Я хотел побежать за ним, но Хирон схватил меня за руку.
Мне следовало лучше тебя тренировать, Перси, сказал он. Если бы только у меня было больше времени. Геркулес, Ясон все они тренировались куда дольше.
Спустя пару минут мы зашнуровали кроссовки на его фальшивых ногах и первый в мире козлоногий летучий парень был готов к старту.
Maia! крикнул он.
Взлетел он благополучно, но тут же завалился на бок, и его рюкзак потащился по траве. Крылатые кроссовки продолжали скакать вперед, как крохотные мустанги.
Практика! крикнул вслед Гроуверу Хирон. Тебе просто нужна практика!
Ааааа! Гроувер летел на боку по склону холма, приближаясь к внедорожнику, как одержимая газонокосилка.
Я хотел побежать за ним, но Хирон схватил меня за руку.
Мне следовало лучше тебя тренировать, Перси, сказал он. Если бы только у меня было больше времени. Геркулес, Ясон все они тренировались куда дольше.
Все нормально. Вот бы еще Я осекся, боясь показаться капризным ребенком. На самом деле мне очень хотелось, чтобы папа подарил мне что-нибудь классное и волшебное, что пригодилось бы в квесте, вроде летучих кроссовок Луки и кепки-невидимки Аннабет.
О чем я только думал! воскликнул Хирон. Нельзя отпускать тебя в путь без этого.
Из кармана пиджака он достал ручку и протянул ее мне. Это была обычная одноразовая шариковая ручка с черными чернилами и колпачком. Такие стоят не больше тридцати центов.
Ого, сказал я. Спасибо.
Перси, это дар твоего отца. Я годами хранил его, не зная, что именно тебя я ждал. Но теперь пророчество стало мне ясно. Ты тот самый.
Я вспомнил, как во время экскурсии в Метрополитен-музей уничтожил миссис Доддз. Хирон тогда бросил мне ручку, которая превратилась в меч. Неужели это
Я снял колпачок, и ручка стала удлиняться и тяжелеть у меня в руке. Через мгновение я уже держал сверкающий бронзовый меч с обоюдоострым клинком, плоский эфес которого был украшен золотыми клепками, а рукоять обернута кожей. Впервые в моей руке оказалось настолько хорошо сбалансированное оружие.
У этого меча долгая и трагическая история, но сейчас мы не будем об этом, сообщил Хирон. Его имя Анаклузмос.
Разрывное течение, перевел я, удивившись, что так легко понимаю древнегреческий.
Используй его только в крайнем случае, сказал Хирон, и только против монстров. Конечно, герои вообще не должны причинять вреда смертным, разве что без этого не обойтись, но этот меч в любом случае не сможет их ранить.
Я взглянул на острое как бритва лезвие:
Как это он не сможет ранить смертных? Почему?
Он сделан из небесной бронзы. Выкован циклопами, закален в сердце вулкана Этна, остужен в водах реки Леты. Ты можешь убить им монстров и существ из Подземного мира если, конечно, успеешь. Но сквозь смертного клинок пройдет как туман. Ему нет до них дела. Только будь осторожен: ты полубог, и для тебя опасно и обычное оружие, и то, что сделано из небесной бронзы. Ты вдвойне уязвим.
Я учту.
А теперь надень колпачок обратно.
Я коснулся колпачком острия меча, и он мигом превратился в ручку. Я сунул ее в карман, немного волнуясь, потому что в школе ручки я постоянно терял.
У тебя не получится, заметил Хирон.
Не получится что?
Потерять эту ручку, ответил он. Она зачарована. И всегда будет возвращаться к тебе в карман. Сам проверь.
Мне было трудно поверить, но я все-таки размахнулся что есть силы и бросил ручку вниз с холма. Она упала и скрылась в траве.
Подожди немного, сказал Хирон. А теперь проверь карман.
Само собой, ручка оказалась там.
Ладно, это очень круто, признал я. Но что, если смертный увидит, как я достаю меч?
