Нина смотрела на него не моргая. Ему так и хотелось сказать ей: «Отомри!» Как в детской игре.
Я думала, тихо сказала она, что вы будете ее сдавать. Зачем ей простаивать, верно?
Лагутин недоуменно пожал плечами.
Да нет, я об этом не думал совсем. Лишние хлопоты. Да и денег мне вполне хватает я-то один, без семьи. Какие у меня траты? Смешно. Нет, я бы ее не сдавал. И в голове этого не было. Сдавать ее в таком виде Здесь вещи и мамы, и отца Не хочу, чтобы их трогали чужие люди. Да и ремонт здесь нужен. А времени у меня категорически нет завтра вечером самолет, я взял отгулы всего на три дня. Так что живите, Нина, сколько вам нужно. Да и потом, вы столько для нас сделали. О чем тут вообще говорить? Спокойной ночи. Он встал со стула. И еще раз спасибо. Завтра я улечу, и хозяйничайте тут на здоровье.
Он услышал, как она тихо лепетала слова благодарности. Из коридора сказал:
Забудьте! Ей-богу, не о чем говорить.
Улегшись в постель, Лагутин блаженно вытянул гудящие ноги. «Вот все и закончилось, думал он. Все проходит старая мудрость. Теперь я сирота. Хотя с этим ощущением я давно свыкся, Рита Ростовцева права. Она ведь еще совсем не старая женщина. Ее мужа нет уже столько лет целая жизнь! Он ушел, когда ей было немного за тридцать, а она так и не устроила свою жизнь. Значит, у них действительно была большая любовь. Ухажеры наверняка у нее были что-то в ней было, в этой тихой и незаметной Рите. А она выбрала, мягко говоря, очень немолодого мужчину, который после скандального развода остался гол как сокол. А ведь многие им не верили!»
Потом его мысли переключились на дядю Леню. «Совсем старик. Дряхлый и немощный старичок. Жалко его». Лагутин знал, что у дяди Лени есть дочь точнее, дочь той женщины, с которой он жил последние лет десять, не меньше. Да, дочь его падчерица. И с этой падчерицей как ее звали? Леня был в замечательных отношениях, гораздо лучших, чем сам Лагутин с родным отцом. Эта падчерица ухаживала за Леней, приезжала, привозила продукты, покупала лекарства, убирала в квартире. Как-то все по-людски у них вышло. Не то что у Лагутина с отцом.
Потом он вспомнил о тетке и Нине: «Катя эта дура. Всегда была дурой что про нее говорить. Дядя Шура с ней мучился все это знали. Нина. Без нее бы не получилось как надо. Все было бы скомкано, сжевано, неправильно. Не по-людски как говорила мама. Хороший человек она, эта Нина, дай ей бог».
Лагутин ворочался с боку на бок и все никак не мог уснуть. Вдруг запищал мобильный. Он дернулся, протянул руку и нашарил его на прикроватной тумбочке. На телефоне вспыхнуло табло времени полвторого, ничего себе! Кто это, господи? Из Городка? Что-то случилось?
Да, хрипло сказал он, слушаю вас!
Это была Даша.
Лагутин, услышал он, я послезавтра буду в Москве. Мама в больнице. Ну и вообще Она замолчала, и ему показалось, что она всхлипнула.
Можешь прилетать! А то потом опять скажешь, что я тебе не даю увидеть ребенка!
Ты с Настей? спросил Лагутин. Ты летишь с Настей?
Ну разумеется, с ней, иначе чего бы я тебе звонила? Я же понимаю, что по мне ты не соскучился! Она усмехнулась. Ну, что молчишь? Прилетишь?
Да я, собственно, здесь, в Москве, пробормотал Лагутин, отца сегодня похоронил. Вот как сложилось. Да, конечно, я сдам билет! горячо заверил он. Я так соскучился по Насте! Вот ведь совпало, в волнении повторял он, рядом с горем всегда ходит Он смутился и осекся, а Даша рассмеялась:
Вот видишь, свезло.
От этих слов Лагутин вздрогнул и поморщился.
Да уж, свезло, по-другому не скажешь. Похоронить отца это, конечно, свезло.
