Ну, у нас уже было несколько практических занятий, но в последний раз вышла небольшая неприятность. Они с племянником обменялись обвиняющими взглядами. И не надо на меня так глядеть, ты сам виноват. Я же говорил, что надо стоять спокойно.
Хм, сухо сказала Дженни и окинула суровым взглядом сына, а затем точно так же посмотрела на брата.
В ответ Джейми-младший задрал подол себе на голову, а старший, ничуть не смутившись, весело улыбнулся, встал и стряхнул с себя мусор. Положил руку на голову племянника, спрятанную в подоле, и повернул мальчика к дому.
«Всему приходит свой черед, продекламировал он, и всякой вещи свое место под солнцем». Сперва работа, маленький Джеймс, затем мытье, а потом слава богу! обед.
Управившись с самыми срочными делами, на следующий день Джейми вздумал показать мне дом. Дом, возведенный в 1702 году, был оснащен новейшими достижениями своего времени: изразцовыми печами в комнатах и большой плитой с духовой печью, выстроенной из кирпича, так что не нужно было печь хлеб прямо в золе. Нижний коридор, лестница и гостиная были украшены картинами, среди которых имелось несколько пасторальных пейзажей и изображений животных, однако в основном это были портреты.
Я задержалась возле юношеского портрета Дженни. Она сидела на каменной садовой изгороди, за ее спиной вилась виноградная лоза с красными листьями. Перед моделью на той же изгороди рядком уселись птицы: воробьи, дрозд, жаворонок, даже фазан, они теснили друг друга, пытаясь оказаться рядом со своей смеющейся хозяйкой. Картина была совсем не похожа на другие строгие портреты предков, пучивших на зрителей глаза так, словно им мешали вздохнуть тугие воротнички.
Это работа моей матери, заметил Джейми, увидевший, что я заинтересовалась. На лестнице есть еще пара картин ее кисти, а тут лишь две. Этот портрет она любила больше остальных.
Он бережно дотронулся пальцем до холста и провел загрубевшей подушечкой по красным листьям.
На изгороди ручные птицы Дженни. Люди иногда находили птиц то с перебитым крылом, то со сломанной ногой и обязательно несли Дженни, а та их своими руками выхаживала и кормила. Вот этот похож на Айена.
И от показал пальцем на фазана, расправившего для равновесия крылья, который черными глазками-бусинами восторженно глядел на хозяйку.
Джейми, бесстыжие твои глаза! рассмеялась я. А твой портрет есть?
О да.
Он подвел меня к противоположной стене и показал на картину, висевшую у окна.
С холста важно и серьезно смотрели два маленьких рыжих мальчика в тартанах. Возле них сидела огромная охотничья собака верно, Найрн, дед Брана. Это были Джейми и его старший брат Уилли, скончавшийся в одиннадцать лет от оспы. Джейми на портрете было около двух лет; он стоял у ног брата, положив на голову собаке руку.
О Уилли я узнала от Джейми по пути из Леоха. Как-то раз мы сидели у ночного костра в уединенной лощине. Я заговорила об игрушечной змейке, вырезанной из вишневой ветки; Джейми вынул ее из споррана и показал мне.
Когда мне минуло пять, мне ее на день рождения подарил Уилли, объяснил он, ласково проведя пальцем по деревянным изгибам.
Змейка была маленькая и забавная, с красиво изогнутым туловищем и так повернутой маленькой головой, что казалось, будто она смотрит через плечо (конечно, воображаемое, поскольку все знают, что у змей не бывает плеч). Джейми позволил мне подержать игрушку, и я ее перевернула.
А что это тут написано? «С-о-н-и» Сони?
Это я, почему-то застеснялся Джейми и понурился. Уменьшительная форма от моего второго имени Александр. Меня так звал Уилли.
Дети на портрете были весьма похожи; все Фрэзеры отличались прямым взглядом, заставляющим считать их обладателей теми, кем они называют себя сами. У изображенного Джейми были еще пухлые щеки и детский короткий нос, а в облике брата уже проглядывали черты мужчины, которым не суждено было полностью развиться.
Ты сильно его любил? тихо спросила я.
Джейми кивнул, задумчиво глядя на огонь в камине.
Да, чуть улыбнувшись, ответил он. Уилли был на пять лет старше, и я глядел на него как на Бога, ну, в крайнем случае на Христа. Ходил за ним хвостиком везде, то есть везде, куда он меня брал.
И отошел к книжным полкам. Я осталась у окна, чтобы позволить Джейми побыть одному.
С этой стороны дома из окна сквозь дождь виднелись лишь туманные очертания дальнего скалистого холма, покрытого на вершине травой. Этот холм была похож на другой холм, волшебный, где я прошла через камень и вылезла из кроличьей норы. Полгода назад, всего-навсего, а такое впечатление, что невероятно давно.
Ко мне подошел Джейми и застыл у окна рядом. Посмотрел куда-то вдаль на дождь и неожиданно сказал:
Но все-таки имелся еще один повод. Самый главный.
Повод? глупо повторила я.
По которому я на тебе женился.
И что же это за повод?
Я понятия не имела, что он скажет. Возможно, я услышу очередную семейную тайну. Но слова Джейми меня поразили наповал.
Он повернулся лицом ко мне и тихо сказал:
Я хотел тебя больше, чем что бы то ни было в жизни, добавил он.
