Но вот что важно Ануй вовсе не на стороне Жюльена. Он с большим сочувствием рисует его большую любовь и его большое разочарование: «Бедная двухгрошовая Коломба Я любил тебя, как маленький мальчик любит свою мать И, кроме того, я любил тебя, как настоящую женщину И в плохом, и в хорошем, и в ссорах, и в молчании, когда так глубоко знаешь друг друга, что уже нет нужды в словах» Благородная страдающая душа вот роль, которую играет Жюльен. Да только Коломба не дурочка и ее не проведешь! Что Жюльен о ней думал, когда они познакомились? «Ангел в цветочном магазине, куда каждый день являются престарелые волокиты заказывать себе бутоньерки. Ты слышал об этом или нет?.. А сам хозяин в подвале, где делают корзины а рассыльный ты думаешь, может, они тоже ангелы? Храни, если хочешь, твою леденцовую Коломбу, но поверь, козлик, что эта святая недотрога тоже плод твоего воображения». Как и все остальное.
Не одобряет Жюльена и мадам Александра, которая прекрасно разбирается во всем. Сын жалуется на одиночество? «Ты всегда будешь одинок, как твой отец Будешь одинок, потому что ты думаешь только о себе» Настоящие эгоисты, говорит она Жюльену, вовсе не те, кто, как Арман, изо дня в день разменивают жизнь на маленькие радости. «Опасны другие те, что мешают нормальному ходу жизни, те, что хотят навязать нам свои потроха Они хватают свои потроха целыми пригоршнями, они безумно страдают, лишь бы всучить их нам, хотим мы этого или нет. А мы вязнем, задыхаемся в их потрохах Совсем как птенцы пеликана. Никто от вас этого не требует. Мы не голодны!»
Коломба больше не хочет быть с Жюльеном, она разлюбила его. Но ловкий драматургический ход возвращает супругов в прошлое, и мы снова видим начало их любви. «Навсегда! Навсегда!» говорила она в тот вечер. Так говорят все влюбленные. А потом наступает день, когда они расстаются. Так уж заведено, и не стоит делать из этого трагедию космического масштаба. «Жан Ануй не отрекается от себя. Он не пятнает сознательно белое платье невинности своих ранних персонажей, он простым и чудесным образом научился уму-разуму»[289]. И ветреная девчонка Коломба объясняет: «Эх, бедный мой козлик, разумеется, этого ты никогда не поймешь, но если бы ты только знал, как легка без тебя жизнь! Как прекрасно стать наконец самой собой такой, какой тебя сотворил Бог!»
«Репетиция, или Наказанная любовь» тоже является, согласно милому сердцу автора приему, театром в театре. Приглашенные в замок гости решают поставить «Двойное непостоянство» Мариво. Граф, который берет на себя роль режиссера, объясняет актерам, что это не просто пьеса, а замечательная и страшная пьеса «прошу вас не забывать об этом». У Мариво Сильвия и Арлекин искренне любят друг друга. Принц Лелио жаждет овладеть Сильвией, и его придворные прикладывают немало усилий, чтобы крестьяночка влюбилась в принца, а Арлекин в его наперсницу Фламинию. «В сущности, это изящно и мило изложенная история преступления». Такова по существу и «Репетиция, или Наказанная любовь»: здесь молодая девушка, племянница графского управляющего, которой предстоит сыграть Сильвию, волнует графа так же, как Сильвия принца, и так же становится жертвой преступления. Соблазненная девушка в общем-то, истории банальнее не придумаешь, но тут она обновлена обращением к Мариво и большим количеством блестящих отступлений от текста, посвященных театру, стилю, актерам.
