Вот, для примера, мягкие изречения идеологов и «архитекторов перестройки».
М. С. Горбачев в Мюнхене 8 марта 1992 г. сказал: «Мои действия отражали рассчитанный план, нацеленный на обязательное достижение победы Несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул».
Н. П. Шмелев: «Революция сверху отнюдь не легче революции снизу. Успех ее, как и всякой революции, зависит прежде всего от стойкости, решительности революционных сил, их способности сломать сопротивление отживших свое общественных настроений и структур».
Е. Г. Ясин: «По своему значению, по глубине ломки социальных отношений, пронизавших все слои общества, [августовская] революция была для России более существенна и несравненно более плодотворна, чем Октябрьская 1917 года».
Е. Т. Гайдар и В. A. May называли эту революцию Великой: «Во-первых, реализовалась в условиях резкого ослабления государства, утраты им власти над экономикой и, во-вторых, прошла весь цикл, все фазы. Современный процесс преимущественно стихийных социально-экономических преобразований в рамках этой концепции трактуется как естественное последействие революции».
Революционеры-1991 были объединены общей платформой и ощущали себя сообществом, как масоны в Февральской революции. Их соединяло общее прошлое, в ходе которого у них вызрел фанатичный антисоветизм.
Вот статья-манифест А. Ципко «Магия и мания катастрофы. Как мы боролись с советским наследием» (2000 г.): «Мы, интеллектуалы особого рода, начали духовно развиваться во времена сталинских страхов, пережили разочарование в хрущевской оттепели, мучительно долго ждали окончания брежневского застоя, делали перестройку. И наконец, при своей жизни, своими глазами можем увидеть, во что вылились на практике и наши идеи, и наши надежды Отсюда и исходная, подсознательная разрушительность нашего мышления, наших трудов, которые перевернули советский мир».
Антипатии к государственности были устойчивыми установками и у коалиции Февраля 1917 г., и у «перестройки» 19851991 г. всплеск антиэтатизма (в перестройке был острее).
А. И. Гучков признал: «Мы ведь не только свергли носителей власти, мы свергли и упразднили саму идею власти, разрушили те необходимые устои, на которых строится всякая власть» [824]. А Е. Т. Гайдар так представил Россию: «В центре этого круга всегда был громадный магнит бюрократического государства. Именно оно определяло траекторию российской истории Необходимо вынуть из живого тела страны стальной осколок старой системы. Эта система называлась по-разному самодержавие, интернационал-коммунизм, национал-большевизм, сегодня примеривает название державность. Но сущность всегда была одна корыстный хищнический произвол бюрократии, прикрытый демагогией».
Антиэтатизм мощное орудие для разрушения общества, народа и страны. На государство можно направить множество зарядов недовольства, даже взаимно непримиримых. И теперь такой же всплеск антиэтатизма, мы пережили его во время перестройки и 1990-х годов это актуальный урок. Вот, например, профессор МГУ, марксист и философ А. П. Бутенко доказывал, что государство всегда эксплуататор, потому что «по самой своей природе бюрократия не может предоставить трудящимся свободу от угнетения и связанных с ним новых форм эксплуатации, процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением средств производства».
Утверждение, что советский строй является «неправильным», стало с 1986 г. официальной установкой. Стали ходить цитаты Маркса такого рода: «Первое положительное упразднение частной собственности, грубый коммунизм, есть только форма проявления гнусности частной собственности». Эта конструкция была кредо меньшевиков в 19171921 гг., и команде Горбачева не пришлось ничего изобретать: все главные тезисы они взяли у К. Маркса почти буквально. Вновь ходил старый тезис о «неправильности» русской революции «в одной стране», тем более «отсталой».
В начале XX в. в России одна часть элиты пыталась избежать втягивания страны в периферию западного капитализма. Другая часть надеялась стать Западом. Лидер партии кадетов П. Н. Милюков высоко ценил империалистическую политику Англии: «Завидно становится, когда читаешь о культурных методах английской колониальной политики, умеющей добиваться скрепления частей цивилизованными, современными средствами». Легальный марксист П. Б. Струве предлагал так устроить Россию: «Идеалом, к которому должна стремиться в России русская национальность, по моему глубокому убеждению, может быть лишь такая органическая гегемония, какую утвердил за собой англосаксонский элемент в Соединенных Штатах Северной Америки и в Британской империи».
М. И. Туган-Барановский (легальный марксист) признавал, что «в настоящее время в России господствует тот же хозяйственный строй, что и на Западе». Они были уверены, что разрушение этого строя капитализмом быстро идет в России, Плеханов даже считал, что это уже состоялось. Историк Т. Н. Грановский выразился так: «Запад кровавым потом выработал свою историю, плод ее нам достается почти даром, какое же право не любить его?» В перестройку эти взгляды вновь возродились и окрепли.
Большинство тех, кто причисляет себя к «шестидесятникам», постепенно, шаг за шагом сдвинулись к антисоветской позиции. Более того, в конце 1970-х годов у них стали проявляться прозападные установки. Они все больше и больше становились в этой войне «союзниками Запада». К концу перестройки это стало обязательным для «прогрессивного интеллигента». Г. С. Батыгин пишет: «Одним из маркеров альтернативной интеллектуально-культурной элитности в 1990-е годы являлась признанность на Западе, и сама позиция репрезентанта западных ценностей позволяла создать новое измерение социального статуса в российском интеллектуальном сообществе» [62, с. 23]. Лозунгом перестройки было «Вернуться в лоно цивилизации!».