Впрочем, от его бывшей жены услышать подобное неудивительно. Даша всегда была человеком не очень тактичным.
Лагутин, оживилась она, а ты нас встретишь? В Шереметьеве, а?
Да-да, быстро ответил он, конечно, встречу, о чем говорить?
Номер рейса я вышлю, кажется, она обрадовалась. Ну что, значит, до завтра?
До завтра, ответил Лагутин, и в трубке раздался отбой.
Сна теперь не дождаться, это ясно. Он резко встал, прошелся по комнате, постоял у окна.
«Вот как бывает, подумал он. И вправду, вот горе, а вот радость. Даша ведь права! Она всегда говорила то, что думала».
Лагутин вспомнил, что иногда просто столбенел, застывал от растерянности, изумления и даже шока. А Даша обижалась: «А что тут такого? Ты же тоже так подумал! Но промолчал. А я я просто озвучила наши общие мысли. Разве не так?»
Ладно, что он о Даше? Кто она ему? А вот дочь Завтра он увидит свою дочь, и это главное.
Звякнула эсэмэска Даша прислала номер рейса. «Надо бы поспать, подумал Лагутин. Эх, как надо поспать! Но это вряд ли. Слишком много событий. Слишком много волнений. А он от них отвык».
Утром, при встрече с Ниной, он начал разговор дескать, простите, нарушаю ваши планы, сегодня не улетаю, задерживаюсь на несколько дней, пять-семь, сам пока не знаю.
Простите великодушно. Получилось все внезапно, и сам не предполагал! Потерпите меня еще немного, ладно?
Нина отчаянно замахала руками:
Господи, Алексей Петрович! О чем вы? О чем? Это вы здесь хозяин. Вы и так сделали мне такой сказочный, невозможный подарок, и вы еще извиняетесь! Ну как я должна чувствовать себя в этой истории, а? Давайте я уйду на эти дни, чтобы не мешать вам? Зачем вам быть тут с чужим человеком? Я преспокойно уйду, не сомневайтесь! Мне есть куда, честное слово! А когда вы решите свои проблемы и если не передумаете, то я с удовольствием вернусь.
Господи, Алексей Петрович! О чем вы? О чем? Это вы здесь хозяин. Вы и так сделали мне такой сказочный, невозможный подарок, и вы еще извиняетесь! Ну как я должна чувствовать себя в этой истории, а? Давайте я уйду на эти дни, чтобы не мешать вам? Зачем вам быть тут с чужим человеком? Я преспокойно уйду, не сомневайтесь! Мне есть куда, честное слово! А когда вы решите свои проблемы и если не передумаете, то я с удовольствием вернусь.
Она продолжала бормотать, а он решительно ее остановил:
Нина, все. И не думайте уходить, о чем вы? Вы мне совсем не мешаете, честное слово! Даже наоборот, приятно вернуться домой, когда там есть живая душа. Все, все, закончили. Надеюсь, я вас не слишком обременю своим присутствием. И хватит извинений и реверансов, ей-богу!
Нина кивнула и тут же спохватилась:
Ой, Алексей Петрович! А я же вам в дорогу пирожки напекла! С капустой! Ну, в дорогу и в самолет. И она покраснела.
Нина, милая! застонал он. Ну зачем же? Какие пирожки, вы о чем? В самолете кормят, а уж до аэропорта я бы доехал, не помер, ей-богу! Зря вы беспокоились, зря.
Она еще больше смутилась своей неосведомленности, деревенскости, глупости.
Да не расстраивайтесь вы так! улыбнулся Лагутин. Пирожки ваши мы вечером с чаем съедим, ладно?
Она кивнула.
Ну вот, улыбнулся он. Выход найден.
До прилета Даши и Насти оставалось шесть часов. Чем себя занять? Валяться он устал, на улицу не хотелось погодка была, прямо скажем, паршивая. Он отвык от слякотной, серой и грязной московской зимы дома, в Городке, зима была снежной, чистой, настоящей.
Нина хлопотала по хозяйству он слышал, как зажурчала стиральная машина и после заработал пылесос.
