Орхидеи, говорю я, проглотив комок в горле. Мамины любимые цветы.
Отец задерживается на входе. Его бровь ползет вверх.
Неужели?
Внимательно смотрю на него. Или это невероятное совпадение, или он выращивает эти цветы для мамы? Выражение его лица показывает: он не желает об этом разговаривать.
Расскажите мне что-нибудь еще о вашей школе, прошу я, но, как только смогу, обязательно напишу маме что-то вроде: у моего отца, твоего бывшего любовника и по совместительству наследного принца, имеется целая оранжерея орхидей. Разве это не твои любимые цветы? Я подумала, что тебе было бы любопытно. Просто для информации.
Не упуская возможности, отец тут же заводит рассказ об учебе. В воздухе оранжереи витает недосказанность. Он не может поделиться со мной своими отношениями с мамой, а я не могу признаться, что на самом деле чувствую. Я не уверена, что способна стать принцессой. Не уверена, что здесь мое место. Что ж, оставим обсуждение проблем на потом.
В конце концов жара оранжереи утомляет меня. Мы садимся в кресла адирондак[48] на краю лужайки. Прохладный ветер обдувает щеки, освежает. Маме бы здесь очень понравилось это ее атмосфера. Очень хочу сказать об этом вслух, но сдерживаюсь. Она моя мама, его бывшая возлюбленная, как огромный розовый слон в этом монументальном саду. Интересно, он ощущает то же самое? Мне не нравится, что я не могу свободно говорить о ней, словно это какое-то богохульство. Пусть я выгляжу как идиотка, но правда есть правда: я люблю ее. Мама один из самых дорогих для меня людей в этом мире.
Ты слишком молчаливая, замечает отец.
Я думала о маме вовремя замолкаю я.
Да. Отец со вздохом облокачивается на спинку стула.
Если вы не в смысле, ничего, если вы не хотите говорить о ней. Но давай все-таки поговорим. О том, как сильно ты ее любил и любишь до сих пор. О том, какая она чудесная и счастливая, а порой немного грустная. О том, что при упоминании друг друга у вас даже взгляд одинаковый.
Он задумался, глядя на оранжерею.
Честно говоря, я любил учебу, Америку и твою маму. Вспоминать о том времени тяжело. С самого начала наших отношений я знал, что они не могут длиться вечно. Все было как в прекрасном сне. Но все сны рано или поздно заканчиваются. И сейчас прошлое для меня как капелька иллюзии.
Сцепляю руки, чтобы скрыть волнение. В его голосе отчетливо слышится: он даже не рассматривает вариант наладить с моей мамой отношения. Сон закончился. Но кто тогда я?
Сцепляю руки, чтобы скрыть волнение. В его голосе отчетливо слышится: он даже не рассматривает вариант наладить с моей мамой отношения. Сон закончился. Но кто тогда я?
Я ведь здесь. Вещественное доказательство того, что мои родители когда-то были вместе.
Он улыбается.
Ты здесь. И это чудо. Твое «сейчас» и мое «тогда» сложно соединить. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Понимаю. Как-то по-своему.
Будешь терпелива со мной? Он похлопывает ладонью по подлокотнику.
Если вы обещаете быть терпеливым со мной, отвечаю мягким голосом. Кажется, мы только что подобрали друг к другу ключики.
Конечно, обещает он и снова переводит взгляд на оранжерею. Так что там у тебя запланировано на завтра?
Э-э-э, кажется, господин Фучигами что-то говорил о шелководстве? Мое личное дело невзрачное. На очереди хобби. Господин Фучигами предложил ихтиологию со специализацией «карповые». Обречено на неудачу. Мое увлечение выпечкой не подходит слишком просто. Завтра попробуем шелководство. По правде говоря, я не совсем понимаю, что это такое. А потом я хочу предложить дрессировку ловчих птиц. При дворе есть даже сокольничий. К тому же самые захватывающие квесты всегда начинаются с хищных птиц.
