Она принесла мне еду в комнату. Я только поставила ее перед золотой дверью, надеясь, что она каким-то чудом исчезнет. После этого дня я ничего не смогла бы съесть, да и не хотела. Я не знала, что в этом было трудного для понимания. Но здесь не было вины Безымянной. Она была единственным человеком, который, казалось, хоть немного понимал меня, потому что оставила меня одну. Даже не спросив, можно ли чем-то помочь. Она ничем не могла мне помочь. Я должна была самостоятельно разобраться с призраками в моей голове и для этого нуждалась лишь во времени.
Я легла на кровать и смотрела на беззвездное небо на балдахине.
Снова и снова проживала сегодняшний день. Крик мальчика. Отрубленную руку, которая превратилась в прах. Несправедливый поступок короля, который наказывал своих подданных за то, что они страдали от голода. Я знала, каково было голодать. Это боль, тянувшаяся через желудок к голове, как продолжительный зевок. Она никогда не ослабевала. Даже во время сна.
«Король Люциус должен был дать мальчику шанс», с горечью подумала я. Как он будет помогать своей семье с одной-единственной рукой? Я сжала челюсть и выпрямилась. Мое оцепенение превратилось в необузданную ярость. Вамс был слишком тесен и забирал у меня воздух. Я дергала за пуговицы на шее, пока не лопнули швы. Разозлившись, я стянула его через голову и швырнула через всю комнату.
Король Люциус был мерзавцем! Жалким подонком, который наслаждался страданиями детей. Что я в нем увидела в часы нашего уединения?
Как он мог допустить такую боль? Если он способен на такое, что еще мог сделать этот человек? Я вскочила на ноги. Мои пальцы покалывало. Они хотели что-то разбить, сломать, разрушить. Первой мне попалась под руку одна из красивейших бутылок, что стояла на туалетном столике. Она, очертив высокую дугу, пролетела через всю комнату. Разбилась о стену и разлетелась на тысячу мелких частей. Сверкающее море осколков открылось передо мной. Это выглядело потрясающе. Что напомнило мне прекрасную реку перед Медным городом, у которой мы разбили свой лагерь.
Следующая бутылка с оглушительным грохотом влетела в стену. Аромат розы и лаванды ударил в нос. Но этого было недостаточно.
Когда я увидела свое отражение в зеркале, знала, что сделаю дальше.
Я подняла руку. Ту же руку, что отрубили мальчику. Я видела, как она дрожала, когда мой гнев превратился в печаль. Она хотела вырваться. Ей нужно было вырваться прежде, чем изъела бы меня изнутри. Я со всей силы ударила кулаком по зеркалу. Оно покрылось длинными полосами, похожими на паутину, которая тянулась до самой золотой рамы. Мое лицо размножилось. Глаза смотрели на меня из сотен маленьких зеркал. Кровь капала с больной руки.
Пульсация распространялась вдоль руки, пока я касалась влажных щек. Соль смешалась с красной краской. Окрашивала мою обнаженную руку.
Я испуганно осела. Стоя на коленях в море осколков стекла и крови, я думала о Дариусе.
Будет ли Люциус припоминать мне всю оставшуюся жизнь то, что произошло сегодня? Исчезнут ли когда-нибудь эти образы, как плохие сны, что в какой-то момент забывались?
Могло ли мое сердце выдержать все это?
Украдкой я посмотрела на свою кровать, где по-прежнему был спрятан кинжал.
«Значит, есть еще один выход», подумала я. Даже если в таком случае я бы не выполнила желание своей матери: прожить дольше, чем было позволено ей.
Я могла закончить все в любой момент. И король Люциус не мог помешать мне в этом.
Медленно я подошла к кровати и ухватилась здоровой рукой за матрас. Кинжал лежал в моей ладони прохладно и знакомо. Я покрутила его из стороны в сторону. Осмотрела длинное и аккуратно заточенное лезвие, вспыхнувшее в пламени свечи.
