Еси оплачивает счет.
Что теперь? Мне хочется продолжения. Я чувствую легкость. Свободу. Щеки горят от смеха. Вариантов море. Така предлагает поехать в местную школу там горный сектант, исповедующий смесь буддизма и синтоизма, будет ходить по горящим углям. Мне интересно.
Еси допивает остатки спиртного, а Така потирает живот.
Нет. У меня есть идея получше. Мой братец озаряет меня улыбкой, не вызывающей ни капли доверия.
Мы идем за Еси. Шаткой походкой он направляется в соседний караоке-бар. К нам присоединяется компания саларименов вместе с розоволосыми девушками, с которыми Еси идет в обнимку.
Рядом со мной идет один из саларименов. Его воротничок расстегнут. Он молод и симпатичен; прядь темных волос падает ему на глаза. Он хочет попрактиковаться в английском.
Супа, говорит он, указывая пальцем на другую сторону улицы.
Супермаркет, отвечаю я.
Сюпэмакет, медленно произносит он и пальцем показывает мне на грудь. Охиме.
Изуми.
Нет. Охиме, качает он головой.
Принцесса, раздается за спиной голос Таки.
Принцесса, повторяет парень.
В голову медленно прокрадывается прежнее «нельзя», но Еси, видимо, считает, что все в порядке. Никто не пытается достать камеру и сфотографировать нас. Эта мысль не покидает меня. Алкоголь тем временем притупляет сомнения и дурные предчувствия.
В караоке еще шумнее, чем в идзакае. Стены вокруг стеклянные. Мы как будто в каком-то футуристическом фильме о вампирах. Поднимаемся по узкой лестнице наверх и, завалившись в отдельную кабинку, плюхаемся на виниловые сиденья. Приносят напитки саке с давленым киви, мартини с шоколадной крошкой и бутылки с пивом.
Еси рассказывает мне, как ему жилось отдельно от императорской семьи потрясающее время. Затем он спрашивает, какой мой любимый цвет и группа крови, знак зодиака и где я стригу волосы.
Третья, отвечаю я и тут же добавляю: Положительная. Прямо как я сама по жизни.
Розоволосые девушки поют песню Хидэто Мацумото это он изображен на их одежде. Рок-музыкант, ставший символом сопротивления, в тридцать три года покончил жизнь самоубийством и теперь, по словам Еси, превратился в культового героя. Говорят, на его похороны пришло пятьдесят тысяч человек.
Мы совершенно несовместимы. У меня вторая группа. Он строит гримасу. Ты совсем не говоришь по-японски? спрашивает Еси, отдирая этикетку с бутылки пива.
Я делаю глоток, во рту вкус шоколада с мартини.
По правде говоря, нет. Но я учу.
Старые сомнения щекочут мне затылок. Странное ощущение сливаться с посетителями бара, но все равно быть чужой. В цвете их глаз, волос, кожи узнаю себя во всем, кроме манер, обычаев. Я думала, что с Японией все будет иначе, что вписаться в местное общество будет так же просто, как надеть старый свитер. Одно мне кажется знакомым, зато другое я не смогу понять никогда. Сегодня я шагнула за порог двери в Токио. Но это не мой дом.
Вкратце рассказываю Еси историю моей семьи, как я потерялась, не успев родиться. Он не сводит глаз с горлышка бутылки.
Все непросто. Понимаю. Он поднимает на меня взгляд. Думаю, у нас с тобой больше общего, чем кажется. Не представляю, как можно продать семью, зато прекрасно знаю, как можно продать семейный уют. Будучи принцем, я никогда не чувствовал себя в своей тарелке.
Все непросто. Понимаю. Он поднимает на меня взгляд. Думаю, у нас с тобой больше общего, чем кажется. Не представляю, как можно продать семью, зато прекрасно знаю, как можно продать семейный уют. Будучи принцем, я никогда не чувствовал себя в своей тарелке.
