А ведь цельную историю похода Дежнёва, изложенную выше, мне удалось выявить исключительно по полным публикациям текстов, обращая особое внимание на никогда не цитируемые места те места, где, как пишет французский философ Бруно Латур, «вещи дают сдачи». Подробнее см. Прилож. 3.
Ну, а как в наши дни? В целом, насколько знаю, преобладает полное отсутствие размышлений, видно лишь желание вновь и вновь воспеть догму и показать свою верность ей. Для примера см. Прилож. 2, где автор хотя бы задаёт вопрос верна ли догма; другие пишущие о Дежнёве не делают и этого.
Однако только что появилось необычное исследование покорения Сибири русскими, это книга М. А. Кречмара. В отношении Дежнёва она двойственна: в главе о Дежнёве нет ни слова о плавании вокруг Чукотки, и это верно, поскольку об этом молчат документы. Однако ему, путешествию в Тихий океан, отведено 7 строк в рассказе о трагическом плавании Попова-Анкудинова:
«Коч Дежнёва этим же штормом выбросило на берег значительно южнее устья Анадыря. В месте кораблекрушения отважные казаки сгородили какое-никакое зимовье и в нем перебедовали зиму, после чего по весне вышли на Анадырь, двинулись по нему и в конце концов осели в его среднем течении, в местности, густо населенной юкагирским племенем анаулов. Летом 1649 года отряд Дежнёва, в котором (внимание!) осталось всего двенадцать человек, погромил анаулов и взял небольшой ясак» [Кречмар, с. 180].
Хочется повторить: внимание! Найдите 5 противоречий с самим Дежнёвым. Все они, полагаю, сделаны не от плохого знания документов, а из естественного желания приблизить догму к реальности. Иными словами, не верит, по всей видимости, Михаил Арсеньевич в догму и предлагает читателю самому выбрать вариант плавал Дежнёв вокруг Чукотки или нет.
Хотя науковеды многократно показывали, что ученым свойственно искать противоречия у противников, игнорируя собственные, не верится, что никто из авторов не видит вереницы противоречий «своей» догмы. И, если читать внимательно, то оказывается, что приём «умный поймет, а дурак не заметит» (отмеченный в 411 на с. 245, 246, 247 и 249) не умер с падением цензуры. Приведу ещё один пример касательно плавания Дежнёва.
Высокоучёный тополингвист Алексей Бурыкин нигде и ни в чём не спорит с догмой о Дежнёве, он даже кое-где пользуется ею как основой для своих построений. Но если Виктор Шмакин (из Прилож. 2) даже не пробует искать короткий волок между двумя Анадырями, прежним и нынешним, то топонимический материал то и дело побуждает Бурыкина заглядывать в подробную карту. Рано или поздно общий волок между тремя реками должен был, разумеется, броситься ему в глаза, и в недавней книге читаем [Бурыкин, с. 242]:
«река Погыча это река Пучевеем (по-чукотски Пучьэвээм), впадающая в Чаунскую губу». «То, что реку Погычу перепутали с Анадырем» объяснимо тем, что «истоки Анадыря лежат очень близко к истокам двух названных рек».
Неужели, подумал я, автор не увидел того же самого с Чауном? Увидел:
«Возвращаясь из основанного им Анадырского острога в Нижнеколымск, он [Дежнёв] прошел бы мимо её [Погычи] истока, если бы дошёл до самых верховьев реки Анадырь верховья реки Пучевеем были совсем рядом» (с. 243).
Эти три точки принадлежат Бурыкину, причём сей беллетристический приём у него весьма редок. Только их, полагаю, поставил Алексей Алексеевич, чтобы дать понять догадливому читателю, что «совсем рядом» с истоком Анадыря, много ближе, чем Пучьэвээм с Анюем, лежит то, чего видеть не следует, исток Чауна с отличным волоком в Анюй и Анадырь. Что стыдно повторять миллерову сказку про Берингов пролив, ибо реальный путь Дежнёва вот он.
