В степи был раскинут наблюдательный пункт: шатер, автостоянка, пластиковые коробки мобильных туалетов. На парковку заруливали новые и новые автобусы, выходили зеваки: казахские школьники, китайские туристы, жители и гости городка, правдами-неправдами получившие пропуск.
В шатре торговали чаем, пирожками и невзрачными сувенирами. Там раздавали вай-фай, а по стенам висели телевизоры, где шел прямой репортаж со стартового стола. Парила кислородом ракета, в углу бежал обратный отсчет секунд. Была выведена радиотрансляция запуска. Раздавались спокойные, деловые голоса:
Тридцатиминутная готовность.
Тридцатиминутная готовность принята.
Эвакуация стартового расчета.
Принята эвакуация стартового расчета.
Я вышла на воздух. Вся наша группа разбрелась, заняла места в толпе у барьерчиков. Ракета была хорошо видна среди сооружений стартовой площадки, на расстоянии примерно километра.
За Денисом я наблюдала краем глаза. Он вращался в сферах: с кем-то здоровался, обнимался, вел короткие переговоры.
Пробежал мимо меня, остановился, бросил:
Хорошее место. Все будет видно. Ты только не снимай старт на видео, не отвлекайся. Смотри своими глазами. А запись я тебе потом скину.
Глаза его излучали любовь. Они как бы говорили: я помню все, что с нами было, и мне этой ночью было с тобой хорошо.
У нас после пуска традиция. Когда ракета благополучно улетает, мы закрываемся в автобусе и отмечаем это дело. Потом едем в город на банкет. Кафе я уже заказал.
Глаза его излучали любовь. Они как бы говорили: я помню все, что с нами было, и мне этой ночью было с тобой хорошо.
У нас после пуска традиция. Когда ракета благополучно улетает, мы закрываемся в автобусе и отмечаем это дело. Потом едем в город на банкет. Кафе я уже заказал.
Хороший план.
А потом я рассчитываю улизнуть ото всех. Короткая пауза. Вместе с тобой.
Я не могла, конечно, закричать: «О да, дорогой! Возьми меня, хотя бы даже прямо сейчас!» Вместо этого кокетливо шепнула, может быть, неудачно:
Посмотрим на твое поведение.
Я буду хорошим мальчиком, очаровывающе улыбнулся он и умчался.
Через несколько человек от себя я видела своих старичков, Владислава и Радия. Они смиренно смотрели, в толпе у барьерчика, на ракету, и никто не знал, что они были в числе первых тех, кто пять десятилетий назад учили ее летать.
От стартовой площадки по дороге неслись один за другим автобусы, машины и даже пара бронетранспортеров.
Наконец отошла кабель-матча предвестник старта, как объяснили в толпе. А трансляция по радио шла по-прежнему в спокойном деловом тоне:
Ключ на старт.
Есть ключ на старт.
Зажигание.
Дается зажигание.
А потом пустыня под ракетой дрогнула и осветилась. Какая-то девчонка в толпе, не в силах сдержать эмоции, закричала на одной ноте: «Ааааа!» Ракета очень медленно приподнялась на столбе пламени. Постепенно пламя становилось все длиннее и длиннее, и его венчало белое сигарообразное тело, которое все быстрее прочерчивало свой путь по небосводу. До нас долетел гул, и он был очень мощным и впрямь, рокот космодрома.
Ах-хре-неть, раздельно сказал рядом со мной немолодой казах в войлочной шляпе.
Ракета поднималась выше, выше, потом она превратилась в светящийся диск. Гул становился все тише, тише, затем диск стал светящейся точкой, а вскоре и она исчезла.
Кто-то в толпе зааплодировал, кто-то закричал: «Ура!!»
Народ стал разбредаться по автобусам.
Элоиза внутри нашего микроавтобуса деятельно раскупоривала коньяк, колу, разливала в пластиковые стаканчики.
Последним на борт поднялся Денис. Он был воодушевленным и деятельным. По глазам его я заметила, что он уже успел выпить.
Поздравляю, бросил он, «Прогресс» уже на орбите.
Все закричали «ура» и стали чокаться одноразовыми стаканчиками.
Шофер начал осторожно выруливать со стоянки, лавируя между чужими машинами и припоздавшими туристами.
Странно, что-то Талгата на пуске не было, с тенью озабоченности проговорил Радий. Он обещал быть. И телефон его не отвечает.
Он, по-моему, человек пьющий, твой Талгат, заметил Владислав Дмитриевич с оттенком ревности к вдруг объявившемуся новому другу Радия.
Но не до такой же степени, чтобы запуск проспать.
Да он их видел тысячи.
Обещал же.
Следовательно, его обещания ничего не значат.
Было смешно наблюдать, как временами два этих старых дружбана начинали препираться, словно мальчишки.
Мы понеслись по пустыне в сторону города. Дед Влад взялся рассказывать Елене историю своих родителей отца Флоринского и матери Антонины Иноземцевой, которая когда-то, в баснословные тридцатые, работала с Королевым в ГИРДе. Елена внимала.
Потом сидели в кафе более стильном, чем вчера и позавчера, и тоже на местном Арбате. Выпивали за космос, за ракеты, за любовь. Денис, опять угнездившийся рядом со мной, спрашивал всех, как впечатления от запуска. Арсений в свойственном ему витиевато-простоватом стиле изрек:
Это похоже на самый первый в твоей жизни оргазм. Ждешь чего-то удивительно необыкновенного, а потом все вжик и сразу кончилось. Но тут же хочется еще.
Все заржали, а Денис мимоходом бросил: «Значит, у тебя первый оргазм был не самым удачным», и Сенька обиделся.
