барахолок
А еще кто-нибудь есть? прямо спросила Лизка.
Пойдем, я тебя с местным культуртрегером познакомлю. Я потянула подружку ко входу в здание. Товарищ Епифанов, не помню, как его имя-отчество, тут и завклубом, и директор библиотеки, и киномеханик в одном лице.
И за все эти труды ему платят? Он три зарплаты получает? заинтересовалась Лизка.
Вот не знаю, может, он на общественных началах работает, как энтузиаст.
Безымянный товарищ Епифанов в комнатке с громким названием «читальный зал» вдохновенно ваял стенгазету, посвященную 125-летию Сергея Есенина. Тройной лист ватмана украшало незаконченное изображение заоконной белой березы, принакрытой снегом, словно серебром.
И за все эти труды ему платят? Он три зарплаты получает? заинтересовалась Лизка.
Вот не знаю, может, он на общественных началах работает, как энтузиаст.
Безымянный товарищ Епифанов в комнатке с громким названием «читальный зал» вдохновенно ваял стенгазету, посвященную 125-летию Сергея Есенина. Тройной лист ватмана украшало незаконченное изображение заоконной белой березы, принакрытой снегом, словно серебром.
Березу товарищ Епифанов рисовал с натуры, только заменял зелень листвы искристым снегом. Позировал ему за неимением других деревьев фикус в горшке, вытащенный на середину комнаты. Снежок на нарисованных ветках имитировали посаженные на резко пахнущий клей клочья ваты.
Мы застали творца в ответственный момент: он как раз посыпал художественно заляпанный клеем ПВА бумажный лист блестящей крошкой из размолотых елочных игрушек.
Очень красиво! громко сказала Лизка то ли художество оценила, то ли его автора.
Товарищ Епифанов в процессе творческой работы был ориентирован к нам сухопарым тылом. Сразу видно было, что он (и тыл, и Епифанов в целом) не толстый и крепкий.
Особенно удалась фирёза, она же берёкус, пробормотала я, подумав, что гибридные растения и животные это, по-видимому, какая-то местная фишка.
Епифанов вот фикус с березой вдохновенно скрестил.
Я Лизавета Николавна. Лизка смело пошла на художника с протянутой для приветствия рукой. Из газеты «Финансисть», должно быть, знаете такую?
А как же! А как же! приятно взволновался Епифанов, роняя кисть и пузырек с блестящим крошевом, чтобы потрясти холеную Лизкину лапку сразу двумя руками. Я Виктор Игнатьевич, заведую тут вот этим всем.
Руки у него были заняты, и «вот это все» он обвел только взглядом, но горделивым, любовным. Лизка, видимо, умилилась, потому как разулыбалась. Или же ей понравилось честное и благородное лицо Епифанова тонкое, породистое и чисто выбритое, без намека на замшелую допетровскую бороду.
А мы зашли взглянуть, чьими стараниями тут кипит культурная жизнь, сказала Лизка и кивнула на окно, за которым не было есенинской березы, зато имелось скромное народное гулянье.
Из динамиков как раз полилось бессмертное, пугачевское, про миллион алых роз.
Я ассоциативно вспомнила клумбу бабу Дуси, ларец, шишак и прервала процесс приятного знакомства деловитым вопросом:
Виктор Игнатьевич, а правда, что в Пеструхине есть культурные ценности, достойные музея?
А как же! Епифанов всплеснул руками. Взять хотя бы саманный кирпич единственный сохранившийся артефакт восемнадцатого века, когда переселенцы с юга России строили в нашей деревне первые жилища!
Кирпич? повторила я в сильном сомнении.
Меня-то интересовали камешки помельче. Или жемчуг это вообще не камни?
А еще что? не стушевалась Лизка, проглотившая информацию про кирпич не поморщившись.
Деревянная парта с откидной крышкой творение местного столяра, свидетельница того, в каких спартанских условиях учились сельские дети сто лет назад, керосиновые лампы, чернильницы-непроливайки, перьевые ручки, литые утюги, зачастил Епифанов.