Смесь антисоветизма, антиэтатизма и ультразападничества это странное, редкое явление, которое достойно специального исследования. Ведь это явление наблюдалось в Советском государстве и в обществе с начала 1980-х годов. Это значит, что из нашей культуры периодически выпадает очень важный блок представлений и навыков.
Пример локального агрессивного невежества в науке
Рассмотрим наш, советский, относительно близкий случай агрессивного невежества. В 1930-х годах возник когнитивный конфликт двух общностей в сфере биологии. Оба сообщества занимались общей биологией, селекцией, агрономией и генетикой на разных основах. Но Т. Д. Лысенко, лидер сообщества «практиков-биологов и агрономов», начал атаковать группу генетиков, которые опирались на классические представления, известные как хромосомная теория наследственности и теория мутаций. Эти теории были разработаны в начале XX века после нескольких десятилетий опытов. Лысенко и его соратник И.И. Презент объявили о создании новой концепции наследственности и объявили войну общепризнанной хромосомной теории, пытаясь опираться на политические интриги.
Это было типичное наступление созревшего невежества, в перспективе без шанса на победу. Вспомним стенографический отчет о сессии ВАСХНИЛ 1948 г. Если отвлечься, насколько можно, от драматизма этого документа, то видно, что на сессии выявилась полная противоположность двух когнитивных структур по всем их элементам. Вот отдельные фрагменты:
«Голос с места. Хромосомная теория в золотом фонде находится?
В. С. Немчинов. Да, я считаю, что хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд науки человечества, и продолжаю держаться такой точки зрения Я не могу разделить точку зрения товарищей, которые заявляют, что к механизму наследственности никакого отношения хромосомы не имеют. (Шум в зале.)
Голос с места. Механизмов нет.
В. С. Немчинов. Это вам так кажется, что механизмов нет. Этот механизм умеют не только видеть, но и окрашивать и определять. (Шум в зале.)
Голос с места. Да, это краски. И статистика» [6, с. 472].
Расхождение касалось не только теорий, фактов и методов, непосредственно связанных с генетикой, оно было гораздо шире. Так, в своем выступлении П. М. Жуковский сказал: «Никогда не употребляются нашими оппонентами такие понятия, как витамины, гормоны, вирусы» [6, с. 390]. Сам Т. Д. Лысенко в заключительном слове, касаясь выступления В. С. Немчинова, упомянувшего о подтверждении хромосомной теории методами математической статистики, высказал философское положение: «Изживая из нашей науки менделизм-морганизм-вейсманизм, мы тем самым изгоняем случайности из биологической науки» [6, с. 521].
Вспомним классика генетики, Нобелевского лауреата Г. Мёллера, который работал в СССР: «Мёллер впервые посетил Советскую Россию в 1922 г. и был поражен высоким уровнем науки в стране, еще не оправившейся от гражданской войны, в стране, истерзанной войнами, голодом, неурожаем. Он стал большим другом нашей страны и в 1922 г. по приглашению Н. И. Вавилова начал работать в Институте генетики АН СССР» [7].
В 1959 г. группы ученых генетиков перешли в Институт атомной энергии И. В. Курчатова, там они могли работать без столкновений с сообществом Лысенко. К тому времени на факультетах естествознаний преподаватели и студенты уже разобрались с этим конфликтом. Например, химики с интересом изучали книгу «Отчет сессии ВАСХНИЛ 1948 г.», а некоторые использовали ее как полезное пособие анализа когнитивной основы научных школ. В 1964 г. сообщество Лысенко как организация было распущено. Последнее научное собрание с дискуссией о состоянии когнитивной структуры этой группы сделало окончательный вывод. Доклад делал И.И. Презент, но его аргументы не были научными. Сам Лысенко сел в заднем ряду, около нашей группы химиков, молчал, потом ушел. Тяжелая картина.
Вспомним классика генетики, Нобелевского лауреата Г. Мёллера, который работал в СССР: «Мёллер впервые посетил Советскую Россию в 1922 г. и был поражен высоким уровнем науки в стране, еще не оправившейся от гражданской войны, в стране, истерзанной войнами, голодом, неурожаем. Он стал большим другом нашей страны и в 1922 г. по приглашению Н. И. Вавилова начал работать в Институте генетики АН СССР» [7].
В 1959 г. группы ученых генетиков перешли в Институт атомной энергии И. В. Курчатова, там они могли работать без столкновений с сообществом Лысенко. К тому времени на факультетах естествознаний преподаватели и студенты уже разобрались с этим конфликтом. Например, химики с интересом изучали книгу «Отчет сессии ВАСХНИЛ 1948 г.», а некоторые использовали ее как полезное пособие анализа когнитивной основы научных школ. В 1964 г. сообщество Лысенко как организация было распущено. Последнее научное собрание с дискуссией о состоянии когнитивной структуры этой группы сделало окончательный вывод. Доклад делал И.И. Презент, но его аргументы не были научными. Сам Лысенко сел в заднем ряду, около нашей группы химиков, молчал, потом ушел. Тяжелая картина.