Ю. Н. Афанасьев, коммунист высшего ранга, основатель Российского государственного гуманитарного университета, историк что-то важное понял! Но он не сказал, что он понял! Сказать это было бы слишком тяжело. Изменения в жизнеустройстве такого масштаба уже не подпадают под категорию реформ, речь идет именно о революции, когда «развал в стране и всё в разъединенье».
Наша проблема в том, что вот уже 30 лет мы не сдвинулась к предвидению будущего. Движение вперед условие возрождения страны. Образ прошлого настолько заполнил нашу память и мышление, что мы как будто сидим на родном пепелище и около могил дорогих людей и не можем встать и пойти. Травма краха не заживает и даже передается части молодежи. Но уже надо встать.
Вспомним слова Гёте: «Заслужите приобретенное от предков, чтобы истинно владеть им».
Грубые категории типов невежества
Разберем один из главных типов невежества. Иногда его можно назвать невежеством устоев государства, культуры, народа (даже нации). Но чаще невежество поражает общности, сообщества, секты. Организация строительства конструкций разных устоев функция государства и элиты. В основе этой функции картина мира, мифы, религии, предания, ценности, институты и нормы. Антропологи говорят: сохранение этнической общности достигается лишь при определенном соотношении устойчивости и подвижности. Непосредственная опасность гибели возникает вследствие избыточной подвижности. Важное место отводится инерции и пережиткам. Это необходимые средства для сохранения народа.
Назовем крайне жесткий тип: агрессивное невежество.
Это очень сложный баланс. Народы и культуры развиваются, воспринимают инновации, приходящие извне, и в народе возникают конфликты между устойчивостью и подвижностью. Много объяснила книга М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Изменения религиозной картины мира протестантов (или раскольников) это чистая модель конфликта устойчивости с подвижностью. Пуритане были верны своему кредо и вдруг эпоха Просвещения. Вебер пишет: «Эта отъединенность является одним из корней того лишенного каких-либо иллюзий пессимистически окрашенного индивидуализма, который мы наблюдаем по сей день в национальном характере и в институтах народов с пуританским прошлым, столь отличных от того совершенно иного видения мира и человека, которое было характерным для эпохи Просвещения» [2, с. 144].
Можно понять, что завет пророка не разрешает жить повеселее, соблюдать завет это их долг. Тем более что проповедник предупредил протестантов: «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных» (1609 г.). Но из гипотезы пророка философы, включая Локка, создали конструкцию из категорий расизма «такую жесткую, которой никогда не было раньше». Она совмещала псевдонаучные понятия и патриархальную идеологию, которая представляла африканских рабов «вечными детьми». Де Токвиль в книге «Демократия в Америке» объясняет, что англосаксы ведут массовое уничтожение индейцев с полнейшим и искренним уважением к законам гуманизма, т. к. они не вполне люди[34].
Это уже не религии, а институты капитализма и даже политэкономии земные дела. Толкование Библии Лютером в 1518 г. это была харизматическая инновация, «движок» революции, важный элемент мировоззрения капитализма. Но политические, социальные и экономические системы были главным материалом англо-саксонского капитализма. Вебер высказал важный факт: «Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения Мировоззрение теперь, как правило, определяется интересами торговой или социальной политики» [2, с. 90, 91].
Итак, перед нами картина когнитивного конфликта: колонисты и затем граждане США два века вели массовое уничтожение индейцев (также и «ведьм») с другой стороны, католическая церковь после исследований и доказательств сообщила, что «ведьм и демонов не существует»[35]. А прокуроры Инквизиции в Америке предписали как декрет такую аксиому: «Каждый человек есть образ Божий по самой своей природе. Этого нельзя отрицать в отношении индейцев ни потому, что они не знают истинной религии, ни потому, что совершают аморальные поступки, ни даже потому, что они неразумны».
Вот такая долгая история. Историк Инквизиции Генри Чарльз Ли (США) написал книгу «История Инквизиции в Средние века» (1877), что сделало его главным авторитетом в этом вопросе. Но он буквально накануне смерти нашел важные материалы и собрал в себе силы и мужество, чтобы заявить: «Нет в европейской истории более ужасных страниц, чем сумасшествие охоты на ведьм в течение трех веков, с XV по XVIII. В течение целого столетия Испании угрожал взрыв этого заразного помешательства. Тот факт, что оно было остановлено и сокращено до относительно безобидных размеров, объясняется осторожностью и твердостью Инквизиции Я хотел бы подчеркнуть контраст между тем ужасом, который царил в Германии, Франции и Англии, и сравнительной терпимостью Инквизиции» [3].
Г. Ч. Ли начал большую работу по документальному описанию охоты на ведьм, обратившись в архивы всех христианских стран. Эту работу закончили уже его ученики. Ф. Донован, известный современный историк, пишет: «Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо отметить, что, по крайней мере в течение последнего столетия охоты на ведьм, зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма. В полностью католических странах Италии, Испании и Ирландии было бы очень мало точек; в Испании практически ни одной».