«Нет, дорогая моя, на свете ничего менее естественного, чем естественность и правда на сцене. Только не думайте, что достаточно говорить как в жизни. Прежде всего потому, что в жизни всегда такие отвратительные тексты! Мы обитаем в мире, где полностью разучились пользоваться точкой с запятой, мы никогда не заканчиваем фраз, в каждой из них подразумевается многоточие, потому что мы не можем найти правильного слова. И потом, ради того чтобы артисты продемонстрировали естественность тона, которую им якобы удалось обрести: все эти бормотания, заикания, колебания, прежде чем что-то сказать, оговорки, ради всего этого, ей-богу, не стоит собирать в зале пятьсот или шестьсот человек, да еще и требовать, чтобы зрители платили за такой спектакль. Они это обожают, знаю, они узнают на сцене себя, но это не значит, что не нужно писать и играть комедии лучше, чем это делают они. Жизнь прекрасна, но у жизни нет формы. И искусство ставит себе целью дать ей форму и всеми возможными средствами сделать жизнь на сцене правдивее, чем в реальности». Вот философия театра глубокая и четко выраженная.
Ануй числит «Репетицию» и «Сумасброда» среди «блестящих пьес», и они действительно блестящие, только при этом еще и чертовски колючие. В «Сумасброде» немало забавного, но комизм здесь отдает горечью. Одного самого молодого в армии генерала отправляют в отставку, обвинив в нелояльности по отношению к республиканскому строю. Он считает Францию «червивой» и организует заговор, чтобы оздоровить страну. «Мы, словно болваны стоеросовые, смотрим на то, как наша родина умирает, мы, ее дети, видели, что в нее проникают черви, но, собравшись здесь, у ее смертного одра, думаем только о том, пора ли уже менять машину на новую, или о том, удастся ли и в нынешнем году обвести вокруг пальца налоговиков Наш военный клич: еще немножко комфорта!.. Вот что заменяет нам Монжуа Сен-Дени!»[290]. Обвинения этого генерала небеспочвенны: он видит, куда нас завела жажда легкой жизни. «Если музыка то лишь бы не трудиться, лишь бы не играть самому; если спорт то смотреть, а не потеть на тренировках; если книги то не прикладывать усилий даже к тому, чтобы читать их (всегда можно узнать краткое содержание, что куда удобнее и быстрее); мысли без обдумывания, деньги не ударив пальцем о палец, вкус не имея никакого (достаточно подсказок специализированных журналов). Подтасовка вот наш идеал! Знаете, доктор, это ведь мораль червей, и они мало-помалу внушили ее нам».
«Откуда в вас столько сарказма?» спрашивает его кюре. Но нет, это не сарказм, не злоба, а страдание. И генерал организует заговор. О, что это за жалкий заговор, в котором участвуют его священник, его лечащий врач, бывший фронтовик, торгующий скобяным товаром, и два приятеля генерала, с такой командой ничего не добьешься! Но для того чтобы действовать, генералу не нужны расчеты. Сумасброд человек чести, вот только за что ни возьмется ничего у него не выходит. Мальчишкой он видел жизнь иной, а сейчас мир рушится из-за того, что все дается слишком легко. Он хочет, чтобы опять возникли трудности, чтобы ничего не доставалось даром, чтобы его называли «месье», а не «мой цыпленочек». Сумасброд выступает против демократии. Зачем отдавать власть большинству? «Два дурака это дурак плюс еще один дурак. Ну и что в этом хорошего?»
Давид Эдвард Мандигалес молодой богач, продвинутый миллионер, представитель враждебного генералу лагеря склоняет генеральшу тоже молодую и совершенно прелестную к фривольности, но фривольности метафизической. И тут снова на помощь приходит театр в театре: персонажи ставят пьесу, «антидраму», предложенную Давидом Эдвардом, и он излагает свой замысел: «Пустая сцена, никаких декораций На сцене Жюльен и Апофазия. Они, съежившись, сидят рядом на полу. Ничего не говорят. Не шевелятся. Это молчание должно продолжаться до тех пор, пока у зрителя не начнет лопаться терпение. (Объясняет.) Я видел такое представление в Париже это было настоящее театральное событие, ни на что не похожее, волнующее своей дерзостью! Впервые в истории театра занавес поднимался и, после того как он поднимался, ничего не происходило. От этого просто дыхание перехватывало: внезапное ощущение ничтожества человека, его пустоты, его бесполезности. Головокружительная глубина! (Продолжает читать.) Время идет; и когда всем становится нестерпимо тоскливо, Жюльен наконец начинает шевелиться он чешется. (Объясняет.) Понимаете, какая безумная жестокость в этом решении? Мы видели человека, видели его ничтожество, его пустоту, и когда он наконец первый раз решает пошевелиться то только затем, чтобы почесаться Чувствуете?»