Я, оторопев, на него уставилась. Такого я совершенно не ожидала. Джейми негромко проговорил:
Когда я спросил отца, как я узнаю ту самую женщину, он отвечал, что когда настанет час, я не буду в этом сомневаться. Я и не сомневался. Когда ночью по пути в Леох я очнулся под деревом, когда ты сидела у меня на груди и бранила меня за то, что я истекаю кровью, я сказал себе: «Джейми Фрэзер, тебе еще неведом облик этой женщины, хотя и знаешь, что весит она не меньше коня, но она и есть та самая».
Я подалась к нему, но он сделал от меня шаг назад и зачастил:
Я сказал себе: «Два раза в течение нескольких часов она тебя исцелила, а жизнь среди Маккензи такова, что жениться на женщине, умеющей остановить кровь из раны и вправить сломанные кости, очень неплохо». А еще я сказал себе: «Эй, парень, если тебе так нравится, как она касается твоей ключицы, представь себе, как тебе понравится, если она коснется кое-чего пониже».
Он увернулся от меня и спрятался за кресло.
Ясное дело, я предположил, что это может быть следствием четырех месяцев, проведенных в монастыре без вдохновляющего общества дам, но дальнейшая совместная ночная поездка Он драматически вздохнул и легко вытащил свой рукав из моих пальцев. И этот великолепный зад, сжатый моими бедрами Он увернулся от удара по левому уху и выставил перед собой как щит низкий столик. И тяжелая, словно камень, голова на моей груди В его голову полетело небольшое серебряное украшение и звякнуло об пол. Я сказал себе
Он так веселился, что речь его время от времени останавливали приступы хохота, от которых прерывалось дыхание.
Джейми сказал я себе это же англичанка язык у нее острый как у змеи зад неплох а вдруг у нее вместо лица овечья морда?
Я с ужасным шумом сумела свалить его на пол и встала коленями ему на живот.
То есть желаешь сказать, что женился на мне по любви?
С трудом дыша, он поднял брови.
Разве я только что это не сказал?
Схватив одной рукой меня за плечи, другую он сунул под юбку и пару раз чувствительно ущипнул за только что воспевавшуюся им часть тела.
В этот момент в комнату за корзинкой с рукоделием вошла Дженни и потрясенно уставилась на нас.
Что это ты тут делаешь, братец Джейми? спросила она, вздернув одну бровь.
Занимаюсь любовью с женой, задыхаясь от смеха и движения, пробормотал он.
Отыщи-ка для этого место получше, посоветовала она, подняв и вторую бровь. Тут того и гляди посадишь занозу в зад.
В Лаллиброхе жили спокойно и в то же время работяще. Поднимались засветло и сразу же приступали к делам. От восхода до заката хозяйство работало как часы, но после захода солнца завод у этих часов заканчивался, зубцы и шестеренки по очереди останавливались, выпадали из единого механизма и катились в темноте к трапезе и постели, чтобы утром, как по волшебству, вновь оказаться на своих местах.
Каждый человек, мужчина, женщина или ребенок, делали все, чтобы дела шли своим чередом, и я не представляла себе, как они обходились без хозяина столько лет. Сразу же задействовали не одного Джейми, но и меня. Я наконец осознала весь пыл, с которым шотландцы осуждали бездельников и лентяев; до этого хотя, наверное, следует сказать «после этого» все это я воспринимала лишь как причуду. Безделье считалось не столько показателем нравственного падения, но и нарушением естественного хода вещей.
Разумеется, случались и другие мгновения. Скоротечные часы, когда все вокруг замирало, а жизнь, казалось, попадала в промежуток между тьмой и светом, окружавшими ее одновременно.
Вечером то ли второго, то ли третьего дня после приезда в имение я радовалась именно таким минутам. Сидя на изгороди за домом, я любовалась пожелтелыми полями, деревьями, росшими вдали лощины, которые на фоне светло-серого, словно жемчуг, неба казались почти черными. Казалось, что все вокруг и близкие, и дальние предметы находятся на одном расстоянии: длинные тени от них постепенно исчезли в полумраке.
В холодном воздухе ощущалось дыхание зимы, я было решила, что пора вернуться в дом, но не хотела покидать мирную красоту вокруг. Пока Джейми не накинул на меня свой тяжелый плащ, я его не замечала. Только когда моих плеч коснулась теплая и толстая шерстяная ткань, я поняла, как же вокруг морозно.
Джейми обнял меня поверх плаща, и я, чуть дрожа, прижалась к нему спиной.
Мне даже из окна было заметно, как ты трясешься, сказал он, взяв мои ладони в свои. Если не будешь беречься, простынешь.
А ты?
Я повернулась и посмотрела на него. Несмотря на наступавший холод, похоже, в одной рубахе и в килте ему было вполне неплохо, лишь слегка покрасневший нос говорил о том, что на дворе не май месяц.
Ну, я привык. У шотландцев не такая жидкая кровь, как у вас, южан с синими носами.
Он приподнял мой подбородок и поцеловал в нос. Я взяла его за уши, но он избрал другую мишень, чуть ниже.
Через довольно продолжительное время температура наших тел сравнялась, и он меня отпустил. В моих ушах шумела горячая кровь, я откинулась назад, балансируя на перекладине изгороди. В затылок задувал ветер, и волосы сдуло на лицо. Джейми взял прядь моих волос и пропускал меж пальцев, так что через них проглядывали лучи заходящего солнца.
Когда солнце светит на тебя, как сейчас, вокруг твоей головы будто возникает ореол, тихо сказал он. Ангел, увенчанный золотом.