Я не станцую для тебя, принц. Я бы никогда больше не подчинилась, чтобы станцевать для мужчины. Принц обдумал мои слова и кивнул. Он выглядел так, словно я отвесила ему пощечину. Вероятно, мои слова возымели именно такой эффект. Но, возможно, я станцую с тобой.
Я неохотно вспоминаю наш последний танец.
А первый?
Я посмотрела на него и заметила, как он на мгновение закусил губу, будто ему приходилось следить за словами, которые вертелись у него на языке. Я сделала вид, что не услышала его.
Это глупая игра.
Овладев ей, можно получить много информации. Или потерять много секретов.
Я предпочитаю хранить свои секреты.
Я знаю это, разочарованно произнес он, и я услышала свой голос, говорящий, что мы можем попытаться вернуть его улыбку.
Какое-то чувство подсказывало, что он пытался сделать то же самое для меня.
Хорошо, сказал он, и я почувствовала, как его настроение резко улучшилось. Тогда я могу задать тебе один вопрос.
Почему это?
Потому что я разоблачил твою первую ложь. Он был прав. Я соврала. Ничего не было в порядке. Тем временем мы уже дошли до двери в мои покои, рядом с которыми стоял слуга. Принц кивнул ему, после чего тот, казалось, беззвучно слился со стеной.
Тогда вперед!
Почему ты постоянно плачешь? Вопрос застал меня врасплох, от чего я подавилась. Я не осмелилась откашляться, чтобы не выдать себя. Вместо этого я покосилась на него, ожидая, когда его взгляд разоблачит меня. Что он хотел раскрыть мои слабости и эффективно уничтожить меня. В конце концов, он был капитаном, а я его врагом.
Ты скучаешь по ним?
Это уже второй вопрос, парировала я, однако кивнула.
Так почему ты плачешь?
Я решилась сказать половину правды, а остальное заперла в своем сердце. Никогда не скажу ему, что плакала из-за него. Он кивнул и задумался.
Я знаю, каково это скучать по человеку.
Тон, с которым он говорил об утрате, мгновенно напомнил мне прохладную дистанцию между братьями. Люциус признался мне в наши часы уединения, что раньше у них были хорошие отношения. До сих пор мне было мало о чем известно. Неужели Эрик тосковал по этим временам?
Как ты относишься к своему брату? вырвалось из моих уст.
Принц бросил на меня неопределенный взгляд.
Ты, кажется, не поняла игру. Ты не можешь задавать вопрос. Но хорошо, я расскажу тебе. Он сделал многозначительную паузу и посмотрел мимо портретов в галерее предков, словно ответ был спрятан где-то там. Он мой брат. А затем продолжил: Как я могу чувствовать к нему что-то, кроме привязанности?
Я не осмелилась произнести вслух, что разгадала его ложь. Смотря на его рот, я заметила, как он напряг челюсть. Он испытывал к брату столько разных чувств помимо привязанности. Я закусила губу, чтобы не выдать себя. Боялась, что он перестанет говорить.
Нас связывает общее прошлое. Общая потеря и общее имущество. При этом он смотрел на меня. Так своеобразно, что мое сердце вдруг резко ударилось о грудную клетку. А отвечая на твой вопрос: я предан ему
Ложь!
Тебе нужно поспать, наконец произнес он, чтобы перевести тему, и переступил с одной ноги на другую. У тебя был длинный день. Это так, но сейчас я отказывалась отдавать себя кошмарам.
Я боялась того, что они приготовили для меня, и невольно напряглась.
Мальчик.
Его мольбы.
Безжалостный тон Люциуса, который до этого всегда звучал так мягко.
Принц, казалось, заметил это и поднял руку перед моим лицом. Я подумала, что он хотел ко мне прикоснуться, но следом он спохватился и снова надел на себя маску капитана.
Ты забудешь эти картины. Однажды они поблекнут.
Это обещание? Он покачал головой.
Нет.
Я прочитала в его печальном взгляде, что его все еще терзают эти картины. Солдата. Мужчину, который управлял законом и порядком. Пальцами здоровой руки я схватилась за золотую дверную ручку. Моя тюрьма из серебра и золота открылась передо мной. Нетронутой, будто я никогда не обезображивала свое отчаяние осколками.
Спокойной ночи, София, сказал принц. Я почувствовала его дыхание на своей шее, ощутила мурашки, расползающиеся по моей коже. Я не взглянула на него, когда пожелала доброй ночи. Услышала, как он уходит, и схватила его за плечо. Он обернулся, когда я позвала его по имени. Оно ощущалось неправильным на языке. Неправильным, но при этом таким нужным, что я почти забыла, о чем хотела спросить.
Почему?
Почему что?
Почему ты на самом деле помогаешь мне? Слезы застилали мои глаза, когда я подумала о своем народе. Он пожал плечами.
«Не плачь», уговаривала я себя. Я напрягла спину, и хруст моих костей заставил меня задохнуться.
У меня есть понятие о чести. Его веки дрогнули. Еще один призрак того, что он лгал. Поразмыслив, я подняла подбородок и скрестила руки на груди.
Ты лжешь. Ты солгал во всем. Он не стал отрицать этого.
35
Проклятье!
Я протерла кровоточащее ухо Элиа. Грязь и пыль смешались с красной краской, хлынувшей ему в пылающие глаза.
Ты перестарался!
Ты невероятно сказочный идиот!
Он, наверное, не слышал меня, потому что в голове у него все еще гудело.
Вы должны были послушать меня!
Элиа зарычал и зашипел, когда я осмотрела его второе ухо. Керосиновая лампа трещала над его головой, отбрасывая золотистое свечение на внутреннее убранство моей палатки. Слой пота покрывал его смуглую кожу, как речная вода, где он купался сегодня утром. Капли сверкали в его волосах, словно бусины. Стекали вниз по телу, пока не терялись в ткани его брюк. К счастью, кровоточило только правое ухо. Но это не означало, что взрыв не доставил вреда другим.