Мы чувствуем Червь проник в самую сердцевину плода, глупость взошла на трон, мистификаторы выигрывают партию за партией. Генерал бунтует против пьесы, против Давида Эдварда, против всего на свете. Друзья предают его, и не только друзья, но и впрочем, не без колебаний прелестная жена, которую он обожает. Он позволяет «уложить себя на обе лопатки» сначала Давиду Эдварду ударом в челюсть, потом молочнику, считающему генерала фашистом, ударом головой в живот. Ему не на кого опереться, разве только на сынишку, малыша Тото. Мальчик прибегает к нему. «Они сделали тебе больно, папа?» «Тото, когда бьют, не больно, так только кажется». Сумасброд человек мужественный, но он побежден, и это довольно грустно, ведь, по сути, прав именно он. И ему ничего не остается, кроме как ломать комедию. «Подрастешь увидишь, Тото, что в жизни даже то, что кажется очень серьезным, на самом деле просто цирк». Вот это, наверное, правда, горькая правда и колючая.
«Колючие пьесы» «Ардель, или Ромашка», «Вальс тореадоров», «Орнифль», «Бедняга Битос», «Оркестр», «Пещера» колются гораздо сильнее. Сатира берет верх над жалостью. Зло повсюду. У каждой женщины любовник, все мужья это знают и терпят. Любой старик похотлив и развратен, все молодые люди это знают и над этим посмеиваются. Что ни генерал генерал из водевиля. Комизм тут в том, что, даже будучи в отставке, они постоянно приказывают: «Смирно!.. Вольно!» и дураки слушаются. Да и сами генералы не прочь кого-нибудь послушаться, потому что ни во что уже не верят. Они притворяются старыми тупыми служаками, а в глубине души сожалеют о том, что время ушло и они больше не лейтенанты. Когда приходится туго, генерал Сен-Пе[291], чтобы собраться с духом, обращается к лейтенанту Сен-Пе, «окончившему с отличием кавалерийскую школу Сомюра, добровольцу», к юному герою, для которого честь превыше всего.
А ему очень необходимо самообладание, этому генералу Сен-Пе, потому что его состарившаяся и прикованная к постели жена дико его ревнует. И поскольку ей мерещится (не совсем без оснований), будто муж то и дело лезет под юбку какой-нибудь горничной, она весь день орет дурным голосом: «Леон! Леон!» вот только никто в доме не может понять, кто издает эти звериные вопли: павлин или сумасшедшая? В чем секрет счастья? В том, чтобы не любить. «В мире очень мало любви, потому-то земля еще кое-как вертится. Вам невыносима болезненная любовь вашей жены Амели, но, если бы вы не любили вашу жену или по крайней мере не любили ее раньше, вы тихо-мирно сидели бы себе сейчас на террасе какого-нибудь кафе с другой женщиной. Вы однажды насладились любовью или наслаждались ею целых десять лет теперь извольте расплатиться».
Счет, по которому предстоит расплатиться, внушительный. Генеральша подозревает мужа и постоянно настороже. «Я следила за тобой, я так старательно и так долго тебя выслеживала, что научилась распознавать тех, кого ты можешь пожелать, вынюхивать их, как вынюхиваешь ты, и порой даже раньше тебя». Ардель, пожилая сестра генерала, кончает жизнь самоубийством вместе с горбуном, которого любит, парочка отвратительна, и страсть смехотворна. Финал пьесы пародия на любовь в исполнении детишек Тото и Мари-Кристины. Они начинают с подражания взрослым: «Милая моя!» «Мой ненаглядный!» «Жена моя дорогая, как я тебя люблю!» «А я-то тебя как, дорогой муженек!» «Не больше, чем я тебя, любовь моя!» «В десять, в сто раз больше!» А заканчивается эта игра в точности как у взрослых ссорой: «Нет же, говорю тебе, это я больше, чертова идиотка! Я люблю тебя больше, чем ты меня!» «Нет, я, я, я! Хам, грубиян! Червяк зеленый! Кретин!» Первые детские шаги в колючей комедии любви.