Это было прекрасное чувство.
Чувство независимости.
Но следом в дверь постучали. Сначала робко, а потом все более требовательно. Я спрятала кинжал за спину и крепко сжала губы, чтобы не закричать.
София? Все в порядке?
Я подумала о том, как лучше всего скрыть свою работу.
Но в своем гневе я разрушила слишком много. Люциусу это не понравится. Он разозлится. Я знала это.
Проклятье!
Кинжал в моей руке ощущался жутко хорошо.
Дверь распахнулась, и, испугавшись, я уронила его. Звук падения кинжала эхом разнеслось по комнате.
Что, черт возьми, ты здесь делаешь?
Я и сама не знала. Просто смотрела на него. Не в силах произнести еще одно слово, я расплакалась.
Почему я такая слабая?
Когда мой народ стоял позади меня, я была воительницей.
Несокрушимой. Непобедимой. Но в одиночестве, когда надо полагаться только на себя, я была всего лишь простой девушкой. Девушкой, стоящей перед могущественным принцем, который растерянно смотрел в ответ.
София, мягко прошептал он и сделал шаг ко мне, когда я отступала на шаг. Танцевальный шаг.
Я смотрела на него, пытаясь найти ложь в его глазах. Но ее не было.
В этот раз я была уверена.
32
Мое сердце колотилось о грудную клетку так, словно хотело выскочить из нее. Я осмотрел хаос, что царил в комнате. Слепую ярость, отразившуюся в разбитом зеркале. Кровоточащий кулак девушки напротив меня. А потом я заметил сверкающий кинжал, лежащий на полу. С узким, тонким лезвием. Не очень ценный для опытного мастера меча, и все же достаточно острый, чтобы о него можно было порезаться. Пораниться и истечь кровью. Я пристально посмотрел на кинжал. А затем на Софию. Я сделал шаг к ней, после чего она отступила назад. Она была загнанным зверем. Испуганным и маленьким. Совсем не похожая на уверенную в себе предводительницу племени, которая коварно хотела меня обокрасть. Меня, принца королевства Купфоа.
Меня. Капитана, рожденного для сражений.
Я пронзительно посмотрел в ее темные, затуманенные глаза. Как и в день нашей первой встречи, они были открыты казалось, говорили на каком-то своем языке, который мне очень хотелось понять. Я утонул в них, осознавая риск, что они могут меня обмануть.
Меня зовут Саманта. Меня зовут Этан.
Я был обманут ее словами, но не истинной сущностью, которую увидел в ее взгляде.
Сегодня она доказала мне, что ее глаза не лгали. Она не была такой, какой пыталась показаться. Она была искренней. Страстной. Видела то же, что и я. Никто бы не встал перед этим мальчиком и не заплакал бы о нем. Никто, кроме нее.
И поэтому я был здесь.
После того, как мой брат возмутившись ее отсутствием на ужине, ушел. Я не увижу его до завтрашнего дня. И зная, что сегодня вечером он больше не будет требовать моего присутствия, я воспользовался шансом заглянуть к ней и открыться.
Как я и предполагал, сегодняшнее слушание ей не понравилось.
Недаром вчера я возразил своему брату. Недаром сегодня утром попробовал еще раз.
Она должна это увидеть, ответил Люциус, уверенно подняв подбородок. Ее сердце у меня. Она поймет.
Она не поняла.
Мой брат любил театральность обыденности. Театральность наказания. Они утоляли его мстительность. Жертву, которую он требовал и от которой не хотел отказываться. Особенно с тех пор, как умер отец. Он наслаждался своей властью. Как маленький обиженный мальчик, который хотел поиграть в свою собственную, больную игру.
Такие наказания были всегда. Они были традицией. И все же никогда еще мальчику не отрезали руку за то, что он украл гнилое яблоко.