Место, где по их предположениям находился разводной мост, было в нескольких милях отсюда, окруженное отвесной скалой и мелководьем, так что Элиа, Самс, Эмилио и Кеа могли без труда пробраться сквозь прохладную сырость. Нужный зажигательный материал они позаимствовали у Чанти. Когда мужчины вернулись, я еще не знала, чем они на самом деле занимались.
Сегодня утром Элиа сказал, что они будут добывать пищу с несколькими мужчинами. То, что он пользовался исключительно своим умом, меня уже удивляло. Но в последние дни они забрасывали сети в разных местах реки, поэтому я больше не переживала. Мне следовало догадаться!
Когда я увидела их покрытые сажей щеки и содранную кожу, я поняла, что произошло. Слова не действовали на него. Они влетали в одно ухо и тут же вылетали из другого.
Болит? Я осторожно провела пальцами по его щеке вниз, к шее. Это место уже посинело. Где ты так разбился?
На скалах, буркнул он. Значит, он слышал меня. Я сделала глубокий вдох, чтобы продолжить обвинять его в глупости, но все-таки решила оставить это дело.
Вероятно, он ушиб челюсть. Я нанесла травяную мазь, которая должна охладить синяк. Затем я снова вернулась к его кровоточащему уху, откуда текла густая алая краска. Я прикусила губу, пытаясь подавить крик, и молилась призракам прошлого, чтобы он не потерял слух в правом ухе.
Осторожно окунула марлевую повязку в чистую речную воду и стерла грязную кровь с уха и щек. Его голова лежала у меня на коленях. А волосы веером разметались по моей юбке.
«Они отросли», подумала я, пропуская одну из его вьющихся прядей сквозь пальцы. На кончиках они все еще были влажными от речной воды.
Когда я закончила, он остался лежать. Тяжело дыша. Его грудь поднималась и опускалась в размеренном ритме, почти так же, как если бы он спал. Я наклонилась к нему, чтобы проверить, действительно ли это так. Но он положил руку на мою щеку.
Спасибо, прошептал он и одарил меня маленькой, но такой очаровательной улыбкой. Я кивнула.
Пожалуйста. Я убрала его руку, и он выпрямился.
Голова гудит, отметил он и прижал руку ко лбу.
Тебе нужно немного отдохнуть.
«И молиться», подумала я. Молиться, чтобы металлические солдаты не отомстили за этот налет. Эмилио сказал, что взрыв не оставил никаких повреждений на подъемном мосту. Но досталось мужчинам нашего народа. Кто стоял слишком близко к стене, получил ожоги и рваные раны, которые нужно было зашить. Элиа задело сильнее всех. В конце концов, кто-то должен был поджечь фитиль.
Он хотел пойти в свою повозку, но это осложнялось головокружением и гудением в голове. Так что я позволила ему остаться у меня. Ама принесла чай, который Элиа без возражений выпил и вскоре заснул на моих подушках. Я коснулась его трепещущих век нежными пальцами, пожелав ему спокойного сна. Крепкого сна, чтобы круги под его глазами стали медленно растворяться.
Я долго смотрела на него. Проверила швы от моей иглы под его губой. Осмотрела каждый уже побледневший шрам с детства. Тот, что над его левой густой бровью, который он получил во время драки.
У Элиа было великолепное тело, но именно его дух поднимал паруса. И нес нас по ветру. Очень далеко. Это то, за что я всегда любила жизнь стэндлеров. Потому что мы всегда были свободными.
Непредсказуемыми, как ветер в пустоши, который поднимал пыль, пока каждая песчинка не осела бы в порах.
Дрожащей рукой я провела по посиневшей щеке вниз к его дрожащим губам, которые говорили со мной во сне. Они ощущались восхитительно мягкими. Заставляя меня подавить вздох, когда я позволила себе на короткий миг представить, какими они будут. Со вкусом соли, земли и табака, застрявшего под верхней губой.
Это ты? Мое сердце неожиданно подпрыгнуло.
Тяжелый барабанный бой, который выбил меня из колеи. Я подошла ближе, чтобы понять его бормотание. Он вновь спросил меня:
Это ты?
Это я, Элиа, тихо ответила я. Он улыбнулся, не открывая глаз. Находясь в полудреме, провел ладонью по моей руке.
Мурашки пробежали по моей коже. Поползли к сердцу, медленно сдавливая горло.
Я здесь.
Но потом он сказал то, от чего я вздрогнула. Так сильно, что мигом отпустила его и отошла на шаг.
София
София
Я выскочила из палатки.
Ночной воздух охладил мои горячие щеки. Я пыталась успокоить свое смятенное сердце, тяжело дыша.
О чем я только думала? Что он прошепчет мое имя?
Мне стало стыдно, потому что я все еще чувствовала его кожу под подушечками пальцев. Я испугалась этих ощущений. Это было чем-то совершенно новым и незнакомым. Новый шов в моей жизни, игла которого вонзилась в палец. Я остановила предательские слезы, прежде чем они проявили себя, и сделала глубокий вдох.
Стемнело. Убывающая луна зависла на самой высокой точке, покрывая все своим серебристым сиянием. Яркий свет, направленный на нас и в мои глаза.
Я наблюдала за стэндлерами, которые делились у огня чаем Амы, обматывались одеялами и смотрели вверх на последние огни Медного города, пока они еще не потухли. Я также могла видеть их тоску по Софии. Особенно у детей, которые почти не смеялись после ее исчезновения.
Я обнаружила Натию среди них. Она спала в надежных объятиях матери.