7. Ядро сведений о знаменитом походе
Хотя отписки Дежнёва и его челобитные легко отличить от текстов других первопроходцев по малой связности и скачкам мысли, но только ли дело в его неграмотности и неумении выражать мысль? Уже многократно цитированный историк Белов указывал на иное: в работах о Дежнёве он дал красочное описание обстановки острой борьбы между отрядами первопроходцев, из которого легко видеть, что Дежнёву, поначалу небогатому и нечиновному, весьма полезно было скрыть свои пути и отправить конкурентов по пути ложному.
Если сведения документов намеренно невнятны, а порой и противоречивы, остаётся выявить непротиворечивое ядро явления (об этом понятии тоже см. книгу 411) деятельности Дежнёва в тех местах, какие он называл.
Ядро явления (события либо процесса) историку следует всегда строить самому, без оглядки на чьи-либо толкования, лишь глядя на карту, внимательно много раз перечитывая тексты документов, сопоставляя их и зная историю эпохи и региона в целом. В отношении знаменитого похода Дежнёва ядро выглядит (на основе всего выше сказанного) следующим образом.
Дежнёв получил в 1647 году наказ объясачить население «Анадыра» (Чауна) и поплыл для этого вместе с Федотом Алексеевым Поповым, посланным к Чаунской губе с другим заданием за моржовой костью. Оба ожидали погоды безуспешно, но на другой год льды их пропустили. Войдя в Чаунскую губу, семь кочей вероятно встретили прошлогодних беглецов из Якутска и заведомо оставили там торгового человека Меркурьева с одним кочем и товарами, которые были излишни на промысле. Далее шесть кочей («на шти кочах», вспоминал Дежнёв) пошли из губы на добычу моржа, но чукчи их к лежбищу не допустили, и после стычки им пришлось уйти в море.
Все имели наказ лишь на поход до Чауна, плыть далее на восток не имели права, но плыли туда очевидно, по воле бури. Она выбросила их на берег в разное время в разных местах. Одни погибли, другие (как сообщили на другой год Стадухину), поселились у «край моря» (видимо, у границы многолетних льдов, загородивших тогда пролив Лонга см. Прилож. 3), третьи (Дежнёв и его уцелевшие спутники) вернулись по суше к Чаунской губе и достигли «стана». (Никаких сведений о том, что кто-то из отряда Попова-Дежнёва достиг Берингова пролива, в документах не имеется.)
Кто строил стан, неясно, но мы знаем, что в ту зиму жили там казаки-беглецы из Якутского острога и Меркурьев с товарами.
Зимуя, отряд Дежнёва (выжило 12 или 13 человек) убедился, что Чаун необитаем (а нынешний Анадырь был до походов Дежнёва и Стадухина заселён). Вернуться на Колыму без добычи они не имели права и лето 1649 года, вернее всего, уделили заготовке еды и шитью одежды и обуви из шкур. Осенью перешли в половодье («по полеводе») на нынешний Анадырь и стали строить «ясашное зимовье» избы и амбары. Отряд Никиты Семёнова, пришедший с Анюя в апреле 1650 года, нашёл уже готовое зимовье. Туда же «снизу Анандыри» (т. е. с прежнего «стана» на Чауне) тот же Меркурьев повёз для Дежнёва еду и одежду, но его отряд был ограблен и (частично?) истреблён Стадухиным.
Когда отряд Дежнёва пополнился горсткой беглых, а также отрядом «гулящих» казаков и охотников во главе с Никитой Семеновым, они вместе смогли объясачить анаулов по среднему течению Анадыря[149]. Это Дежнёв в последующих записях называл своею первой основной заслугой.
Вскоре, теснимый Стадухиным, он учинил неудачный поход на реку Пенжину («Пянжын»), а путь к ней лежит тоже от среднего Анадыря. То есть Дежнёв действительно был на среднем Анадыре. Был ли он на нижнем (на пятнадцать вёрст ниже нынешнего с. Марково), данных нет.
После неуспешной попытки открыть Пенжинский край, Дежнёв оставил это дело Стадухину, а сам ушел со своим отрядом на морской промысел, причём несомненно на арктический берег. Там Дежнёв «отгромил» женщину Федота, сообщившую о судьбе погибшего отряда.