Хирон улыбнулся:
Туман мощная штука, Перси.
Туман?
Да. Почитай «Илиаду». Там часто о нем говорится. Когда нечто из мира богов или монстров соприкасается с миром смертных, образуется Туман, который застит людской взгляд. Ты полукровка, и будешь видеть всё как есть, но для смертных всё будет выглядеть иначе. Удивительно, каким изобретательным может быть воображение людей, когда они хотят подогнать то, что видят, под стандарты знакомой реальности.
Я положил Анаклузмос обратно в карман.
И только теперь я почувствовал, что действительно отправляюсь в квест. Я на самом деле сейчас спущусь с Холма полукровок. И поеду на запад: без взрослых, без запасного плана, даже без мобильного телефона. (Хирон сказал, что монстры могут отследить мобильник; воспользоваться им будет все равно что запустить сигнальную ракету.) Мне предстояло отбиваться мечом от чудовищ и добраться до Царства мертвых.
Хирон проговорил я. Вы сказали, что боги бессмертны Но ведь до них что-то было?
Вообще-то до них было четыре эпохи. Время Титанов четвертая эпоха, иногда его называют Золотым веком, что в корне неверно. А сейчас время западной цивилизации, царствование Зевса это Пятая эпоха.
А как тогда было до богов?
Хирон поджал губы:
Даже я не настолько стар, чтобы помнить об этом, дитя, но я знаю, что то были мрачные и жестокие времена для смертных. Кронос, владыка Титанов, называл время своего царствования Золотым веком, потому что люди жили невинной жизнью, свободные от всякого знания. Но это все пропаганда. Царь Титанов видел в твоих собратьях лишь закуски да дешевые игрушки. Только на заре правления Зевса добрый Титан Прометей даровал человечеству огонь, и люди стали развиваться. Прометея же тогда посчитали радикальным мыслителем. Ты, наверное, помнишь, что Зевс сурово его покарал. Конечно, потом боги стали лучше относиться к людям, и так родилась западная цивилизация.
Но ведь сейчас боги не могут умереть? В смысле пока живет западная цивилизация и они будут жить. Значит даже если у меня ничего не выйдет, то не произойдет ничего такого, что положит конец всему, правильно?
Хирон печально улыбнулся:
Никто не знает, сколько продлится Эпоха Запада, Перси. Боги бессмертны, это верно. Но бессмертны были и Титаны. Они по-прежнему живы, заперты в темницах, страдают от бесконечных мук, лишенные силы, но они живы. Да хранят нас Мойры от того, чтобы боги повторили их участь: страшно представить, что мы можем вернуться к мраку и хаосу, царившим в прошлом. Но все, что мы можем, дитя, это лишь исполнять свое предназначение.
Предназначение знать бы еще, в чем оно заключается.
Расслабься, сказал Хирон. Не забивай себе голову. И помни: возможно, ты сумеешь предотвратить самую ужасную войну в истории человечества.
«Расслабься», повторил я. Уже весь расслабился.
Когда я спустился к подножию холма, то оглянулся назад. Под сосной, которая когда-то была Талией, дочерью Зевса, теперь стоял Хирон в облике кентавра, высоко подняв лук в знак прощания. Обычное прощание обычного кентавра, провожающего ученика из обычного летнего лагеря.
Мы с Аргусом ехали по западному Лонг-Айленду. Было странно вновь оказаться на шоссе. Аннабет и Гроувер сидели рядом со мной, словно ничего необычного не происходило. После двух недель в Лагере полукровок реальный мир казался чудны́м. Я заметил, что изумленно пялюсь на каждый «Макдоналдс», на каждого ребенка на заднем сиденье родительской машины, на каждый билборд и торговый центр.
Пока все нормально, сказал я Аннабет. Три мили и ни одного монстра.
Она сердито посмотрела на меня:
Смотри не накаркай, Рыбьи мозги.
