Перси Джексон и похититель молний - Рик Риордан 13 стр.


Плечи Аннабет напряглись:

 Так ты все же что-то знаешь?

 Вообще-то нет. В прошлой школе я подслушал, как Гроувер говорил об этом с Хироном. Гроувер упомянул день летнего солнцестояния. Мол, у нас время на исходе. Что это значит?

Она сжала кулаки:

 Хотела бы я знать. Хирон и сатиры в курсе, но они мне не говорят. На Олимпе что-то случилось, что-то очень нехорошее. Но когда я была там в последний раз, мне показалось, что все нормально.

 Ты была на Олимпе?

 Некоторых ребят, живущих здесь круглый год, как Лука, Кларисса и я, водили туда на экскурсию в день зимнего солнцестояния. В это время боги устраивают ежегодный большой совет.

 Но как вы туда добрались?

 По железной дороге Лонг-Айленда, как же еще? Доезжаешь до Пенсильванского вокзала, заходишь в Эмпайр-стейт-билдинг и поднимаешься на специальном лифте на шестисотый этаж.  Она посмотрела на меня с таким видом, будто я обязан это знать.  Ты ведь из Нью-Йорка?

 Да, конечно.

Насколько мне известно, в Эймпайр-стейт-билдинг всего сто три этажа, но я решил об этом промолчать.

 После той экскурсии,  продолжала Аннабет,  погода стала чудить, словно боги начали ссориться. Пару раз я слышала, как шепчутся сатиры. Но поняла только, что было украдено нечто важное. И если его не удастся вернуть до дня летнего солнцестояния, будет очень плохо. А потом появился ты, и я надеялась Понимаешь Афина ладит почти со всеми, кроме разве что Ареса. И конечно, они с Посейдоном соперничают. Но в остальном, я думала, мы с тобой сможем объединить усилия. Мне казалось, ты что-то знаешь.

Я покачал головой. Мне хотелось ей помочь, но я так проголодался, устал и был переполнен эмоциями, что не мог задавать больше вопросов.

 Я должна получить квест,  пробормотала себе под нос Аннабет.  Не такая уж я маленькая. Если бы они только рассказали мне, в чем дело

Откуда-то запахло жареным мясом. Аннабет, наверное, услышала, как урчит у меня в животе. Она велела мне идти и сказала, что потом мы еще увидимся. Я оставил ее на причале. Она водила пальцем по перилам, словно чертя план битвы.


Ребята в одиннадцатом домике болтали и валяли дурака в ожидании ужина. Я впервые заметил, что многие из них похожи: остроносые, с высокими бровями и озорной улыбкой. Таких детей учителя обычно считают сорвиголовами. К счастью, на меня никто не обращал особого внимания, и я с рогом Минотавра в руках спокойно пробрался к своему месту и плюхнулся на пол.

Ко мне подошел староста Лука. Он был похож на других детей Гермеса. Сходство нарушал шрам на правой щеке, но улыбка его выдавала.

 Нашел тебе спальный мешок,  сказал он.  И стащил туалетные принадлежности из магазина.

Может, насчет последних он и пошутил, понять было невозможно.

 Спасибо,  поблагодарил я.

 Не вопрос.  Лука сел рядом, прислонившись к стене.  Трудности в первый день?

 Мне здесь не место,  ответил я.  Я даже в богов не верю.

 Ну да,  кивнул он.  Никто поначалу не верит. А стоит начать верить и что? Легче от этого не становится.

Горечь в его голосе удивила меня, ведь Лука казался веселым парнем. Глядя на него, можно было подумать, что ему по плечу что угодно.

 Значит, твой отец Гермес?  спросил я.

Он достал из кармана складной нож, и на миг мне показалось, что он ударит меня, но он просто счистил грязь с подошвы сандалии.

 Ага. Гермес.

 Вестник в крылатых сандалиях.

 Точно. Вестники. Медицина. Путешественники, торговцы, воры. Все, кто пользуется дорогами. Поэтому ты и оказался здесь, в гостеприимном одиннадцатом домике. Гермес не слишком разборчив в том, кому покровительствовать.