Достиг ли Дежнёв Тихого океана, неясно. Возможно, его открыл (с севера Тихий океан ещё никому в Европе не был известен) знаменитый первопроходец Курбат Иванов, сменивший Дежнёва в 1659 году в должности анадырского приказчика и уже известный тогда как первый русский, дошедший до Байкала (1643 г.). Во всяком случае, Курбат заведомо спустился по Анадырю и вышел в Берингово море, что видно из его отписки [РМ, с. 268271]. Есть мнение, что Анадырский острог отстроил тоже Курбат Иванов:
«С приходом Иванова начался государственный период существования Анадырского острога. То есть именно Иванов сделал острог из зимовья, установив загородню и построив аманатскую избу» [Кречмар, с. 182].
Второй своей основной заслугой Дежнёв полагал открытие моржовой корги. Его слова: «А зверей промышлять ходили четыржды» естественно понимать как 4 похода на эту коргу. Она, тем самым, была сравнительно недалеко. Лишь одна корга удовлетворяет всем свидетельствам лежбище у мыса Песчаного в Малом Чаунском проливе, однако спор со Стадухиным шел явно не за неё. Возможно, что они вообще имели в виду разные объекты: Стадухин коргу за мысом Аачим, Дежнев же коргу у мыса Песчаный.
Дежнёв нигде не сказал о том, что открыл две корги, но после его отбытия на Колыму Курбат Иванов описал в 1660 году (пустую) коргу на Беринговом берегу, и её открытие часто приписывают Дежнёву (см. Прилож. 4).
Вот и всё наличное ядро данных о достижениях Дежнёва на реке Анадырь. Оно говорит о себе само: факты ложатся в целое.
Периферия сведений об этом круге событий весьма скудна, как и должно быть с надежной моделью явления. Таково сообщение пленников Стадухина: «реки мы близко не знаем», противоречащее карте местности: позади места допроса текут реки Чаунской губы, а впереди река Пегтымель. Свидетельство можно попросту отбросить как ложное (Стадухин и пленники могли не понять друг друга в обстановке пытки это немудрено), а можно придумать ему толкования не в этом суть. К периферии следует отнести также сведения о споре Дежнёва со Стадухиным о праве на коргу: вернее всего, она была у мыса Аачим, но прямых доказательств этому нет.
Наоборот, периферия утверждений о плавании Дежнёва вокруг Чукотки весьма обширна [411, с. 255], тогда как ядро их скудно потому что утверждения не образуют ничего цельного.
Дошел ли Дежнёв до устья Анадыря и выходил ли в Берингово море, неясно, а о плавании вокруг Чукотки в донесениях Дежнёва и его современников никаких сведений вообще нет. Все они измышлены посредством обратной эвристики, видимо, из патриотических побуждений. Эта логическая ошибка пишущих, разумеется, не умаляет замечательного подвига первопроходцев.
Умер Дежнёв в 1673 году в Москве, снова привезя богатую казну.
Умер Дежнёв в 1673 году в Москве, снова привезя богатую казну.
8. Значение похода Дежнёва
Дежнёв открыл для русских собственно Анадырь, в 1651 году открыл на нём племя анаулов, вероятное ответвление племени юкагиров, и объясачил их. Тогда же или позже он основал зимовье, будущий острог Анадырск (15 км ниже нынешнего села Марково, на 500 км выше устья Анадыря), который вскоре потерял хозяйственное значение, однако служил базой для всех походов на Камчатку вплоть до открытия морского пути туда (в 1716 г.). Дежнёв много сообщал о столкновениях с юкагирами и коряками, но с чукчами встреч почти или вовсе не имел. Ближайшие к его зимовьям чукчи жили тогда, согласно нынешним данным, в устье реки Канчалан [Зуев, 2009, с. 41], имеющей общее устье с Анадырем, примерно в 380 км по прямой к востоку от Анадырского острога. Его «чюхчи» это эскимосы, жившие тогда у мыса Шелагского. Согласно его отпискам, вокруг острога он воевал с юкагирами (ходынцами и чуванцами).