Ехали медленно, шофер продолжал чертыхаться. В кармане запищал мобильный. Лагутин вздрогнул от неожиданности и вытащил телефон.
Даша. Не брать? Он медлил. А как не взять?
Да, раздраженно сказал он, что-то случилось?
Лагутин, мне плохо! Она захлебывалась в слезах. Ну пожалуйста, приезжай, умоляю тебя, приезжай! Мне страшно одной в этой квартире! Лагутин, ты меня слышишь? Я тебя умоляю! Я слоняюсь тут и вою волчицей! Ну, что ты молчишь?
Даша, не сразу ответил он, прекрати. Прошу тебя, возьми себя в руки. Ну выпей, в конце концов! Есть что-нибудь из спиртного? Куда я приеду, Даша? Я почти у дома. Мне надо выспаться, я завтра улетаю. У меня были сложные дни, я похоронил отца, ты в курсе. Да и потом Где ты и где я? И где наша общая жизнь? Что у нас общего?
Лагутин! Он услышал удивление и возмущение в ее голосе. Да как ты можешь? Что значит «что у нас общего»? А наша молодость? А дочь, наконец? Что ты такое несешь? Тебе что, совсем на меня наплевать? Мы же с тобой не чужие!
Это ты несешь, Даша, устало откликнулся Лагутин. И это тебе на меня наплевать. Впрочем, тебе на всех наплевать, тоже мне, новость! А про нашу общую дочь Так ты и здесь меня обманула. И снова удивляться нечему. Все как всегда.
У тебя были сложные дни, закричала она, а у меня!.. Она осеклась. А у меня был очень сложный год, Лагутин! Я чуть не сдохла! Ты же вообще ничего не знаешь, вообще ничего! А у меня, Лагутин, огромная драма! Она зарыдала.
Драма? Только драм бывшей жены ему не хватает! Что там у нее? А может быть, вправду? Ну, например, со здоровьем? Кажется, она похудела и бледная очень. Может, действительно беда?
Хорошо, коротко бросил он, я сейчас приеду. То есть не сейчас, а как доберусь, дороги кошмарные, гололед.
Даша всхлипнула и жалобным голосом пропищала:
Лагутин, захвати что-нибудь, ну коньяк, например! Ты прав, мне надо выпить.
Он ничего не ответил и нажал на отбой.
Шеф, обратно!
Шофер обернулся на него и покачал головой:
Да ты шутник, мужик! Я вот думаю, как тебя поскорее скинуть и до дома добраться!
Надо, командир! Обстоятельства, понимаешь? Заплачу, сколько скажешь. Пожалуйста.
Водила крякнул и, качнув головой, резко крутанул баранку. Машина закружилась, как фигуристка на льду. Но, по счастью, вырулили. По дороге заскочили в круглосуточный гастроном, и Лагутин купил бутылку конька, кусок сыра и большой лимон. Принести Даше торт или коробку конфет ему показалось нелепым.
Она открыла дверь бледная, зареванная, растрепанная и какая-то родная.
Лагутин ужаснулся бред, бред. Бред! Они давно чужие, сто лет. После была целая жизнь и новые встречи. Да, он любил ее. Очень любил, больше жизни, но она его предала, бросила его. Как он это пережил? Да чуть не сдох! Если бы не работа и не Городок Они его и спасли.
Нет, Лагутин Дашу не простил. В душе все те же обида и боль сейчас он это понял. Нет, конечно же, не такие, как раньше. И все-таки он не простил.
Так, возьми себя в руки, Лагутин! Ты же мужик, в конце концов. И тебе все про нее известно, ты знаешь ее до молекул, знаешь цену ее слезам, словам, клятвам. Ты знаешь все у тебя отличная память. Да, ты ничего не забыл.
Но почему так бухает сердце?
Он шагнул в квартиру и протянул Даше пакет с покупками.
Молодец, улыбнулась она, и он почувствовал, как от нее пахнет спиртным. Они прошли на кухню, и он увидел початую бутылку кофейного ликера и стакан.