Все это очень, очень интересно! убедительно соврала Лизка. Но нас интересует в первую очередь шишкарь Нет, шишкун Шишец Блин, да как же его?!
Шишак, подсказала я.
О! Торопецкий шишак Евдокии Буряковой? Это действительно реликвия, которой место в музее. Жаль, что его уважаемая владелица не желает этого понять, вздохнул завклубом.
Он в самом деле такой замечательный, этот шишак?
Расскажете нам о нем?
Он прекрасен, Епифанов ответил сначала Лизке, а потом мне. С удовольствием и расскажу и покажу! У меня фотографии есть, пойдемте в мой кабинет.
Виктор Игнатьевич проворно повернулся, вышел из библиотеки и повел нас за собой по коридору с дивно скрипучими полами.
Не женат, говоришь? шепнула мне на ухо подружка, одобрительно оглядывая поджарый тыл легко шагающего Епифанова. Алкаш небось, нет?
Был, но завязал, давно уже ни в чем таком не замечен.
Алиментщик?
Нет, дети уже взрослые, в городе живут.
Импотент, извращенец, сексуальный маньяк?
Вот уж этого не знаю, но ты как-то все в одну кучу
Хм Лизка ускорилась, догнала легконогого Виктора Игнатьевича и поплыла с ним бок о бок, сметая пыль с подоконников полой модной шелковой разлетайки. А вот скажите, уважаемый Виктор Игнатьевич, почему вы сами не участвуете в массовом мероприятии типа танцы?
Так я же стенгазету готовлю! Кто, если не я Помощников нету Все сам да сам долетело до меня.
Я чуть отстала, не торопясь присоединяться к Лизке с ее потенциальной жертвой. Если моя подруга сделала стойку на Епифанова, быть большой охоте, и ни к чему мне ввязываться в этот эпический процесс, буду только путаться под ногами.
Тем более лично мне Епифанов как мужчина не нравится. Я люблю высоких, статных, чтобы косая сажень в плечах, руки-лопаты и громовой смех
Плебейские у меня вкусы, видимо.
Алисушка, ну что же ты отстаешь? Виктор Игнатьевич интересуется, какой мы будем чай пить черный со смородиной или зеленый с жасмином? ласково спросила Лизка, когда я неспешно, нога за ногу, подошла к распахнутой двери кабинета, больше похожего на скромную келью.
Подруга уже вовсю хозяйничала там, расставляя на столе чашки и блюдца. Товарищ Епифанов доставал из стратегической заначки в нижнем ящике шаткого стола пряники и печенье. На подоконнике закипал электрический чайник.
Я поучаствовала в процессе, красиво разложив на щербатых тарелках каменной твердости пряники и печенье, которым можно было забивать гвозди. Победно затрубил закипевший чайник, и мы уселись за стол. За пряниками с печеньками я осмотрительно не тянулась, а вот фотографии, которые тоже были разложены на столе, рассмотрела с живым интересом.
Вот он, торопецкий шишак, украшенный зерновым жемчугом, пояснил Епифанов, раскладывая фото веером. Скажу вам, уникальная вещь! Ни у кого, кроме торопчанок жительниц Торопецкого уезда Тверской губернии, таких головных уборов не было. Даже августейшие особы восхищались торопецкими шишаками! Известно, что жена купца Поджарова однажды явилась во дворец в жемчужном шишаке стоимостью сорок тысяч рублей это теми еще деньгами! и сама императрица Екатерина Вторая ахала, восхищенно рассматривая ее убор.
Те сорок тысяч это на нынешние деньги сколько будет? предсказуемо заинтересовалась Лизка.
А вот для сравнения. Епифанов поднял глаза к потолку и зачастил наизусть: В провинциальной Твери в одна тысяча восемьсот тридцать восьмом году пресноводная рыба стоила от двадцати до шестидесяти копеек за килограмм, говядина сорок копеек, десяток яиц двадцать три, курица живая семьдесят, гусь рубль двадцать, коровье масло рубль за кило, мед двадцать рублей за пуд
Пуд, повторила Лизка, глядя на завклубом, как завороженная. А вы, я вижу, основательно изучили вопрос.