Вероятно, самым красноречивым эпизодом служат процессы над «сейлемскими ведьмами» в Массачусетсе, когда в городке Сейлем в июне 1692 г. были осуждены, сожжены или повешены 152 «ведьмы». Это не было самосудом или приступом мракобесия фанатиков. Идеологами акции были: ректор Гарвардского университета Инкрис Мезер и виднейший американский ученый того времени, член Лондонского Королевского общества, естествоиспытатель, философ и историк Коттон Мезер, много сделавший для распространения в Новой Англии идей Ньютона и Локка. Осенью, по завершении сейлемских процессов, К. Мезер написал трактат «Чудеса незримого мира», где давал обоснование казней: «Полчища бесов, к ужасу нашему, вселились в город, являющийся центром колонии и в известном смысле первенцем среди наших английских поселений» [4].
Таким образом, в католических странах сообщества образованного слоя обсудили проблему, изучили эмпирический опыт, сформировали теорию и представили убедительный вывод: ведьм и демонов не существует. Влиятельные и авторитетные интеллигенты, священники и власти обратились к массе населения, и их призыв был принят. Так была создана важная инновация и важный сдвиг в развитии культуры мировоззрения. Но в странах от Франции и Швейцарии до Северного Запада этот сдвиг был отброшен они укрепили свою инерцию и пережитки, в какой-то мере до сих пор[36]. Вероятно, что их пережитки превратились в кредо, в ценность, которая консолидировала секты и общности, которые смогли организовать огромные проекты и завоевания[37].
Агрессивное невежество это классическая модель. Хайдеггер сказал так: «Человеческая масса чеканит себя по типу, определенному ее мировоззрением. Простым и строгим чеканом, по которому строится и выверяется новый тип, становится ясная задача абсолютного господства над землей» [5, с. 311].
Вот другой важный тип «невежества», он использует «мягкую силу».
Структура его такова: влиятельные общности, получившие убедительные доказательства, что прежнее их представление ошибочно, игнорируют эти доказательства. Одни, обычно великие мыслители, не хотят слышать об этом они хотят завершить свои труды и улучшить их парадигмы. Новые парадигмы, часто непонятные и спорные, им мешают.
Эти общности не начинают войну с новой парадигмой, а просто замалчивают новую идею. Но если эта идея быстро развивается и становится новой теорией или даже парадигмой, консервативные ортодоксы прибегают к манипуляции сознанием публики. Объективно, они на время погружают в невежество граждан, и даже некоторых великих ученых и политиков[38].
Конкретный пример: с начала XX в. бизнесмены и власти Запада уверяли граждан, что их экономика и политика надежно охраняют природу. С начала развития западного капитализма в его политэкономии была представлена аксиома бесконечности мира. Эта аксиома преломилась в постулат о неисчерпаемости природных ресурсов. Уже поэтому природные ресурсы были исключены из рассмотрения классической политэкономией как некая «бесплатная» мировая константа.
Рикардо утверждал, что «ничего не платится за включение природных агентов, поскольку они неисчерпаемы и доступны всем». Это же повторяет Сэй: «Природные богатства неисчерпаемы, поскольку в противном случае мы бы не получали их даром. Поскольку они не могут быть ни увеличены, ни исчерпаны, они не представляют собой объекта экономической науки» (цит. по [8, c. 133]).
Историк (Naredo J. M.) писал: «В то время как алхимия была вытеснена и осуждена как научная ересь новой идеологией, эта вера была включена в идеологию в форме мифа о неограниченном прогрессе. И получилось так, что впервые в истории все общество поверило в осуществимость того, что в иные времена было лишь милленаристской мечтой алхимика Химия восприняла лишь незначительные крохи наследия алхимии. Основная часть этого наследия сосредоточилась в другом месте в литературной идеологии Бальзака и Виктора Гюго, у натуралистов, в системах капиталистической экономики (и либеральной, и марксистской), в секуляризованных теологиях материализма и позитивизма, в идеологии бесконечного прогресса» (цит. по [8, c. 37]).
Неисчерпаемость природных ресурсов важнейшее условие для возникновения иррациональной идеи прогресса и производных от нее идеологических конструкций либерализма (например, «общества потребления»). От представления о Матери-Земле, рождающей («производящей») минералы, в политэкономию пришло также противоречащее здравому смыслу понятие о «производстве» материалов для промышленности. В XVII в. считалось, что минералы растут в земле, и поэтому истощенную шахту надо оставить отдыхать на 1015 лет, чтобы минералы снова нарастали. Это сформулировал уже философ современного общества Гоббс в «Левиафане»: минералы «Бог предоставил свободно, расположив их на поверхности лица Земли; поэтому для их получения необходимы лишь работа и трудолюбие [industria]. Иными словами, изобилие зависит только от работы и трудолюбия людей (с милостью Божьей)».