Я закрыл и снова открыл глаза, чтобы вернуться в реальность. Мой взгляд остановился на кинжале. Она заметила, что я его обнаружил, бросилась, чтобы схватить его, но я был быстрее. Военная подготовка была долгой и упорной. Я знал, о чем думает мой враг, прежде чем тот решался на маневр.
Что ты собиралась сделать? спросил я, спрятав кинжал в ладони. Откуда он у тебя?
Ответа не последовало. Ее глаза вперились в меня. Настойчиво, будто бы могли всецело изучить меня. Я отвел взгляд, указал на зеркало, а потом на ее руку.
Мы должны обработать руку, прежде чем пойдет заражение.
Мы, стэндлеры, переносили раны и похуже. Срастется.
Я усмехнулся ее неуклюжему ответу, что, видимо, задело ее, потому что она снова пожала плечами. Если бы она знала, как некрасиво могут выглядеть такие порезы, если их не лечить должным образом.
Мы, стэндлеры, переносили раны и похуже. Срастется.
Я усмехнулся ее неуклюжему ответу, что, видимо, задело ее, потому что она снова пожала плечами. Если бы она знала, как некрасиво могут выглядеть такие порезы, если их не лечить должным образом.
Я, кстати, прошел курс, касающийся порезов всех видов.
А я прошла курс недоверия принцам.
Я это заслужил. Сокрушенно кивнул и вздохнул. Хоть она и выглядела как запуганный котенок, время от времени в ней проявлялась воительница.
Могу поспорить, что в ее руке остались осколки стекла. Если мы их не уберем, нам, к сожалению, придется отрезать руку.
Этим я попытался убедить ее.
На мгновение кончик ее носа побледнел. Пусть это представление было очаровательным, я знал, что она не будет больше сопротивляться. Она сердито фыркнула, но, в конце концов, кивнула.
Ладно, приступай.
Мне нравилось, как решительно она вскидывала подбородок и вызывающе закатывала глаза. Зрелище, которое она усовершенствовала. Она знала, что делала. И танцевала точно так же.
Я предложил ей руку, как она просила во время нашего последнего спора. Она слегка насторожилась, ища какую-либо ловушку. Винить ее в этом я не мог, изо всех сил стараясь удержать на своем лице непроницаемую маску. Но потом она приняла мое безмолвное приглашение.
Я не знал, на что надеялся, стоя перед золотой дверью. Возможно, и не вошел бы, если бы не услышал треск стекла и ее обессиленных вздохов. Возможно, так бы и стоял у ее двери, гадая, чем она занимается. Так же, как делал последние дни.
Я не знал, откуда у меня эта постоянная потребность думать о ней, почему мне не удавалось игнорировать ее. Как будто ее облик был выжжен у меня на подкорке. Она прокралась внутрь одним из своих танцев с бубном, которым очаровала весь город.
И когда я увидел сегодня ее глаза эту вспыхнувшую в них бесстрашную правду которую уже видел однажды, я понял, что ее глаза не могут лгать. Все в ней было искренним. Маленькая стэндлерка, которая прокрался в мою голову. Так просто.
«Мне нравится играть с огнем», усмехаясь, подумал я. Так было всегда.
Я убрал кинжал за пояс. Он ей больше не понадобится.
Я приказал слуге привести ее покои в надлежащий вид.
И о случившемся ни настойчиво попросил я. Но слуга понял это до того, как я закончил говорить. Люциус не должен узнать, что произошло сегодня. Я знал, насколько импульсивным мог быть мой брат. Он, вероятно, поместил бы стражника в ее комнату, чтобы тот мог наблюдать за ней день и ночь. Если уже этого не сделал. У короля повсюду были свои шпионы. Включая меня. Но в этот раз я не собирался делиться с братом секретами.
Я провел ее по коридору прошлого с портретами наших умерших предков: тетушек, дядюшек, дедушек, бабушек и советников, руководивших этим королевством.