Напомни-ка мне почему ты меня ненавидишь?
Я тебя не ненавижу.
Да ладно!
Она сжала свою кепку-невидимку:
Слушай нам не положено дружить, ясно тебе? Наши родители соперничают друг с другом.
Почему?
Она вздохнула:
Тебе всё перечислить? Однажды мама застукала Посейдона с подружкой в храме Афины, а это жуткое оскорбление. В другой раз Афина и Посейдон поспорили, кто должен стать покровителем города Афины. Твой отец подарил жителям дурацкий источник с соленой водой. А моя мама сотворила оливковое дерево. Увидев, что ее дар лучше, люди назвали город в ее честь.
Неужто они так фанатели от оливок?
Ой, всё, проехали.
Нет, ну если бы она изобрела пиццу тогда другое дело.
Я говорю: проехали!
Аргус улыбнулся за рулем. Он ничего не сказал, но голубой глаз на задней стороне его шеи подмигнул мне.
В Куинсе мы попали в пробку. Когда мы добрались до Манхэттена, солнце уже садилось и начинал накрапывать дождик.
Аргус высадил нас на остановке «Грейхаундов» в Верхнем Ист-Сайде, недалеко от маминой с Гейбом квартиры. На почтовом ящике висела мокрая листовка с моей фотографией и подписью «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО МАЛЬЧИКА?».
Я сорвал ее, прежде чем Аннабет с Гроувером ее заметили.
Аргус выгрузил сумки, проверил наши билеты и уехал. Пока он выезжал с парковки, глаз на тыльной стороне его ладони неотрывно следил за нами.
Я подумал о том, что совсем недалеко отсюда находится моя старая квартира. В обычный день мама уже вернулась бы домой с работы. Вонючка Гейб, наверное, сейчас там: играет себе в покер и даже по ней не скучает.
Гроувер повесил рюкзак на плечи. Он проследил за моим взглядом:
Хочешь знать, почему она за него вышла, Перси?
Я удивленно уставился на него:
Ты что, мысли читать умеешь?
Только чувства. Он пожал плечами. Кажется, я забыл тебе сказать, что сатиры такое умеют. Ты думал про маму и отчима, да?
Я кивнул, задумавшись, о чем еще Гроувер мог забыть мне рассказать.
Твоя мама вышла за Гейба ради тебя, продолжал Гроувер. Ты его называешь вонючкой, но это еще мягко сказано. У этого мужика такая аура Фу! Я даже отсюда ее чую. От тебя до сих пор им попахивает, хотя ты уже столько времени с ним не общался.
Спасибо, буркнул я. Где бы тут помыться?
Радуйся, Перси. Вонь твоего отчима такая мерзкая, что перекрывает запах любого полубога. Почуяв его запах в «Camaro», я понял: Гейб годами тебя прикрывал. Если бы ты не проводил с ним каждое лето, монстры, скорее всего, уже давно бы тебя нашли. Твоя мама оставалась с ним, чтобы защитить тебя. Она была умной женщиной. И наверняка очень тебя любила, раз мирилась с таким уродом если тебе, конечно, от этого станет легче.
Легче мне не стало, но я сделал над собой усилие, чтобы этого не выдать. Я увижу ее снова, подумал я. Она не умерла.
Уж не знаю, уловил ли тогда Гроувер смятение у меня в душе. Я был рад, что они с Аннабет рядом, но чувствовал себя виноватым, что не был с ними до конца откровенным. Я не рассказал им, почему на самом деле согласился отправиться в этот безумный квест.
По правде говоря, мне было плевать на молнии Зевса, спасение мира и даже на то, что отцу нужна помощь. Чем больше я об этом думал, тем больше презирал Посейдона за то, что он никогда меня не навещал, не помогал маме и ни разу не прислал даже вшивых алиментов. А признал он меня только потому, что ему нужно обстряпать это дельце.
Меня волновала только мама. Аид не имел права ее забирать и должен вернуть ее.