В марте 1920 г., продолжая спор с меньшевиками и эсерами, Ленин сказал им: «Разве с февраля до октября 1917 года вы не были у власти вместе с Керенским, когда вам помогали все кадеты, вся Антанта, все самые богатые страны мира?.. Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему же вы этого не сделали? Потому что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием».
Масса белых убедилась, что идеологи Белого движения питали необоснованные иллюзии относительно помощи Запада. Белые «втянулись» в полномасштабную гражданскую войну вслед за иностранной интервенцией, как ее «второй эшелон». Верхушки белых неверно оценили и мотивы, и возможности западной помощи.
Ленин сказал в 1923 г.: «Бросается особенно в глаза педантство всех наших мелкобуржуазных демократов, как и всех героев II Интернационала Бросается в глаза их рабская подражательность прошлому До бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма
Масса белых убедилась, что идеологи Белого движения питали необоснованные иллюзии относительно помощи Запада. Белые «втянулись» в полномасштабную гражданскую войну вслед за иностранной интервенцией, как ее «второй эшелон». Верхушки белых неверно оценили и мотивы, и возможности западной помощи.
Ленин сказал в 1923 г.: «Бросается особенно в глаза педантство всех наших мелкобуржуазных демократов, как и всех героев II Интернационала Бросается в глаза их рабская подражательность прошлому До бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма
Слов нет, учебник, написанный по Каутскому, был вещью для своего времени очень полезной. Но пора уже все-таки отказаться от мысли, будто этот учебник предусмотрел все формы развития дальнейшей мировой истории. Тех, кто думает так, своевременно было бы объявить просто дураками».
С. Н. Булгаков, который был «надеждой русского марксизма» (Г. В. Плеханов), но стал религиозным философом, писал в 1917 г.: «Капитализм есть организованный эгоизм, который сознательно и принципиально отрицает подчиненность хозяйства высшим началам нравственности и религии; он есть служение маммоне Если по духовной природе своей капитализм в значительной мере является идолопоклонством, то по своему общественному значению для социальной жизни он покрыт преступлениями, и история капитала есть печальная, жуткая повесть о человеческой бессердечности и себялюбии».
Таков был образ: Февральская революция, их гражданская война и их погружение в невежество.
Но сейчас мы видим, что за 19171921 гг. население России поправило основу матрицы мышления и здравый смысл.
Латентное создание «политэкономии социализма» на платформе «Капитала»
Делались попытки развить труд Маркса о капитализме для создания советской политэкономии. Эти попытки считались безобидными.
Советские граждане первого периода (19171950 гг.) обдумывали сложные проблемы, объяснения Ленина, его решения и решения последующих руководителей. Мыслили в «методологической системе Ленина», сложившейся к 1917 г. Можно сказать, эта система была принята большинством уже к Октябрьской революции (важно, что на нее перешли не только те, кто признали советскую власть, но и их оппоненты они мысленно вели спор или диалог).
Люди понимали проблему и доводы для решения большинство соглашалось, другие сомневались или отрицали. Они осваивали реальность и в каждом конкретном явлении, почти из эмпирического опыта, потому что они получали объяснения, которые создавали образ. Но, похоже, никто не думал, что познавательная «обработка» всех этих явлений опиралась на новую и сложную методологическую систему.
В этой форме мышление и Ленина, и его аудитории опиралось на знание и понимание особого типа, которое называется неявное знание.
В середине 1950-х гг. постепенно проявились смены поколений, структуры общества, изменения политэкономии и социального строя и эти фрагменты частично связывали разные этапы жизни СССР. Продолжился спор о политэкономии социализма на основе труда Маркса. Как только, после смерти Сталина, в официальную идеологическую догму была возведена «политэкономия социализма» с трудовой теорией стоимости, в советском обществе стало распространяться мнение, что и в СССР работники производят прибавочную стоимость и являются объектом эксплуатации.
В воображении был создан и «класс эксплуататоров» бюрократия. Сам марксизм создал «троянского коня», в чреве которого в СССР ввозились идеи, разрушающие общество, принявшее марксизм в качестве идеологии. Очень странно, что хотя уже в начале XX века великий труд Маркса «Капитал» стал историей, что кардинально изменился западный капитал (даже меньшевики признали, что теория Маркса устарела), возник фашизм, поднялась Азия, прошли мировые войны в самой цитадели капитализма, картина мира изменилась, а советские экономисты-марксисты целый век спорили о трудовой теории стоимости.
