Знаешь, Петь, а они все правильно сделали. Молодец твой Ростовцев, хвалю. Любовь у них, большая любовь.
А вскоре Ростовцев погиб лет через пять после этих событий, разбился на машине. Молодая жена тоже здорово пострадала Лагутин слышал краем уха, что она долго лежала в больнице, что-то с костями таза, с ногами, словом, разбилась здорово по частям собирали. Мама, кажется, ездила к ней в больницу.
«Надо же, пришла, удивился Лагутин. Значит, помнит отца». Он видел, что жена Ростовцева здорово постарела, высохла просто старушка, ей-богу. И эта палка, и хромота, и седина в волосах. Сколько ей лет, этой Рите? Да за пятьдесят, не больше она была лет на десять старше Алексея.
Среди присутствующих были два соседа, один с женой, Лагутин их помнил прекрасно. Ну и Леня, еще старинный друг отца, совсем старик, господи! Леня, дядя Леня, Лагутин не знал его отчества стоял в стороне, курил и плакал. Небритый, плохо одетый старик. А когда-то Леня был франтом. Он долго ходил в холостяках, каждый раз появляясь с новыми дамами одна краше другой. К пенсии, кажется, женился.
И вот зал прощания.
У Лагутина сжалось горло. Отец лежал в гробу незнакомый, чужой, абсолютно чужой старичок.
Распорядительница монотонно вещала заученные слова и немного позевывала. Покончив со своей краткой речью, она обратилась к присутствующим, предложив сказать пару слов о покойном.
Все растерянно поглядывали друг на друга. Слово взял сосед:
Прощай, друг, прощай, Алексеич! Утер слезу. Все были смущены и старались не встречаться взглядами. Кажется, не находился человек, стремящийся сказать что-то доброе о лагутинском отце.
Но тут слово взял Леня. Было видно, что говорить ему невыносимо тяжело.
Прощай, моя юность. Вот и ты Ну а следующий я.
Нина явно робела, страшно смущалась, и это все давалось ей невообразимо тяжело.
Петр Алексеевич! Земля вам пухом! сказала она. Спасибо за все, хорошим вы были человеком. Душевным. И еще простите, если что не так. И Нина громко расплакалась.
Подошла Рита Ростовцева и обняла ее.
Лагутин уже не мог сдержать слез. Стоял и плакал. По прежней жизни? По тому, молодому, отцу? По маме? По детству? Да бог его знает.
А может быть, по своему одиночеству.
Но все, слава богу, закончилось. Все на свете заканчивается, все.
Вышли на улицу, погрузились в автобус. Ехали молча. Лагутин смотрел на гроб, стоявший в хвосте катафалка. Гроб, в котором лежал его отец.
Последний путь.
На кладбище было пасмурно, мрачно, почти черно. Подтаявшие, опавшие черные сугробы мешали пройти. В небо с громким, резким, невыносимым карканьем взлетела стая ворон.
До места было близко минут пять, не больше. Могильщики стояли у открытой ямы, поджидая процессию.
Перед тем как опустить гроб, старший кивнул на провожающих:
Ну, речи будут? В смысле прощальные? Заколачивать надо!
Лагутин вздрогнул и с удивлением посмотрел на работягу испитое лицо, хитро прищуренные глаза, папироска в углу узкого рта. Типаж.
Он увидел глаза Нины она смотрела на него с тревогой. Подошел к гробу, наклонился.
Прощай, отец. И еще прости.
Поцеловать отца Алексей почему-то не смог осторожно погладил по руке и отошел. Он стоял чуть поодаль, отвернувшись. Было неловко он опять заплакал, слезы лились по щекам, и он оттирал их замерзшей ладонью.
Услышав стук комьев о крышку гроба, обернулся. Все стояли молча, скорбно опустив головы. Плакала только Рита Ростовцева видимо, о своем. Лагутин расплатился с работягами и быстро, не оглядываясь, пошел догонять своих.
В автобусе все оживились и разговорились почувствовали, как замерзли и проголодались. Жизнь продолжалась и брала свое, что ж, нормально.
Нина предложила помянуть усопшего:
Милости просим на поминки.
Лагутин усмехнулся. Это он, родной сын, должен был сказать последние слова на кладбище. И он должен был пригласить к поминальному столу. А все это сделала Нина, по сути, чужой человек.
Он вспоминал ее прощальные слова: «Спасибо за все, хорошим вы были человеком. Душевным». Нет, все правильно конечно, на кладбище не звучат другие слова: «Спасибо, прости, спи спокойно».
Но, кажется, сказано это было от души, значит
Да ладно, ничего это не значит! Просто отец зависел от этой Нины. Зависел и страшно боялся, что она уйдет и оставит его. Поэтому и вел себя прилично. Вот в чем правда. «Господи, подумал Лагутин, и даже в такой день! И даже в такой день, сто лет спустя, я не простил его за маму, за себя. Не простил его эгоизм».
Краем уха он слышал разговоры тетя Катя шепталась с Ниной и осторожно поглядывала на Лагутина. Нина мотала головой, видимо, с ней не соглашаясь. Соседи обсуждали свои дела внуков, футбол, огороды. Дядя Леня дремал, прислонившись головой к холодному стеклу. Только Рита Ростовцева молчала и ни с кем в контакт не вступала. Ну и Лагутин молчал.
В квартире столпилась очередь из желающих вымыть руки. Нина хлопотала на кухне, ей вызвалась в помощь Рита Ростовцева.
Тетя Катя уселась в кресло и громко говорила с дочерью по телефону ругалась и спорила. Фрукт эта тетка, ей-богу, недаром мама ее не любила. Да и зачем так громко? Все-таки на поминках.
Уселись. Ели торопливо и жадно проголодались, подмерзли. Налили по первой.