Вот, усмехнулась Даша, какая же гадость! Но больше ничего не было. И она жалко улыбнулась.
Лагутин молчал. Сели напротив друг друга. Даша поставила мутноватые рюмки, и он откупорил бутылку коньяка. Она порезала сыр крупными, неровными, неряшливыми ломтями его бывшая жена была еще той хозяйкой.
Выпили. Даша всхлипнула:
Сердишься?
Да какая разница, сержусь или нет Уверен, тебя это мало волнует.
Даша скривилась и всхлипнула:
Лагутин! Я развожусь, кончилась моя семейная жизнь, понимаешь? Все, кранты. Ил финал, как говорят испанцы.
А что так? спокойно спросил он. Не срослось? Вы вроде столько лет прожили. Чего вдруг?
Чего, передразнила его она. Да все банально донельзя баба у него молодая, вот и все. Как у всех вас: надоела, состарилась вон!
У всех? усмехнулся он. Думаю, ты ошибаешься.
Да какая разница, возмутилась Даша, у всех или через одного? Лично меня волнует моя жизнь, как ты понимаешь, а на всех мне наплевать!
«Тебе всегда было на всех наплевать, подумал Лагутин. На всех, кроме себя».
Ну и что дальше? вздохнув, поинтересовался он. Какие планы на жизнь?
Дежурный вопрос предполагал дежурный ответ: «Ничего, как-нибудь переживу. Страдать из-за вас, мужиков чести много! Сопли утру и вперед! К новым достижениям и горизонтам». Это было бы вполне в Дашином стиле такой вот бодренький и веселый ответ. Но она расплакалась.
Да ничего! Мне сорок два, Лагутин! Денег ноль, квартиры своей нет, профессии тоже. С дочерью отношения кошмарные. Кредитка пустая. Вот я и решила вернуться в Москву. А что мне делать, Лагутин? Что мне еще остается?
Ну подожди, разгорячился он, подожди! Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь! Вы столько лет прожили и у тебя ничего нет? У вас же там, в Европе, закон на стороне жены, женщины. Тем более женщины с детьми! Ну не может же он выставить тебя на улицу? А алименты? Он же обязан! Сколько вашему мальчику?
Она глотнула коньяк и безнадежно махнула рукой.
Да нет, все не так. Я ничего не знала про его финансы. Работу он потерял, с работы его уволили, квартира под банком, в кредит. Выплачивать еще черт-те сколько. А денег нет. Баба эта, в смысле его новая, не из бедных. Я думаю, он с ней и спелся, чтобы поправить свое бедственное положение. У ее родителей три обувных магазина пропасть зятьку не дадут, не сомневайся.
Да я о нем, что ли? Я о тебе и о Насте!
Да я о нем, что ли? Я о тебе и о Насте!
А Настя твоя Даша снова зло усмехнулась. Настя твоя его обожает я останусь с папой, и точка. Ты представляешь? Вот такая выросла стерва наша с тобой общая дочь.
У него чуть не вырвалось: «Ну я тут вообще ни при чем». Вовремя остановился.
Она налила себе еще и, поморщившись, выпила. Лагутин видел, что она уже здорово набралась лицо раскраснелось, пошло пятнами, руки дрожали, и она то и дело отбрасывала назад густую и длинную челку.
«А она постарела, подумал он, вот сейчас я это увидел: морщинки под глазами, складка у губ, седина в волосах». И все же его не покидало странное, пугающее его самого острое чувство жалости к ней. Не только жалости, но и обиды за нее. А его застарелые и заскорузлые обиды вроде как отошли. Ему хотелось утешить ее, погладить по голове, как свою маленькую дочь. Сказать ей утешительные и банальные слова: «Да брось ты, Дашка! Ты еще так молода и так хороша! А фигура? И это после двоих-то детей! Не плачь, все у тебя еще сложится! Ты же умная, сама понимаешь!»
Но он молчал.
Она закурила.