В 1949 г. Ю. А. Жданов, тогда зав. сектором науки ЦК ВКП(б), в докладной записке М. А. Суслову писал: «Философию развивали революционеры и ученые. Что же касается наших философов-профессионалов, заполняющих институты философии и философские кафедры учебных заведений, партийных школ, то никто из них за тридцать лет советской власти и торжества марксизма в нашей стране не высказал ни одной новой мысли, которая вошла бы в сокровищницу марксистско-ленинской философии. Более того, никто из наших философов-профессионалов не высказал ни одной мысли, которая обогатила бы какую-либо конкретную область знания. Это в равной степени относится к Деборину и Митину, Юдину и Александрову, Максимову и Кедрову и всем остальным».
Историк С. В. Балакин свою статью закончил словами: «Таким образом, во второй половине XX в. в мировоззрении ученых-экономистов произошли значительные изменения Оценки многих экономических явлений закрепились в эмоционально-чувственном слое сознания и превратились в стереотипы, незыблемую веру. Поэтому данный процесс оказался противоречивым и конфликтным Анализируя современные публикации, можно констатировать, что та дискуссия многих научных работников так и ничему не научила» [30].
Но уже ни общество, ни КПСС, ни государство не видели, что мировоззрение советского народа быстро смешивается с невежеством. То, что на СССР надвигается грозная туча, почти все старались не видеть.
Третий провал и повторение погружения в невежество: оружие для краха СССР
Во время последних 30 лет мы в урагане и грозах форсированных программ и войн не заметили, что реальная советская политэкономия (инновационная и неотшлифованная) постепенно сдвинулась снова к понятийному аппарату политэкономии Маркса. То есть сдвинулась к политэкономии капитализма времен XIX века со всеми категориями и понятиями, со смыслами и ценностями классического дремучего невежества.
Именно этот провал разрушил советский строй и нашу государственность. А теперь это невежество вновь стало для населения актуальной угрозой. И эта угроза надвигается все более и более быстро. Здесь приведем несколько точек, чтобы очертить поле проблемы, наметить основные части образа структуры этого небывалого для России невежества.
Вспомним, что в 1988 г. большая часть интеллигенции посчитала самым важным событием года акт свободы «снятие лимитов на подписку». Этому мелкому акту было придано эпохальное значение преодоление символа тоталитарного гнета. Хотя в 1988 г. средняя культурная семья выписывала 34 газеты и 23 толстых журнала. «Литературная газета» выходила тиражом в 5 млн экземпляров, а в 1997 г. она имела лишь 30 тыс. подписчиков! Тираж «Нового мира» упал с 2,7 млн в советское время до 15 тыс. в 1997 г. Вот это и есть погружение в невежество!
В начале реформ в Москву по высокому приглашению приехал патриарх экономической науки США Дж. Гэлбрейт. Прочитал проект и сказал: «Говорящие а многие говорят об этом бойко и даже не задумываясь о возвращении к свободному рынку времен Смита не правы настолько, что их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера» [617].
Операция над Россией настолько чудовищна, что группа из четырех западных специалистов заявила: «Ни одна из революций не может похвастать бережным и уважительным отношением к собственному прошлому, но самоотрицание, господствующее сейчас в России, не имеет исторических прецедентов. Равнодушно взирать на банкротство первоклассных предприятий и на упадок всемирно известных лабораторий значит смириться с ужасным несчастьем» [283].
Но для нас важно понять, почему часть нашей гуманитарной элиты использовала доктрины и стереотипы Февральской революции для своей антисоветской революции конца XX века. Это странно потому, что интеллектуалы Февраля заложили в свой проект уже устаревшие теории и образы, что обнаружилось в 1917 г. Ведь почти все они в эмиграции признали неадекватность своих доктрин. Как получилось, что многие наши современные интеллектуалы стали адептами учения XIX века, «не заметив» развития знаний и новых систем противоречий? Как они, желая «улучшить СССР», вернулись к образу раннего капитализма?
Вот феномен: антисоветская «революция-1991» опиралась на картину мира XIX века! Ее явные цели и логика были составлены из клише Февральской революции: как это понять? Что это было инсценировка? Скорее всего, что наши романтические интеллигенты действительно поверили в инсценировки коррупционной номенклатуры и криминала, в лозунги «Больше социализма! Больше справедливости!». Но это надо еще исследовать.
Вот, для примера, мягкие изречения идеологов и «архитекторов перестройки».
М. С. Горбачев в Мюнхене 8 марта 1992 г. сказал: «Мои действия отражали рассчитанный план, нацеленный на обязательное достижение победы Несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул».
Н. П. Шмелев: «Революция сверху отнюдь не легче революции снизу. Успех ее, как и всякой революции, зависит прежде всего от стойкости, решительности революционных сил, их способности сломать сопротивление отживших свое общественных настроений и структур».