К камфорному дереву у школы привязали школьных учителей. На шее у них болтались таблички «Чем больше читаешь, тем глупее будешь».
Повсюду висели портреты Мао. Я насчитала пятьдесят, потом сбилась со счета.
Двоюродную сестру я нашла на кухне. Лицо белое, как стенка.
Где твои вышивки?
Вышивки буржуйская забава. Я сожгла их во дворе, пока соседи не донесли.
Почему все ходят с красными книжечками? Талисман от злых духов?
Это красный цитатник Мао. Он должен быть у каждого. Такой закон.
Скажи, как может один лысый жирный коротышка так оболванить целый народ?
Тише! Если кто-нибудь услышит, тебя забьют камнями. Присядь, сестра. У тебя уже побывали хунвейбины? Они недавно ушли на гору, жечь монастыри на вершине. Выпей-ка рисового вина. Вот, держи. Пей до дна. У меня плохие новости. Всех родственников из Лэшаня увезли.
Куда? В Гонконг?
В исправительный лагерь. Соседи завидовали посылкам, которые передавала им твоя дочь. И донесли, что они классовые предатели.
Что такое исправительный лагерь? Там можно выжить?
Сестра вздохнула и развела руками:
Кто его знает
Мы помолчали.
Три коротких удара в дверь сестра вздрогнула, будто ей на шею набросили удавку.
Это я, мама!
Сестра откинула засов. Вошел ее сын, поздоровался со мной.
Я с рыночной площади, был на собрании самокритики. Мясник донес на скотника.
За что?
Какая разница! Сойдет что угодно. Мясник задолжал скотнику за корову, вот и решил рассчитаться. Да это пустяки. Вот через деревню от нас лудильщик лишился головы только за то, что его дед воевал у гоминдановцев против японцев.
Так ведь против японцев коммунисты сражались рука об руку с гоминдановцами!
Так-то оно так. Но дед выбрал не тот мундир. И у внука голова с плеч! А в одной деревне за Лэшанем два дня назад готовили жаркое.
И что? спросила сестра.
А мяса-то у них не водится со времен Великого Голода.
И что? выдохнула я.
Так ведь против японцев коммунисты сражались рука об руку с гоминдановцами!
Так-то оно так. Но дед выбрал не тот мундир. И у внука голова с плеч! А в одной деревне за Лэшанем два дня назад готовили жаркое.
И что? спросила сестра.
А мяса-то у них не водится со времен Великого Голода.
И что? выдохнула я.
Три дня назад там перестреляли всех членов совета коммуны, вроде как за присвоение народного сливочного масла. Сами догадайтесь, что кого на следующий день жарили в котлах Участвовать обязаны были все жители деревни под страхом смертной казни, так что все теперь соучастники. Жарь или зажарят.
В преисподней сейчас, наверное, никого не осталось, вслух подумала я. Все демоны собрались на Святой горе. Может, комета виновата? Может, это она изливает на землю зло?
Племянник уставился на бутылку рисового вина. Он всегда поддерживал коммунистов.
Это жена Мао во всем виновата, ответил он. Она была актеркой, а теперь у нее в руках оказалась власть. Чего можно ждать хорошего от человека, который зарабатывал на жизнь притворством?
Я возвращаюсь на Святую гору, сказала я. Ноги моей больше не будет в долине. Навещай меня, сестра, если найдешь силы. Ты знаешь, где меня искать.
Глаз смотрел сверху. Он притворялся падучей звездой, но меня не проведешь. Разве падучая звезда может лететь прямо, на одной высоте, не сгорая? И не какое-то там бельмо, нет, именно глаз, человечий глаз смотрел на меня с сумрачной, затянутой паутиной высоты, как все они глядят. Кто они и чего им от меня надо?
Поразительно! прошелестело Дерево, и я различила в его шепоте улыбку. Откуда у тебя такое чутье?
О чем ты? не поняла я.
Его еще даже не запустили!
Я снова отстроила свой чайный домик. Учителя нашего Будду склеила сосновой смолой. Мир не погиб, хотя зло выплеснулось из преисподней и затопило в тот страшный год и Китай, и весь мир. Беженцы, которые пробирались к родственникам на вершину горы, время от времени рассказывали мне жуткие истории. Про детей, которые доносили на родителей и становились героями на час. Про грузовики, набитые врачами, юристами, учителями, которых везли в деревню на перековку, чтобы крестьяне их перевоспитывали в исправительных лагерях. Крестьяне не понимали, как перевоспитывать, исправительные лагеря не успевали строить. Хунвейбинов заставили охранять лагеря, и охранники со временем понимали, что они такие же пленники, как и те, кого туда сослали. Этих хунвейбинов, парнишек из Пекина и Шанхая, вырвали из привычной городской жизни. Разумника объявили голландским шпионом и отправили во Внутреннюю Монголию в тюрьму. Врагами народа объявили даже соратников Мао, творцов Культурной революции. Если раньше их восхваляли, теперь из Пекина подул другой ветер и их поносили на каждом углу. Что ж это за место такое «столица», где копились все эти темные силы? Самые кровожадные властители древности котята по сравнению с сумасшедшим Мао.
Монахи больше не молились в монастырях, колокола молчали, и это продолжалось много лет.
Как сказал проводник желтоволосого дьявола, это было слишком ужасно.
Кружили лета, осени, зимы и весны, сменяя друг друга. Я ни разу не спустилась вниз, в деревню. Зимы, по правде сказать, были лютыми, но все окупала щедрость лета. По утрам я развешивала выстиранное белье, а за окном верхней комнаты парило облако багряных бабочек. У горной кошки родились котята, стали почти ручными.