Сволочь, да, этот Хосе? Боже, какой же он оказался сволочью! А я его любила. Столько лет безупречной и верной службы и так со мной обойтись! Оставить меня без копейки! А ведь знает, гад, что деваться мне некуда. Нет, конечно, алименты ему присудят, а как же! Только что с него, с безработного, взять? Вот именно ничего. Он говорит, пойдешь к адвокату заберу у тебя сына! Грозится еще, как тебе, а? Нет, ты представляешь? А эта стерва, она зло глянула на Лагутина, сама говорит: я с папой останусь с папой и с этой Кармен! Ну как тебе? Все она понимает: у этой испанской козы дом на море, в Марбелье, прислуга. И деньги, конечно! Они с ней подружки смешно? Нет, не очень. Короче, выбросили меня за борт, Леша. Как ненужный мешок со старым хламом. И никому я не нужна даже дочери и сыну. И она бурно, в голос, разрыдалась.
Лагутин удивился:
А она и вправду Кармен, тетка эта?
Даша с удивлением подняла на него глаза:
Какая тетка? А, эта Да нет, конечно, шучу. Смешно ведь Хосе, Кармен. Прям до слез, до икоты. И ее лицо исказила гримаса обиды и отчаяния.
Подожди! остановил ее он. Ну подожди, Даша! Зачем им Настя? Уверен, она им не нужна. Кому нужен чужой ребенок-подросток? А мальчик Да и мальчик твой вряд ли. Ты говоришь, что она молодая. Ну значит, новенького родят, своего. Зачем ей чужие дети? Подумай! А ты? Зачем тебе возвращаться? Ты ведь давно отвыкла от России, от этого города, климата, этой жизни. Начни там. В конце концов, у тебя же гражданство! Язык, наконец. Сними квартиру, устройся на работу. И живи!
Даша смотрела на него почти с ненавистью.
Устроиться на работу? А кем, не скажешь? Официанткой в кафе? Продавщицей? Или уборщицей? Ты забыл, что у меня давно нет профессии? Ты забыл, что я там вообще ни дня не работала? Ты забыл, что мне за сорок? А какая сейчас безработица по всей Европе? На что мне содержать детей? На его жалкие копейки? На что снимать жилье? Нет, ты скажи! И все одним махом, Лагутин! Развод, Настя. Мама. За ней надо ухаживать, понимаешь? А денег нет ни шиша!
Ну я не знаю. Должен же быть выход. А здесь? Здесь у тебя есть профессия?
Здесь, зло передразнила она его, здесь у меня мать, родной язык, подруги. Квартира, наконец. Город, где я родилась. А профессия, она замолчала. Так помогут, устроят. Здесь все и всегда было по знакомству, верно? Ну, например, пойду к Лильке администратором у нее свой мебельный салон, она предлагает. Или пойду учителем в частную школу, например. Думаешь, не возьмут?
Ну, насчет салона не знаю. А в школе, Даша, платят копейки. Да и выдержка там нужна ого-го! Учительство не для тебя.
Она снова налила себе коньяку и выпила залпом.
Ну да, Лагутин. Ты всегда знал, как утешить. Не делом помочь, а прочесть нотацию. Здесь ты большой спец, я помню.
Он от отчаяния повысил голос:
При чем тут я, Даша? Я тут вообще ни при чем! Тебе надо поспать: перелет, нервы, выпивка. Тебе же завтра в больницу. Нужно выспаться, Даша. Силы нужны. Иди отдыхай! А я поеду.
Хреновый ты утешитель, Лагутин! Очень хреновый. Она пьяно и хрипло засмеялась. Ладно, прости. Прости, что дернула тебя, сорвала. Приехать заставила прости, ради бога! Просто мне так хреново, Лешка! Хоть в петлю Она уронила голову на стол и снова расплакалась.
Он видел, как вздрагивают ее худенькие плечи, как дрожат тонкие, беззащитные руки.
Он погладил ее по голове.
Дашенька! Пойдем спать. Идем, я тебя уложу. Ну, будь умницей, Дашка! Пойдем!
Она покорно кивнула, поднялась, утерла мокрое лицо ладонью, и, обнявшись, как старые и добрые друзья-собутыльники, они, покачиваясь, пошли в комнату.