Почему? прошептала я в его руку и ловко повернулась в его хватке. Предательские слезы покатились по моей щеке, когда я смогла различить его очертания в тумане и лунном свете.
Я находилась в его руках. Они держали меня, пока я искала его светлые глаза.
Но вместо этого я почувствовала его горячее дыхание. Оно бесконтрольно ударило меня по щеке и застряло у меня в носу. Сладкое.
Я не знаю, сказал он и выглядел при этом таким честным, что я покачала головой.
Зачем ты рассказал мне? По какой причине он поделился такой информацией со стэндлеркой?
Ответа не последовало.
Его хватка вокруг моей талии ослабла, давление его рук было таким же нежным, как пояс, который я повязала вокруг бедер. Его слова ударили по моим мокрым щекам:
Передай своим людям. И выбросьте из головы, что вы вернете свою принцессу.
Нет
Передай это, стэндлерка. Иначе произойдут ужасные вещи.
Зачем ты рассказал мне? снова спросила я. Я слышала, как он втянул воздух. Прошла бесконечно долгая секунда, и я уже было подумала, что он не ответит мне, как он прошептал:
Потому что я знаю, что такое война И я хочу уберечь от нее невинных людей. Король Люциус не такой, каким его здесь все считают. Он
Он остановился, подбирая слова. Они, казалось, сопротивлялись ему, и я окаменела под страхом, медленно расползающимся по моему позвоночнику.
Когда он продолжил, по всему моему телу пошли мурашки, окружившие его, как клетка:
Чудовище.
Чудовище
Передай им и спасайтесь! Вы больше никогда не увидите свою принцессу. Убирайтесь и никогда не возвращайтесь обратно! Прочь! Передай им!
Я пошла обратно. Шатаясь и запинаясь, но каким-то образом мне удавалось идти дальше. В какой-то момент я дошла до расщелины, в которой скрылась. Тихий огонь моего народа послал мне спасительный луч света, который освободил меня из густого тумана. Как только я выскочила из расщелины и оказалась в мокрой воде, я увидела его. Его руки сжались в кулаки, желая рассечь воздух.
Ты слышал, сказала я, проведя рукой по лицу.
Кровь и слезы окрасили ее. Это были его шаги, которые я слышала у себя за спиной. Он шел за мной. Мне следовало догадаться, что я не смогу так легко убедить его в своем плане.
Элиа не ответил. Но блеск на щеках выдал его.
Он чудовище, Элиа, прошептала я так тихо, что не была уверена, расслышал ли он меня. Но это не помешало бы наследнику семьи Леан вернуть свою Софию. Ведь он любил ее. Он всегда это делал, даже если это причиняло мне боль.
Я вытащу ее оттуда, порычал он, резко схватил меня за руку и вытащил из холодной воды. Я, задыхаясь, поднималась по склону. Головокружение охватило меня до того, как я почувствовала твердую почву под ногами. Словно опустился занавес. Тот самый, за который уходили наши артисты после своих выступлений, встреченных с восторгом. У меня не было ни акробатического таланта, ни танцевальных ног, ни певческого голоса. Мое место всегда было в шатрах, на ярмарке. Я быстро моргала, стараясь держать глаза открытыми.
Но валилась с ног, словно веревка, которая все это время держала меня, рвалась. Сегодня, в порядке исключения, занавес опустился за мной. Руки Элиа подхватили меня и мягко уложили на кровать, прежде чем темнота окончательно овладела мной.
Даже если это последнее, что я сделаю.
23
Никогда не сопротивляйся приказу короля. Это может стать твоим последним шагом.
Предостерегающие голубые глаза Безымянной преследовали меня в каждом сне. А когда я просыпалась, они всегда были рядом, определяя мой распорядок дня.
Губы короля Люциуса обжигали. Они болели от желания большего, но еще больше болело мое кровоточащее сердце из-за того, что я предавала себя.
Себя и свою свободу.
Даже сейчас я слышала голос министра, провозгласившего наш союз.
Его Величество, король Люциус эхом разнеслось по залу. Сотни красивейших людей смотрели на нас. На своего короля из серебра и золота, который приподнял подбородок и одарил всех снисходительной улыбкой после того, как они сделали почтительный реверанс. Потом они повернулись ко мне, пораженные, когда он взял мою руку в свою и поднял ее к небу. И его невеста, София Рей Линн, наследница странствующего народа.
Но я смотрела в золотистые глаза, взиравшие на меня снизу вверх. И обнаружила в них столько отвращения, что не осмелилась встретиться с его взглядом еще раз.
Но я смотрела в золотистые глаза, взиравшие на меня снизу вверх. И обнаружила в них столько отвращения, что не осмелилась встретиться с его взглядом еще раз.
Но страшнее был вид моей руки, переплетенной с рукой сельтера. Я с трудом сглотнула, увидев гнев и растерянность на лицах гостей, но с достоинством подняла голову и посмотрела на люстру. И тут же вздрогнула, услышав крик и увидев, как какой-то мужчина тащит за собой хорошенькую медную жительницу, с которой до этого танцевал принц лжи. Мое лицо окаменело, подражая маскам охранников, стоящих рядом с нами.
Я бы не показала им, что внутри у меня все разодрано в клочья.
Что было с моим народом? А с Зан Захрай? И что гораздо важнее, что происходило с Элиа, моим лучшим другом? Они бы никогда меня не отпустили. А я никогда бы не усомнилась в своем решении бросить их всех чтобы они выжили. Цена, которую я заплатила, была не настолько высока, как их жизни.