 Точно. Вестники. Медицина. Путешественники, торговцы, воры. Все, кто пользуется дорогами. Поэтому ты и оказался здесь, в гостеприимном одиннадцатом домике. Гермес не слишком разборчив в том, кому покровительствовать.

Я знал, что Лука не хотел меня обидеть. Он просто ушел в свои мысли.

 Ты когда-нибудь встречался с отцом?  спросил я.

 Один раз.

Больше вопросов я не задавал, понимая: если бы он захотел рассказать мне об этом, то рассказал бы. Но судя по всему, он не захотел. Может, эта история была как-то связана со шрамом на его щеке?

Лука посмотрел на меня и вымученно улыбнулся:

 Не волнуйся, Перси. Ребята в лагере по большей части отличные. В конце концов, мы все большая семья, ведь так? И заботимся друг о друге.

Похоже, он понимал, что я совершенно растерян, и я был ему благодарен: ведь парню его возраста хоть бы и старосте не пристало общаться с таким лузером-малолеткой, как я. Но Лука пригласил меня в свой домик и даже украл для меня туалетные принадлежности ничего приятнее для меня сегодня никто не делал.

Я решился задать ему последний вопрос, очень важный, целый день не дающий мне покоя:

 Кларисса из домика Ареса смеялась над тем, что я недотягиваю до Большой тройки. И Аннабет она два раза сказала, что я мог быть «тем самым». Что это значит?

Лука сложил нож:

 Ненавижу пророчества.

 Ты о чем?

Вокруг его шрама пролегли морщинки.

 Скажем так: я подпортил жизнь остальным. Последние два года, с тех пор как я провалил поход в сад Гесперид, Хирон никого не отпускает в квесты. Аннабет до смерти хочется отправиться за границы лагеря. Она достала этим Хирона, и как-то раз он сказал, что знает ее судьбу. Оракул дал ему пророчество. Хирон не стал раскрывать карты, но сказал, что ей пока не суждено отправиться в квест. Аннабет должна дождаться, пока в лагере не появится некто особенный.

 Особенный?

 Не заморачивайся, парень,  сказал Лука.  Стоит новичку пересечь границу лагеря, как Аннабет думает, что это ее долгожданный знак. А теперь пошли, время ужина.

Едва он это сказал, как вдалеке прозвучал горн. Почему-то я был уверен, что трубили в раковину, хотя никогда прежде не слышал такого звука.

 Одиннадцатый, стройся!  громко скомандовал Лука.

Весь домик около двадцати человек высыпал в общий двор. Мы выстроились по старшинству, и я, понятное дело, оказался последним. Наружу стали выходить обитатели и других домиков, кроме трех пустых в конце и восьмого домика, который при дневном свете не был ничем примечателен, но сейчас, с заходом солнца, начал светиться серебром.

Мы поднялись по холму к обеденному павильону. С поляны к нам подтянулись сатиры. Из озера вышли наяды. Другие девчонки вышли из леса, причем в прямом смысле: я видел, как от ствола клена отделилась девочка лет девяти и вприпрыжку поскакала вверх по склону.

В общем, тут было около сотни ребят, несколько десятков сатиров и дюжина разных нимф и наяд.

В павильоне вокруг мраморных колонн зажгли факелы. В центре пылала огромная жаровня размером с ванну. У каждого домика был свой стол, накрытый белой скатертью с фиолетовой полосой по краю. Четыре стола пустовали, зато за столом одиннадцатого домика уместилась целая толпа. Мне пришлось устроиться на краешке скамьи, причем половина моего зада осталась висеть в воздухе.

Я заметил Гроувера, который сидел за двенадцатым столом вместе с мистером Ди, несколькими сатирами и двумя пухлыми мальчиками, очень похожими на директора. Хирон стоял в стороне: стол для пикника был слишком мал для кентавра.

