Я пинался и отбивался. Мне и прежде приходилось драться, но у этой Клариссы хватка была железная. Она втащила меня в женский туалет. Вдоль одной стены были установлены унитазы, а вдоль другой душевые кабины. Пахло тут как в обычном общественном туалете, и я подумал оказывается, я еще могу думать, хотя Кларисса вцепилась мне в волосы, что если этим местом владеют боги, они могли бы расщедриться на унитазы получше.
Подруги Клариссы заливались смехом, а я пытался найти в себе силы, которые помогли мне в бою с Минотавром, но все было без толку.
Куда ему до Большой тройки, сказала Кларисса, швырнув меня к одному из унитазов. Размечтался. Минотавр, наверно, сдох от хохота над этим придурком.
Подруги Клариссы заливались смехом, а я пытался найти в себе силы, которые помогли мне в бою с Минотавром, но все было без толку.
Куда ему до Большой тройки, сказала Кларисса, швырнув меня к одному из унитазов. Размечтался. Минотавр, наверно, сдох от хохота над этим придурком.
Ее подружки захихикали.
Аннабет стояла в углу, закрыв лицо руками и наблюдая за нами сквозь пальцы.
Кларисса заставила меня опуститься на колени и начала пригибать мою голову к унитазу. Оттуда воняло ржавыми трубами и короче, тем, что обычно попадает в унитаз. Я сопротивлялся и, глядя на грязную воду, думал, что ни за что не опущу туда лицо. Ни за что.
И вдруг что-то случилось. У меня возникло странное напряжение под ребрами. В трубах что-то заворчало, они затряслись. Хватка Клариссы ослабла. Струя воды выстрелила из унитаза и изогнулась надо мной дугой. В следующий миг я понял, что лежу на кафельном полу, а позади меня вопит Кларисса.
Я оглянулся и увидел, как из унитаза снова вырвалась струя и с такой силой ударила Клариссе в лицо, что та грохнулась на зад. Вода продолжала бить словно из пожарного шланга, пригвождая ее к стене.
Она отбивалась и хватала ртом воздух. Подружки хотели было помочь ей, но тут взорвались остальные унитазы, и шесть потоков туалетной воды отбросили их назад. Души присоединились к атаке, и вода вынесла камуфляжных девчонок из туалета, играя ими как отходами, которые нужно смыть.
Когда они оказались за дверью, напряжение в животе ослабло, и сантехника мгновенно успокоилась.
Весь туалет был залит водой. Аннабет тоже досталось. Она промокла до нитки, но ее не вышвырнуло на улицу. Она стояла на том же самом месте, изумленно уставившись на меня.
Взглянув вниз, я обнаружил, что сижу на единственном уцелевшем пятачке, в центре сухого круга. На меня не попало ни одной капли. Вообще.
Я неуверенно поднялся на ноги.
Как ты сказала Аннабет.
Не знаю.
Мы вышли наружу. Кларисса и ее подружки распластались в грязи, и вокруг них уже собирались зеваки. Волосы облепили Клариссе лицо. Ее камуфляжная куртка промокла насквозь и воняла канализацией. Она бросила на меня полный ненависти взгляд:
Ты покойник, новичок. Ты труп.
Наверное, мне не следовало обращать на это внимания, но я ответил:
Хочешь снова прополоскать горло водой из унитаза, Кларисса? Если нет закрой рот.
Подругам пришлось ее удерживать. Пока они вели ее к пятому домику, другим ребятам пришлось уворачиваться от ее пинков.
Аннабет по-прежнему не сводила с меня глаз. Я не понимал: то ли она так потрясена, то ли злится, что я окатил ее.
Что? не выдержал я. О чем ты думаешь?
Я думаю, сказала она, что ты нужен мне в команде по захвату флага.
Глава седьмая
Мой ужин рассеивается как дым
Новость о том, что произошло в туалете, распространилась мгновенно. Куда бы мы ни шли, ребята показывали на меня пальцем и шептали друг другу что-то про воду из унитаза. А может, они просто разглядывали Аннабет, с которой по-прежнему ручьями текла вода.
Она показала мне еще несколько мест: кузницу (где ребята ковали собственные мечи), студию для занятий искусствами и ремеслами (где сатиры чистили песком гигантскую статую козлоногого человека) и стену для скалолазания, а точнее две стены, расположенные друг напротив друга (причем по ним катились булыжники и текла лава) и готовые в любой момент столкнуться, поэтому мешкать с подъемом не следовало.
Наконец мы вернулись к озеру с каноэ, откуда тропинка вела к домикам.
У меня тренировка, сухо сказала Аннабет. Ужин в полвосьмого. Иди за остальными и дойдешь до столовой.
Аннабет, мне жаль, что так вышло с туалетом.
Ерунда.
Я не виноват.
Она скептически на меня посмотрела, и тут я понял, что и правда виноват в том, что произошло. Это я заставил струи воды взбеситься. Только не знаю как. Но туалеты мне подчинились мне удалось как-то договориться с трубами.
Тебе нужно поговорить с Оракулом, заключила Аннабет.
С кем?
Не с кем. А с чем. С Оракулом. Я спрошу у Хирона.
Я посмотрел на озеро, гадая, получу ли хоть раз прямой ответ на вопрос.
Чего я точно не ожидал, так это того, что кто-то наблюдает за мной со дна, и у меня сердце екнуло, когда я увидел двух девчонок, сидящих под причалом, примерно в двадцати футах под водой. На них были синие джинсы и переливающиеся футболки, а в каштановых волосах, развевающихся в воде, сновали мальки. Девчонки улыбнулись и помахали мне, словно другу, с которым давно не виделись.