Встала Нина, сказала коротко:
Светлая память.
Не чокаясь, выпили.
Лагутин увидел на комоде фотографию отца и рюмку водки, накрытую черной горбушкой. «Тоже Нина, подумал он, а я бы не догадался».
Леню быстро развезло, и он начал вспоминать их с отцом детство, школу, родителей, первых девочек. И опять плакал, вытирая лицо огромным несвежим носовым платком.
Все молчали и слушали внимательно, видимо, соотнося все это с собственной жизнью.
Нина хлопотала вокруг стола, и получалось у нее все ловко и четко понятно, за что отец ее очень ценил. «Славная женщина, часто повторял отец по телефону, славная женщина эта Нина».
Лагутин быстро опьянел, и ему хотелось остаться одному. Уйти к себе в комнату, забраться под одеяло и уснуть.
Все закончилось, думал он. Еще немного и все разойдутся, оставят его наконец одного. А завтра завтра домой, в Городок. Как он хочет туда, как он соскучился по дому. Скорее бы, а? Он представлял, как машина привезет его к Городку, а он выйдет за пару кварталов, чтобы пройтись, вздохнуть полной грудью свежий и чистый воздух, взять в ладонь снег, смять его, понюхать, даже лизнуть! И домой, домой, в свою норку к своей чашке, дивану, письменному столу. А на следующий день на работу, в лабораторию. К своим ребятам вот там его место, там его жизнь.
Рита Ростовцева подняла рюмку за память «ближайшего друга моего любимого мужа». Говорила, что именно Петр Алексеевич их поддержал в то тяжелое время, когда отвернулись все остальные. Он и его жена, Анастасия Михайловна.
Рита Ростовцева подняла рюмку за память «ближайшего друга моего любимого мужа». Говорила, что именно Петр Алексеевич их поддержал в то тяжелое время, когда отвернулись все остальные. Он и его жена, Анастасия Михайловна.
Настя, повторила она и обвела глазами сидящих.
Тетя Катя усмехнулась, но промолчать ума, слава богу, хватило.
Потом Лагутин стоял в прихожей и подавал дамам пальто. Тетка долго пыхтела, упаковываясь в свою доху, с кряхтеньем застегивала сапоги, а поднявшись с табуреточки и отерев с красного лица испарину, не удержалась:
Бросил ты отца, Алексей! Совесть не мучила?
Лагутин вздрогнул от неожиданности и замешкался.
Ответила Нина тихо и мягко, без напора:
Что вы, Катерина Васильевна! Это Алексей Петрович-то бросил? А деньги? А еженедельные звонки? Нет, вы не правы, простите! И вообще Она помолчала. Мне кажется, это дело семейное.
Ничего себе, а? Лагутин совсем растерялся. «Вот и у меня появился адвокат», хотел пошутить он, но вовремя удержался. Слава богу, ума хватило.
Тетка от растерянности чуть не поперхнулась собственным возмущением:
А ты-то тут с какого боку, а? Ты, что ли, семья?
Нина связываться не стала, просто ушла на кухню.
Рита Ростовцева надевала у зеркала шарф.
Алеша, грустно улыбнулась она, не обращайте внимания. Вы же все понимаете! Такие вот, она усмехнулась, считают всегда себя вправе. А на деле слоны в посудной лавке! И повторила: Не обращайте внимания!
Тетка, пыхнув на прощанье оскорбленным и возмущенным взглядом, наконец выкатилась на лестничную клетку.
Рита погладила Лагутина по руке.
Держитесь, Алеша! В конце концов, вы привыкли к одиночеству, верно?
Лагутин кивнул. Все ушли, он отправился на кухню, где Нина мыла посуду.
Простите, ради бога, пробормотал он, вот, расслабился. Совсем не помогаю! Сейчас я соберу стол и подмету, да? И что еще нужно? Вы подскажите! Я не очень-то понимаю, если честно. И еще, Нина! Спасибо вам! Огромное спасибо, ей-богу если бы не вы Он махнул рукой и пошел в комнату собирать стол, убирать лишние стулья ну и все остальное, как обычно, как всегда после гостей. Правда, он забыл, как это бывает после гостей.
Наконец все было сделано. Нина сидела на кухне и пила чай. Лагутин сел напротив. Молчали. Начала она, Нина, и было очевидно, что она страшно волнуется.
Алексей Петрович, голос ее дрожал, я к вам с такой вот просьбой Ужасно наглой, я понимаю!
Нина, удивленно вскинул брови Лагутин, да с любой, ей-богу! С любой просьбой! Выполню с превеликим удовольствием, правда! Я вообще всем вам обязан.
Она откашлялась.
Я прошу вас не выгонять меня из квартиры ну, несколько дней максимум. Хотя бы несколько дней! Самое большое неделю, дней десять от силы, за это время я точно управлюсь. Мне надо найти новую работу, конечно же, с проживанием. Аренду комнаты, а уж тем более квартиры мне не потянуть. Густо покраснев, она замолчала.
Господи, Нина, да вы вообще о чем? Такая ерунда, а вы, я вижу, переживаете! И не ищите, ради бога, работу с проживанием. Найдите что-нибудь полегче, что ли? И живите здесь. Не надо вам никакой аренды, никакого съема. Знаю я эти квартиры двадцать человек на пятьдесят метров и нары вдоль стен! Забудьте, умоляю вас. Живите, сколько вам нужно. Мне эта квартира, как вы понимаете, уже ни к чему. Сюда возвращаться я не собираюсь, дом мой давно там. И он неопределенно махнул рукой. А если я смогу вас хоть как-то отблагодарить, хоть чем-то помочь, то буду счастлив, поверьте! Он облегченно выдохнул и повторил: О чем тут вообще говорить? Все, забыли!