Думаю о том же. Киваю больше добавить нечего. Еси понимает, каково это быть частью того, чему ты не принадлежишь. В голове так и кружится мысль: здесь меня ждет та же судьба? Я гоняюсь за призраком? Я обречена на вечное скитание?
Така берет микрофон и затягивает что-то медленное и меланхоличное, похожее на колыбельную. Сняв пиджаки, саларимены приглашают на танец фанаток Хидэто. На них сыплется конфетти.
Я скучаю по своей квартире в городе, говорит Еси.
Мило ему улыбаюсь. Мне хорошо знакомо это чувство: желать чего-то другого места, которое можно было бы назвать своим.
Я бы с удовольствием посмотрела на нее.
Он пожимает плечами.
Она была моей, пусть и не долго. Я приходил и уходил, когда хотел. Никаких слоняющихся вокруг камергеров, не спускающих с меня глаз и перетаскивающих меня с мероприятия на мероприятие. Ну а ты?
А что я?
Я скучаю по своей чертовой квартире. По чему скучаешь ты? говорит Еси.
Что у трезвого на уме, у пьяного на языке.
По Маунт-Шасте, бормочу я и вдруг понимаю: это правда. Мне не хватает друзей, мамы, вонючего пса и дома моего родного, знакомого дома. Не осознаешь своего богатства, пока обладаешь им. Я рассказываю Еси про тихую жизнь маленького городка с неспешным ритмом жизни.
Так езжай домой, говорит он, продолжая теребить этикетку на бутылке. Звучит очень даже уютно.
Не все так просто. В горле пересыхает, и я тянусь за напитком. Не знаю. Не слушай меня. Опускаю взгляд на колени. Настроение портится.
Мы грустная парочка, смеется Еси.
Чересчур грустная. Мрачно смотрю на стол, уставленный пустыми стаканами.
Не переживай, я уже бывал здесь, говорит он. И точно знаю, что нужно делать, чтобы исправить ситуацию.
Что же?
Петь. Еси похлопывает меня по спине. Нам нужно петь. Он подходит к караоке и жестом зовет меня к себе. Мы вместе ищем варианты. Я оживляюсь, когда нахожу что-то знакомое, что помню наизусть. Если кто-то спросит, могу ли я зачитать всю песню «Regulators» рэпера Уоррена Джи целиком, то я отвечу: да.
Да, я могу.
Конфетти все сыплется, запутываясь в моих волосах. Мы с Еси топим свои печали в алкоголе, наш разговор растворяется в ночи. Я зачитала рэп и попыталась как можно лучше исполнить балладу Хидэто Мацумото. Время как туман. В караоке-баре нет часов. Така пригласил на медленный танец одну из розоволосых. Еси дремлет. Саларимены поют балладу Брюса Спрингстина, которую посвятили мне. Не знаю почему. Я пыталась объяснить им, что он был из Нью-Джерси, но они настояли на своем. Кто я такая, чтобы спорить? Стою, пританцовывая.
Уборная, говорю я Еси, когда он открывает один глаз.
Вниз и налево, пробуждается он. Хочешь, провожу?
Качаю головой и удаляюсь, держась руками за стену. Ого, так я пьяна. Медленно добираюсь до туалета. Перед глазами все плывет. О чудо я нашла уборную. Одна кабинка с тусклым светом и хромированными перегородками. Выхожу и вдруг осознаю: я не помню, откуда пришла. Справа или слева? Мои шансы пятьдесят на пятьдесят. Иду налево и проскальзываю через черную дверь.
Музыка резко стихает. Я мгновенно понимаю, что ошиблась. Дверь захлопывается прямо у меня перед носом не поймала. Я на улице. Здесь тесно; у стены стоят несколько мусорных баков и ящиков. От омерзительного запаха сводит желудок. Теперь-то я знаю, куда выкидывают все рыбные отходы. Дергаю ручку двери разумеется, закрыто. Так, ладно. Мне всего-навсего нужно обойти вокруг здания и снова зайти в караоке-бар через передний вход. Без проблем. Все нормально. Вот только вокруг меня проволочный забор. Ворота широкие, как раз по размеру мусорных баков, но и они заперты на замок. В поисках подсказки смотрю в небо там тоже проволочная сетка. Это какая-то мусорная клетка. Отлично. Я в ловушке.