Удачи. Хотя я не совсем уверен, что тебе это нужно. Господин Фучигами доложил, что сегодня утром в столовой ты блестяще пошутила. Все взгляды на свадебной церемонии будут устремлены не на невесту на тебя. Он снова с гордостью улыбается. Почти сияет. Омрачать свет я не собираюсь.
Да уж, с улыбкой соглашаюсь я. И вот мы он и я сидим в оранжерее, быть может, построенной для мамы. А быть может, и нет.
11
Нужно предупреждать заранее, что включает в себя шелководство.
Предупреждение первое: мероприятие подразумевает встречу с идеальными принцессами-близнецами, с которыми невозможно не сравнивать себя.
Предупреждение второе: будут фотографы. Запечатленное событие передадут прессе (другими словами, не опозорься).
Предупреждение третье: черви. Черви. ЧЕРВИ. Никто не говорил, что производство шелка подразумевает разведение тутовых шелкопрядов.
Стою у стола. Напротив меня Акико и Норико. Взгляды их ястребиные. Смотреть на человека одинакового с тобой роста сверху вниз целое искусство. Нас разделяет пергамент, на котором среди листьев извивается около тысячи червей. Нас сопровождают служители императорского двора: фрейлины (моя и принцесс), камергеры, фотографы и парочка гвардейцев, среди них и Акио. Мы устроили друг другу бойкот и общаемся исключительно через третьих лиц.
Вспышка. Это уже четвертая фотография.
Утро сегодня угрюмое. Ночью недалеко от Токио пронесся тайфун. Завывающий ветер с дождем так и грозил сорвать с веток сакуры бутоны. Всю ночь я крутилась и вертелась. Воздух тяжелый, кислый; пахнет влажными татами[49].
Норико (или это Акико?) что-то шепчет своей сестре. У них обеих одинаковые высокие скулы, очаровательные улыбки и даже зубы. Их идеальные лица обрамляет прямая челка.
Губы сестер дрожат от смеха. Боже, их прекрасный смех напоминает звон храмовых колоколов.
Кузина, тихим голосом произносит одна из них, только я ее слышу. Еще одна вспышка камеры. На моем лице появляется тонкая улыбка. Марико наблюдает за мной с беспокойством? Легким раздражением? Трудно сказать. Как бы там ни было, я вижу ее, а она меня. И, кажется, насквозь.
Мы просто говорили о том, как чудесно твое платье, мурлычет другая.
Глядя вниз, разглаживаю светло-розовую ткань на животе. Рукава в локтях натягиваются.
Ой, спасибо.
Да, высокомерно и язвительно вторит ей сестра. В нем ты выглядишь такой стройной.
Мои ногти впиваются в ладони. Руки так и чешутся врезать им прямо по носу. Кровь с одежды трудно выводится? Миллион проклятий так и готовы сорваться с языка.
В помещение входят королевский заводчик с помощниками. Они с ног до головы одеты в хаки, словно служители экзотического зоопарка. В руках у них корзины, до краев наполненные листьями тутового дерева.
Один из императорских фотографов что-то шепчет господину Фучигами. Камергер улыбается.
Прекрасная идея. Давайте сфотографируем принцесс вместе.
Я подскакиваю: Акико и Норико в унисон обходят вокруг стола. Теперь я буду называть их «близняшки Грейди».
Какой-то дерзкий шелковичный червь покинул безопасное гнездо из пергамента с листьями и направляется прямо к моему мизинчику. Этот толстый парнишка мелового цвета покрыт ворсинками. Глядя на его округлое тельце, вспоминаю себя на День благодарения. Забудь о БАД, забудь о «Сытом медведе»: эти сосунки живут как в сказке нежась на свету, поедают себе хрустящие листья тутового дерева.