В монастырь на вершине горы вернулись монахи. Партийные власти не обратили на это никакого внимания. Проснувшись однажды, я обнаружила под дверью письмо. От моей дочери. С фотографией, да еще цветной! Читать я не умею, пришлось ждать, когда мимо снова пройдет монах. И вот что он прочитал:
Дорогая матушка!
Говорят, сейчас письма иногда доходят. Решила и я попытать удачи. Как видишь по фотографии, я уже немолодая женщина. А молодая женщина слева от меня твоя внучка. На руках у нее ребеночек это твоя правнучка. Мы небогаты. После смерти моего мужа лишились ресторана. Но дочка убирает квартиры иностранцам, так что мы не бедствуем. Надеюсь когда-нибудь увидеться с тобой на Святой горе. Ведь жизнь меняется, и все возможно. Если же этого не случится, мы обязательно встретимся на небесах. Мой приемный отец много рассказывал мне про твою Святую гору. Он уже умер. Поднималась ли ты на самую вершину? Оттуда, наверное, виден Гонконг! Береги себя. Я молюсь за тебя. Молись и ты за меня.
Стали появляться редкие паломники, а потом их тонкий ручеек превратился в сплошной поток. У меня завелись деньги, я купила цыплят, медную сковороду и мешок риса на зиму. Все чаще наведывались чужеземцы: то длинноволосые, то размалеванные, то черные, то розовато-серые. Уж не слишком ли много их пускают? С другой стороны, чужеземцы приносят деньги. У них денег куры не клюют! Говоришь им, что бутылка воды стоит двадцать юаней, и они сразу платят, даже не торгуются. Очень невежливо с их стороны.
Однажды был такой случай. Летом комнату наверху я сдаю, в ней ночуют паломники. Сама сплю внизу, на кухне повесила там отцовский гамак. Конечно, мне это не по душе, но что делать нужно подкопить денег на похороны или на случай нового голода. За ночлег с иностранца я получаю больше денег, чем выручаю за неделю с нормальных людей, торгуя лапшой и чаем. В тот вечер у меня остановились сразу иностранец и нормальное семейство из Куньмина муж, жена, ребенок. Иностранец не умел говорить объяснялся жестами, как обезьяна. Наступила ночь. Я заперла чайную и улеглась в гамак. Сын моих постояльцев не мог заснуть, поэтому мать стала рассказывать ему сказку. Занятную сказку, как трое животных думают о судьбе мира.
Вдруг иностранец заговорил! Человеческим языком!
Простите, где вы услышали эту сказку? Вспомните, пожалуйста!
Женщина удивилась не меньше моего.
Матушка рассказала мне ее, когда я была девочкой. А ей рассказала ее матушка. Она родилась в Монголии.
Где в Монголии?
Не знаю. Знаю только, что в Монголии.
Спасибо. Простите, что побеспокоил вас.
Вдруг гляжу а он спускается вниз и просит его выпустить.
Но денег за постой я не верну, предупреждаю я.
Не важно. До свидания. Всего хорошего.
Странный какой! Что ж, раз хочет уйти, я отодвигаю засов и распахиваю дверь. Ночь звездная, но безлунная. А чужестранец, вместо того чтобы подниматься, идет по склону вниз.
Ты куда? кричу я вслед.
Гора, лес и темнота закрывают за ним двери.
Чего это он? спрашиваю я Дерево.
Дерево молчит наверное, тоже не знает.
Мао умер!
Первым эту новость мне сообщило Дерево, однажды утром, под светлым ливнем. Потом ее подтвердил монах, поднимавшийся в гору. Его лицо сияло от радости.
Хотел купить рисового вина, чтобы отпраздновать это событие, но все вино уже разобрали. Одни всю ночь проплакали. Другие всех предупреждали, что уж теперь-то Советский Союз на нас точно нападет. Члены партии попрятались за закрытыми ставнями. Но многие всю ночь веселились и запускали фейерверки.
Я поднялась по лестнице в комнату, где молоденькая девушка лежала без сна и мучилась от страха. Я знала, что она призрак, потому что лунный свет проходил через нее насквозь и слышала она меня с трудом.
Не бойся, сказала я. Дерево поможет тебе. Оно подскажет, когда нужно бежать и прятаться.
Девушка внимательно смотрела на меня. Я присела на сундук в изголовье ее кровати и запела колыбельную единственную, которую знала, про кота в лодочке на реке.
Это был добрый год. Один за другим открывались храмы, в них звонили колокола. Теперь можно было, как и положено, приветствовать солнце и луну и праздновать день рождения Учителя нашего Будды. Монахи снова стали моими частыми гостями, а число паломников доходило до нескольких дюжин в день. Толстяков приносили на носилках двое-трое носильщиков. Паломник на носилках! Такая же чушь, как паломник на колесах. Люди с куриными мозгами, которые еще верили в политику, кричали про какие-то Четыре модернизации, про суд над «Бандой четырех»{76}, про доброго духа по имени Дэн Сяопин, который призван спасти Китай. Да пусть он устраивает хоть сорок четыре модернизации, лишь бы не трогал мой чайный домик. Дэн Сяопин{77} придумал такой девиз: «Богатство не порок» и призвал всех обогащаться.
На вершине Святой горы несколько раз открывался глаз Учителя нашего Будды. Монахи, которым посчастливилось увидеть это чудо, прыгнули в пропасть, сквозь двойную радугу, и прямиком попали в рай. Еще одно чудо случилось рядом со мной. Мое Дерево надумало обзавестись потомством. Однажды осенью я обнаружила, что на нем растет миндаль. Чуть повыше фундук. Я бы не поверила, если б не видела своими глазами. Негромко зашуршала ветка, и к моим ногам упала хурма! Спустя неделю я нашла под деревом айву, а потом несколько сморщенных кислых яблочек. Дерево поскрипывало, когда я спала, и звуки цимбал услаждали мои сны.