Не потакай им, предупредила Аннабет. Наядам лишь бы с кем-нибудь позаигрывать.
Наядам, повторил я, понимая, что это уже слишком. Всё. Я хочу домой.
Аннабет нахмурилась:
Ты разве не понял, Перси? Ты уже дома. Только здесь дети вроде нас могут жить в безопасности.
Дети с психическими расстройствами?
Нет, «вроде нас» в смысле не люди. По крайней мере, не совсем. Наполовину люди.
Наполовину люди, а наполовину кто?
Ты и сам знаешь.
Мне не хотелось этого признавать, но так и было. По ногам и рукам у меня пробежали мурашки так иногда случалось, когда мама рассказывала об отце.
Боги, сказал я. Наполовину боги.
Аннабет кивнула:
Твой отец не погиб, Перси. Он один из олимпийцев.
Это безумие.
Думаешь? А чем боги занимались в древних мифах? Влюблялись в смертных и заводили с ними детей. С чего бы за несколько тысяч лет они поменяли свои привычки?
Но это же просто я чуть снова не сказал «мифы». А потом вспомнил, как Хирон говорил, что через две тысячи лет меня могут посчитать мифом. Но если все ребята здесь наполовину боги
Полубоги, поправила Аннабет. Так принято нас называть. Или полукровки.
А кто твой отец?
Ее рука крепче сжала перила причала. Похоже, вопрос задел ее за живое.
Мой папа профессор в Уэст-Пойнте[12], ответила она. Я не видела его с раннего детства. Он преподает историю Америки.
Он человек.
И что? Думаешь, только боги-мужчины могут влюбляться в смертных женщин? Ты что, сексист?
Тогда кто твоя мама?
Шестой домик.
То есть?
Аннабет выпрямилась:
Афина. Богиня мудрости и военного дела.
Ладно, подумал я, почему бы и нет?
А кто мой отец?
Ты еще не признан, сказала Аннабет, я ведь уже говорила. Этого никто не знает.
Кроме моей мамы. Она знала.
Может, и нет, Перси. Боги не всегда раскрывают свою личность.
Папа бы ей рассказал. Он любил ее.
Аннабет настороженно взглянула на меня. Ей не хотелось лишать меня последней надежды.
Может, ты и прав. Может, он пошлет знак. Только так можно узнать наверняка: твой отец должен послать знак и признать тебя своим сыном. Иногда это случается.
А иногда, значит, не случается?
Аннабет провела рукой по перилам:
У богов много дел. И много детей, поэтому они не всегда Да, порой им нет до нас дела, Перси. Они просто забывают о нас.
Я вспомнил, какой мрачный и подавленный вид был у некоторых ребят из домика Гермеса. Они как будто ждали, что им кто-то позвонит, но звонка все не было. Я встречал таких детей и в Академии Йэнси. Богатые родители, которым не хотелось с ними возиться, просто запихивали их в интернат. Но боги могли бы поступать и получше.
Похоже, я тут застрял, проговорил я. Значит, так и будет? Всю жизнь?
Бывает по-разному, ответила Аннабет. Некоторые остаются только на лето. Если ты ребенок Афродиты или Деметры, то огромной силой не обладаешь. Монстры таких иногда просто не замечают, так что можно обойтись парой месяцев летних тренировок, а остальное время проводить в мире смертных. Но некоторым из нас покидать лагерь опасно. Мы живем тут круглый год. В мире смертных монстров будет тянуть к нам. Они нас чувствуют. Провоцируют. Маленьких они обычно не трогают, но когда полубогу исполняется десять-одиннадцать лет, он либо добирается сюда, либо погибает. Кому-то удается выжить за пределами лагеря и прославиться. Поверь, тебе знакомы их имена. Некоторые даже не подозревают, что они полубоги. Но таких очень-очень мало.
Значит, сюда монстры не могут пробраться?
Аннабет покачала головой:
Только если кто-нибудь не спрячет их в лесу или специально не призовет их.
Зачем кому-то призывать монстра?
Чтобы потренироваться. Или подшутить над кем-нибудь.
Подшутить?
Суть в том, что границы не пропускают сюда смертных и монстров. Смертные видят на месте лагеря обычную долину и земляничную ферму.
Получается ты живешь здесь круглый год?
Аннабет кивнула. Она достала из-под ворота футболки кожаный шнурок с разноцветными глиняными бусинами. Точно такой же я видел у Луки, только у Аннабет на шнурке висело еще большое золотое кольцо, похожее на перстень выпускника колледжа.
Я здесь с семи лет, сказала она. Каждое лето, в августе, в конце обучения мы получаем бусину за то, что пережили еще один год. Я провела здесь больше времени, чем большинство старост, а они все учатся в колледже.
Я здесь с семи лет, сказала она. Каждое лето, в августе, в конце обучения мы получаем бусину за то, что пережили еще один год. Я провела здесь больше времени, чем большинство старост, а они все учатся в колледже.
Как ты оказалась здесь так рано?
Она покрутила кольцо на шнурке:
Это тебя не касается.
Ясно. Повисла неловкая пауза. Значит если я захочу, то могу прямо сейчас уйти отсюда?
Это самоубийство, но ты можешь, если получишь разрешение мистера Ди или Хирона. Но они не дадут разрешения до конца летнего обучения, если только
Если только?
тебя не решат отправить в квест. Но такое случается крайне редко. В последний раз Она замолчала. По ее тону я понял, что в последний раз все закончилось плохо.
Когда я болел, сказал я, а ты кормила меня этой штукой
Амброзией.
Да. Ты спросила про день летнего солнцестояния.