Какой-то дерзкий шелковичный червь покинул безопасное гнездо из пергамента с листьями и направляется прямо к моему мизинчику. Этот толстый парнишка мелового цвета покрыт ворсинками. Глядя на его округлое тельце, вспоминаю себя на День благодарения. Забудь о БАД, забудь о «Сытом медведе»: эти сосунки живут как в сказке нежась на свету, поедают себе хрустящие листья тутового дерева.
Еще одна вспышка. Близняшки Грейди с притворной скромностью позируют на камеру, а я во время съемки опустила голову.
Ваше Высочество, говорит господин Фучигами, и я поднимаю подбородок. Близняшки Грейди подходят ближе.
Я восхищалась тобой на семейном ужине, произносит одна.
Я бы хотела есть так же, как ты, комментирует вторая.
Так-так, перестрелка. Продолжаю мило улыбаться на камеру. Вспышка. Слегка поворачиваюсь влево. У этой близняшки под глазом небольшая родинка признак красоты.
Могу помочь, говорю я так, чтобы слышали обе.
Наконец одна из них у меня за спиной произносит:
Ох, Аки-чан, наша кузина такая смешная.
Поворачиваюсь обратно к шелковичным червям. Тот спринтер куда-то исчез.
Должно быть, ты научилась этому у отца, говорит Акико.
Нет, у отца я этому не научилась. Не могла. Мы только встретились. Близняшки Грейди напоминают мне, что я мусор, оставшийся от наследного принца. И они здесь, чтобы навести порядок. У меня глаз дергается. В чем их проблема? Все дело во внимании? Они не в состоянии делить пьедестал? Я наступила на их покрытые шелком мысочки? Как бы там ни было, теперь я не сомневаюсь: в конце этого дня одна девушка окажется в тюрьме. И этой девушкой буду я.
Протягивают корзины с листьями тутового дерева. Камеры сходят с ума. Этого момента все ждали с нетерпением: положив ветви на шелковичных червей и накормив их, мы примем участие в древнем ритуале, насчитывающем уже шесть тысяч лет. Фотография покажет, что я всего лишь спица в колесе поезда, в котором все работает идеально. Быть частью чего-то большего, чем ты сам, удивительно и вместе с тем боязно. Этот обычай, этот поступок переживет меня. Мои колени дрожат. Чувствую себя слишком маленькой, не достойной такой чести.
Что-то щекочет мою руку. Смотрю вниз это он, тот самый шелковичный червь Благодарения. Он выгибается и, словно ищейка, учуяв запах тутового дерева, направляется вверх. Но лакомство он не находит, поэтому уверенно продолжает подниматься по моей руке. Головой понимаю: он безобидный. Но эмоционально это можно сравнить с объявлением войны. Хочу скинуть его с себя. Сейчас же.
Трясу рукой, а червь Благодарения ни с места. Чертовы лапки за долгие десятилетия привыкли лазить по деревьям. В этот момент больше всего на свете я ненавижу эволюцию.
Близнецы укладывают ветви тутового дерева на шелковичных червей с завидной легкостью. Они чересчур спокойны. У меня возникают подозрения, но нет времени выяснять, виноваты ли они (разумеется, виноваты). Червь Благодарения копошится у меня под рукавом. Боже. Если он заползет мне под платье, я умру. Умру.
Вспоминаю летний лагерь. Шестой класс. Мне под толстовку заползла пчела. В панике я скинула с себя одежду. Только тогда на мне не было ни майки, ни бюстгалтера. В итоге я засветилась голой перед всей столовой лагеря «Суини». И сейчас я оказалась в похожей ситуации.
Поднимаю руку, готовая одним резким движением прихлопнуть редкого шелковичного червя Коишимару[50]. Либо я, либо он. И мне плевать, что кокон, который ты сплел бы, используют для восстановления бесценных древних артефактов. Мне даже все равно, что ты считаешься национальным сокровищем. Сайонара, червячок.