Достаю из заднего кармана телефон и пытаюсь связаться с Еси не отвечает. Жду минуту-две и набираю снова. И снова. И снова. Ну давай же, возьми трубку. Переминаюсь с ноги на ногу, руки уже покрылись гусиной кожей. Кусочек конфетти падает с волос на дорожку. Он все не берет.
Дверь распахивается. Нет, Еси не мог прийти так быстро.
Я права: это юный саларимен, с которым мы общались по-английски. Должно быть, он тоже потерялся. Караоке-бар должен решить эту проблему поставить рядом с дверью охрану, аквариум с акулами или привязать медведя, да что угодно, лишь бы было понятно: здесь опасно.
Саларимена качает из стороны в сторону. Рыгнув, он расстегивает ширинку. Я отворачиваюсь, когда он нетвердым шагом подходит к баку и облегчается. Пошатнувшись, он спотыкается и летит чуть не на меня. Я пищу, и он оборачивается.
Саин, говорит он.
Развожу руками.
Я не знаю, что это значит.
Он подходит ближе.
Саин. Его смех эхом отражается от здания. Я отчетливо осознаю, что оказалась заперта с незнакомцем здоровее и сильнее себя. В голове мигает лампочка. Опасность. Опасность. Опасность. Дыхание учащается. Он напирает. Изо рта его пахнет пивом и морепродуктами, застрявшими между зубами.
Эй-эй. Пячусь и врезаюсь в мусорный бак. Ну вот, я загнала себя в угол. Приятель, ты вроде как нарушаешь мое личное пространство. Вскидываю вверх руки. Он наклоняется ко мне. Я хнычу и, закрыв глаза, собираюсь с духом.
Вдруг раздается щелчок дверной ручки. За ним какой-то шум, шарканье ног. Дыхания саларимена больше не ощущается. Открываю глаз, затем второй. И хватаюсь за сердце.
Это Акио. Он одет в простую серую толстовку с капюшоном, джинсы и кроссовки. Разгневанный, схватив саларимена за шею, он прижимает его к кирпичной стене. Одно дело читать про квалификации Акио на бумаге, и совершенно другое видеть его в действии.
У меня мурашки по коже. Нет уж, сейчас не время думать о его привлекательности.
Акио что-то изрекает по-японски. Я не поняла ни слова, но звучит угрожающе.
Лицо саларимена покрывается красно-фиолетовыми пятнами с синим оттенком. Он размахивает руками.
Саин, выдавливает он из себя. Саларимен поднимает руку и разжимает пальцы. На дорожку падают ручка и кусочек бумаги. Мне не нужно свободно владеть японским, чтобы понять: он хотел автограф. Всего лишь подпись. Но ему определенно нужно провести разъяснительную беседу о личных границах.
Губы Акио сжались в тонкую белую линию. Он отпускает саларимена, и тот падает на землю, хватаясь за горло. Мой телохранитель приседает и низким голосом что-то произносит. Саларимен достает из кармана бумажник. Акио открывает его, достает удостоверение личности и фотографирует, а затем возвращает владельцу.
И поднимается. Наши взгляды встречаются.
Думаю, проблем с ним не будет. В любом случае у меня есть его имя и адрес.
Никак не могу прийти в себя.
Что вы здесь делаете? Как вы нашли меня? спрашиваю я, вылупившись на Акио. Но ответить он не успевает. От мусорных баков так и прет тухлой рыбой, а я съела и выпила явно больше, чем может вместиться в мой живот. У меня нет другого выбора. Хозяин выселяет аренда просрочена. Все на выход. Я наклоняюсь вперед и меня рвет.