Аннабет сидела за шестым столом вместе с серьезными спортивными ребятами, у которых были такие же, как у нее, серые глаза и медового цвета волосы.

Кларисса оказалась позади меня, за столом Ареса. Похоже, она забыла о том, что случилось, потому что вовсю хохотала и рыгала вместе с друзьями.

Наконец Хирон ударил копытом по мраморному полу павильона, и все замолчали. Он поднял стакан:

 За богов!

Все остальные тоже подняли стаканы:

 За богов!

Появились лесные нимфы с блюдами, на которых было полно еды: виноград, яблоки, земляника, сыр, свежий хлеб и да жареное мясо! Мой стакан опустел, но Лука подсказал:

 Скажи ему, чего ты хочешь. Только не алкоголь, конечно.

 Вишневая кола,  сказал я.

Стакан наполнился шипучей карамельной жидкостью.

Тут мне в голову пришла идея:

 Синяя вишневая кола.

 Синяя вишневая кола.

Шипучка окрасилась в ядовито-кобальтовый цвет.

Я осторожно сделал глоток. То, что надо. И выпил за маму.

Она не умерла, сказал я себе. По крайней мере, не навсегда. Она в Подземном мире. И если правда существует такое место, значит, однажды

 Держи, Перси,  сказал Лука, подавая мне блюдо с копченой грудинкой.

Я положил грудинку себе на тарелку и уже хотел приняться за еду, как вдруг заметил, что все встают и несут свои тарелки к жаровне в центре павильона. «Может, пошли за десертом?»  подумал я.

 Пойдем,  позвал меня Лука.

Приблизившись к жаровне, я понял, что все берут что-нибудь с тарелки и бросают в огонь: самую спелую земляничину, самый сочный кусок говядины, самую теплую, блестящую от масла булочку.

Лука шепнул мне:

 Ритуальные жертвы богам. Им нравится запах.

 Шутишь?

Он серьезно посмотрел на меня, но мне просто не верилось, что бессмертному всемогущему существу может понравиться запах горелой еды.

Лука подошел к огню, поклонился и бросил в пламя гроздь крупного красного винограда.

 Гермес.

Настала моя очередь.

Знать бы еще, имя какого бога произнести.

Наконец я взмолился про себя: «Кем бы ты ни был, ответь мне. Прошу».

Я взял большой кусок грудинки и бросил в огонь.

Когда до меня долетел запах дыма, смеяться расхотелось.

Вопреки ожиданиям, я не ощутил запаха горелой еды. Пахло горячим шоколадом, свежим печеньем, гамбургерами на гриле, полевыми цветами. К этим ароматам примешивались другие, и все они должны были спорить друг с другом, но удивительным образом сочетались. Я был готов поверить, что боги могут питаться таким дымом.

После того как все вернулись за столы и закончили ужин, Хирон снова топнул копытом, призывая к вниманию.

Мистер Ди, тяжело вздохнув, встал:

 Да, наверное, я должен поприветствовать вас, детишки. Что ж, привет. Наш директор Хирон, ответственный за мероприятия, говорит, что следующий захват флага назначен на пятницу. Пока же лавры принадлежат пятому домику.

За столом Ареса радостно завопили мерзкие голоса.

 Лично мне,  продолжал мистер Ди,  плевать на это, но поздравляю. Да, еще у нас в лагере сегодня появился новичок. Питер Джексон.

Хирон тихо сказал ему что-то.

 А, ну да: Перси Джексон,  поправился мистер Ди.  Точно. Ура и все такое. А теперь бегите к своему дурацкому костру. Вперед.

С радостными криками все помчались к амфитеатру, где под руководством домика Аполлона начали петь. Мы пели о богах, ели сморы и дурачились. И вот что интересно: на меня больше никто не пялился. Я был дома.

Позже вечером, когда искры от костра, кружась, стали подниматься в звездное небо, горн загудел опять, и мы все направились обратно к домикам. Я представить себе не мог, как сильно устал, пока не рухнул на принесенный Лукой спальный мешок.

Назад Дальше