Он перебирал фотографии и старые бумаги, среди которых были и его письма из пионерского лагеря: «Мама, папа! Скучаю! Но здесь хорошо. Ходим на речку, играем в «Зарницу». Два раза ходили в лес встречать рассвет. Пекли картошку вкусно ужасно! Пап, а давай и на даче спечем? Мама! Не присылай мне пряники! Только овсяное печенье! Пожалуйста! Пряники я разлюбил. А вообще питаюсь я хорошо, не волнуйтесь! Манную кашу, конечно, не ем, врать не буду. А все остальные пожалуйста! Овсянку там, пшенку. Рисовую да! В обед съедаю все суп и второе, хлеб и компот. Фрукты, мамочка, дают! Вечером, на ужин, яблоки, сливы. Один раз был виноград. Но страшно кислючий, никто его не ел. Повариха сказала, что завтра сварит из него компот. Домой, конечно, хочу! Но и здесь хорошо, если честно! Дружу с Витькой Крыловым, Павликом Световым и с Колькой Ершовым немножко. Он все-таки вредный. На танцы, мамочка, не хожу неохота. Да и что там делать, если честно? А вот в кино с удовольствием. Правда, возят только старые фильмы «Неуловимых» и «Корону Российской империи».
Но мы все довольны, это девчонки нудят.
Ну все, кажется. Обо всем доложил. Как ваше здоровье? Что слышно вообще? Скучаю по вам.
Ваш сын Алексей Лагутин, с приветом!»
Как мама тогда смеялась! «Лагутин с приветом!» говорила она, если он делал что-то не так.
Еще пара писем из лагеря и одно письмо из Бердянска, отцу. Тогда они уехали вдвоем с мамой отец не смог из-за работы. Он видел, как мама грустила, скучала и все бегала на почту звонить отцу.
Обратно везли здоровую связку вяленых бычков отец обожает! Три дыньки-колхозницы, сладкие и ароматные, которые залили запахом все купе, груши и помидоры все, что любил отец.
Он встречал их на вокзале, и было видно, что и он страшно соскучился. Лагутин помнил, как ему было неловко за родителей: прижались друг к другу не оторвать. До дома не дотерпели бы, что ли?
Его письмо отцу с юга. Написать заставила мама. Нет, он скучал по отцу, но дел было столько! Не до писем, понятно. Рыбалка с дядей Васей, хозяином дома, где они сняли комнатку. Отправлялись в пять утра, а как хотелось поспать! Но Леша мужественно сползал с кровати и, покачиваясь, шел во двор и умывался холодной водой из-под крана. Вода была соленой на вкус. Случайно глотнешь и тут же сплюнешь противно.
Почти не открывая глаз, вяло жевал горбушку серого хлеба мама, кстати, была от него в полном восторге, кусал от огромного бледно-розового помидора, запивал квасом и ждал дядю Васю. Скоро выползал и он. Широко зевая, показывая всему миру и ему, квартиранту, как он называл Лешку, стальные страшные зубы, почесывая волосатое голое пузо, он наконец замечал мальчика.
А, пацан! удивлялся он. Надо же, не проспал!
Быстро шли на причал, где стояла дяди-Васина лодка с моторчиком, и уплывали далеко, за волнорез и маяк. Там лодку выключали, «бросали якорь», как говорил дядя Вася, и закидывали удочки. В основном попадались бычки главная рыба Азовского моря. Маленькие, серые, чуть пятнистые. И большие, головастые, черные королевские. Лагутин называл их неграми. Иногда попадались и таранька, и мелкая тюлька, и даже средних размеров жирная камбала. Мама ее очень любила.
В девять солнце начинало припекать, и Лагутина страшно клонило в сон. Иногда он засыпал, отчего страшно смущался. Рыба плескалась в ведерке, а дядя Вася доставал из старого рюкзачка завтрак тот же серый ноздреватый хлеб, колесико краковской колбасы, пахнувшей чесноком, пару вареных яиц и знаменитые помидоры гордость бердянцев. Так вкусно, как там, в дяди-Васиной лодке, Алексею не было никогда. Ни в одном ресторане, ни в каких гостях. Кажется, он всю жизнь помнил вкус этих завтраков крупную соль, тающую на языке, сладкую мякоть помидоров и острую мякоть краковской колбасы.