Кто-то следил по телефону за прямой трансляцией Главкосмупра, и скоро пришло сообщение: «Прогресс» состыковался с МКС[7], установив мировой рекорд по скорости стыковки, и все снова зааплодировали и немедленно выпили.
В этот вечер гитары не было, и Радий вскоре засобирался:
Что-то я волнуюсь за Талгата. Телефон у него вглухую не отвечает. А ведь мы сегодня договаривались встретиться. Я пойду, проведаю его.
Подожди, останавливал его дед Влад. Семья-то есть у него?
Он сейчас один. Жена к дочери и внучкам в Краснодарский край уехала.
Он сейчас один. Жена к дочери и внучкам в Краснодарский край уехала.
Радий Ефремыч, вдруг сказала я, неожиданно для себя и довольно иррационально, давайте я пойду с вами. Потом только задумалась и убедилась, что поступаю правильно: нечего отпускать старичка одного. Да и не хотелось сидеть, покорно ждать, пока меня снова, как вчера, отведет к себе домой мой любовник.
И я пойду, немедленно вызвался Денис.
Мне показалось, что дед Влад с удовлетворением воспринял временное устранение Радия в качестве соперника. Он сидел, вкручивал Елене что-то о первых, баснословных годах освоения космоса: «После запуска Титова мы все силы бросили на отработку спутника-шпиона» Она увлеченно слушала.
Мы оделись и пошли втроем по вечереющему городку: дед Радий, Денис и я.
А вы помните, где Талгат живет? спросил Денис.
Конечно, уверенно откликнулся дед Радий. Я здесь, в городке, каждый камень знаю.
Пришли в такую же пятиэтажку, как мы вчера с Диней да и недалеко от того места, похоже.
Никакого кодового замка или домофона не было. Дверь подъезда распахнута настежь. Мы поднялись по припахивающей лестнице на второй этаж. Радий позвонил в квартиру. Никто не ответил. Еще звонок, и еще. Потом он забарабанил в дверь. Она под его кулаком медленно отворилась.
Прямо в маленькой узкой прихожей, в огромной луже крови, на полу лежало тело Талгата.
И тут я впервые услышала, как Денис матерится. Матерился он от души, с чувством. Потом он схватился за голову, воскликнул: «Боже, боже мой», отпрянул от двери и закрыл ее перед собой, словно хотел отгородиться от несчастья. И скомандовал глухим голосом:
Надо звонить в полицию.
Может, он еще жив? пробормотала я.
И в «Скорую» тоже звоним.
Мой возлюбленный вытащил сотовый. Мы втроем стояли на лестничной площадке. Где-то в квартире лежал труп, и скоро сюда нагрянет полиция.
И тут меня накрыло. Меня как будто изнутри ошпарило одновременно кипятком и ледяной водой. Потому что я знала, и очень хорошо, на собственном опыте, как пахнет в ИВС, и в СИЗО, и как ведутся допросы. И как полицейские и следаки готовы и могут вешать на невинных людей несуществующие преступления. И как с удовольствием это делают.
Подожди! Я схватила руку Дениса с сотовым. Не надо никуда звонить. Уйдем отсюда.
Он всмотрелся в мое лицо. Вероятно, я очень побледнела и выглядела неадекватно.
Вика права, кивнул дед Радий. Валим отсюда.
Да вы с ума сошли! воскликнул Денис. Мы были на месте преступления и сбежали?! Теперь и будем первые подозреваемые!
Но я не хочу, не хочу иметь с ними дело!! исступленно закричала я. Кажется, я не владела собой. Отпустите меня! Разбирайтесь с ними сами!!
Навстречу нам поднимались казах и казашка, о чем-то спорили между собой на своем языке. Удивленно глянули на нас. Вероятно, все тут, в подъезде (да и в городе), друг друга знали. Мы были для них чужаки, которых при случае легко опознать. Я почувствовала себя как в ловушке.
Денис обратился к ним:
Уважаемые, вы Талгата из девятнадцатой квартиры знаете?
Знаем, да.
Он лежит там, в прихожей, в своей квартире, мертвый. Вызовите, пожалуйста, полицию.
И, не давая времени ни нам, ни им опомниться, парень увлек нас с Радием по лестнице вниз. А у подъезда скороговоркой пояснил:
Мы, конечно, дадим показания и скрываться не будем, но раз Вика так боится потом, попозже.
На улице стало совсем темно. Горели редкие фонари.
«Вот мы попали! мелькнуло у меня в голове. Вывезли, называется, дедов на экскурсию».
Когда я уходил от него позавчера, пробормотал Радий Ефремович, он был еще живой. Сильно пьяный, но живой.
Мы быстро шагали по темной улице куда глаза глядят. Денис наклонился ко мне и прошептал:
Тебе нехорошо? Чем-нибудь помочь?
Чем ты поможешь?
Зайдем ко мне, выпьем чаю.
Да! Я схватила его за рукав. Я не хочу оставаться одна.
Радий Ефремович! обратился он к отставнику. Вы с нами?
А вы куда?
Ко мне на квартиру. Посидим, выпьем, расслабимся.
Да! решительно воскликнул военный пенсионер.
Мы сменили направление и минут через десять подошли к Денисовому дому.
В квартире у него оставалось все так, как когда мы покинули ее утром: турка на плите, забытая на столе бутылка молока и чашки в раковине. Неубранная постель в дальней комнате как бы во всем нас уличала. Оставленный мною тюльпанчик, подаренный вчера Денисом, сиротливо доцветал в вазочке.
Мы расселись на табуреточки в кухне. Диня достал коньяк, разлил его по стаканам.
Мне воды какой-нибудь дай или колы, попросила я.
Пусть земля ему будет пухом, пробормотал Радий и, не дожидаясь нас, выпил.