Они принесли мои вещи в покои, показывая, что теперь этот мой дом. Моя комната из серебра, золота и дорогих тканей.
То немногое, что у меня было, аккуратно лежало сложенным на серебряном покрывале. Было странно видеть все лежащее рядом мою половину жизни.
Мой красный платок лежал рядом с танцевальным платьем с металлическими пластинками, которые раскачивались вокруг моих бедер во время танца. Ткань вокруг талии казалась почти черной в приглушенном свете свечей, а пластинки, напротив, как чистое золото контраст, который не мог быть больше с грустью отметила я.
Рядом с платьем лежала моя шляпа и траурная вуаль, которую я не снимала с тех пор, как приехала сюда несколько дней назад во время путешествия по пустоши. Яна дала ее мне. Она давно купила ее в Смаракте и передала мне после смерти отца. Невольно пришлось вспомнить, как она обрабатывала свои ткани.
Как умиротворенно она проводила рукой по швам, когда что-то начинало волновать ее. Как всякий раз кусала сухие губы и гладила по пришитым ниткам, словно таким образом могла успокоиться. Надеясь, что постоянство швов успокоит и меня, я взяла в руки танцевальное платье, будто так могла с ней поговорить. Она всегда была близка мне. Так близка, как могла быть только сестра.
Я могла почувствовать ее в каждом шве. Ровном и аккуратном. Даже медные жители ценили ее произведения искусства. Поэтому я немного удивилась, нащупав над вырезом косой шов, неумело пришитый на сборке ткани. Я выпрямилась и осмотрела быстрые стежки темными нитками, сделанные моей подругой. Раньше такого не было. Я была в этом уверена. Зарылась пальцем под вторую ткань, аккуратно зашитую, чтобы не выглядела прозрачной вокруг груди, и заметила большую щель по швам, будто это место было разорвано, а затем снова зашито. Дернув за новый шов, я вцепилась в платье. И испуганно отпрянула, схватив предмет, который прятался в складках. Кровь закапала из маленького пореза, когда я подняла палец к лицу.
Не может быть прошептала я еле слышно даже для себя.
Схватилась за рукоятку кинжала, который прятался между двумя слоями ткани и металлическими пластинами. Яна, должно быть, вшила его до того, как солдаты забрали платье. Я ошеломленно покачала головой и сглотнула комок в горле. Яна рисковала своей жизнью, чтобы передать мне этот предмет.
Я подумала о призраках прошлого и отправила в небо безмолвное приветствие стэндлеров. Сжатый кулак, который я прижала к сердцу, прежде чем разжать руку и круговым движением провести ей по воздуху.
С кинжалом я бы не ушла далеко. Но смогла бы защитить себя, если бы что-то произошло. Я подумала о Хэймише и решила с некоторым удовольствием испытать его терпение.
Король был щедрым человеком, каждый день дарующий мне небольшие подарки, потому что я редко виделась с ним. Один раз это были сверкающие серьги, похожие на звезды. Другой дорогие шелковые платки, которые напоминали о талантливых руках Яны. В третий он подарил мне сверкающее ожерелье, надев которое, я ощутила тяжесть и холод на своей шее. Хотя оно должно было заставить мое сорочье сердце биться чаще. Но внутри было пусто.
Подарки складывались в сундук, стоящий рядом с роскошной кроватью. Почти все они оставались нетронутыми. В том самом состоянии, в каком их передала мне Безымянная.
Все золото мира больше не могло сделать меня счастливой.
Бесконечными ночами я думала о своей семье, что едва ли позволяло уснуть. Мне не хватало ее так же сильно, как ветра, по которому я мучительно тосковала внутри сверкающих стен. Дворец был похож на огромную клетку из золота и серебра. Словно он забирал и лишал меня воздуха. Словно постепенно ставил на колени.
Я проводила дни в установленном ритме, который напоминал мне тиканье часов на рыночной площади, которое не было слышно во дворце. Его постоянство разделило мой день на пять этапов, которые повторялись. Печальное существование, погружавшее меня в апатию. Девушка в зеркале больше не была мной.
Первый этап заключался в том, что Безымянная будила меня. Она приносила плотный завтрак, к которому я, как правило, почти не прикасалась.
Затем мы подходили ко второму и гораздо более неприятному для меня этапу, когда она одевала меня, как куклу, и собирала мои непослушные волосы в высокую прическу. После чего оставляла одну до тех пор, пока не начинался третий этап. Этап, который больше всего мне нравился: обед в золотом салоне.
Комната полностью оправдывала свое название. Стены из золота и даже украшенные драгоценностями столовые приборы. Когда Безымянная впервые привела меня в этот зал, я не знала, куда устремить свой взор. Повсюду было на что посмотреть: золотые кристаллы люстр, золотые портретные рамы, золотые свечи в золотых канделябрах. Даже золотой ковер, простирающийся до каждого угла.
Поэтому я долгое время не замечала человека, который сидел на другом конце длинного стола, накрытого на двоих. Я вздрогнула, когда он поднялся со своего скрипучего стула и посмотрел на меня сквозь толстые стекла очков.
Ты, должно быть, София Рей Линн. Наследница стэндлеров, я прав? Казалось, он знал каждую тайну, которая существовала на свете. Голос у него был хриплый, но бодрый, мне даже почудилось, что в нем послышалось любопытство.