Хранитель музея удивленно уставился на нас с Джаргалом.
Легенды?
Да, начал я.
Музейный работник рассмеялся, и я с трудом остановил Джаргала, который уже занес кулак.
Один пьяница вскарабкался на стол, что-то заорал дерущимся. Другой, с родимым пятном во все лицо, колотил шахматной доской об голову соперника. Я сдался и позволил Джаргалу уйти.
Хранитель музея удивленно уставился на нас с Джаргалом.
Легенды?
Да, начал я.
Музейный работник рассмеялся, и я с трудом остановил Джаргала, который уже занес кулак.
Неужели кого-то интересуют монгольские легенды?
А как же иначе? Ведь это наше культурное наследие, пояснил я. И потом, я не прошу, чтобы вы рассказывали мне легенды. Мне нужна информация о том, откуда они взялись.
Молчание. Даже настенные часы не тикали стояли.
Джаргал Чинзориг! сказал хранитель. Ты, наверное, перегрелся в своем грузовике. Или возле жены. Ты всегда был малый со странностями, но сейчас ты говоришь не то как старый псих, не то как турист.
Из кабинета вышел тип в костюме, шикарней которого не было во всей Монголии. Директор музея подобострастно хихикнул. Тип в костюме держал в руке кейс и жевал жвачку.
Среди наших экспонатов чучела птиц, продолжил хранитель. Есть выставка, посвященная нерушимой монголо-российской дружбе. Можем показать кости динозавра, рукописные свитки, бронзовые статуэтки работы Дзанабадзара{88}, которые нам удалось спрятать от русских и не дать вывезти. Но если тебе нужна информация, то ты обратился не по адресу. Прошу прощения!
Тип в костюме поравнялся с нами. Зачем-то нацепил темные очки, хотя день стоял пасмурный.
Знаете, вдруг обратился он к нам, тут один человек из Даланзадгада, не помню, как зовут, составляет антологию монгольских народных сказок. Странная затея. Он надеется перевести сказки на английский и продавать туристам. В прошлом году обратился со своим предложением в государственное издательство, но ему отказали нет бумаги. Тогда он нашел нужных людей, и появилась надежда протолкнуть книгу в следующем году.
Я поблагодарил типа в костюме. Он удалился.
А теперь, Джаргал Чинзориг, сказал хранитель, не угодно ли отвалить? Обед.
Директор музея с облегчением захлопнул дверь своего кабинета.
Джаргал взглянул на часы на руке у хранителя:
Но сейчас только половина одиннадцатого!
Все правильно. Перерыв до трех.
Луна на утреннем небе напоминала клубок паутины.
Эй, погодите! Джаргал выбежал из музея и бросился через пустынную дорогу.
Тип в костюме усаживался в японский полноприводный автомобиль. Джаргал заволновался: владелец такого автомобиля наверняка очень важный человек.
Подождите, пожалуйста!
Тип в костюме обернулся, шевельнул рукой в кармане пиджака.
Чего тебе?
Простите за беспокойство, господин, но не могли бы вы вспомнить фамилию человека, о котором только что говорили? Собирателя фольклора? Понимаете, это дело первостепенной важности
Тип в костюме насторожился: подобная манера выражаться не свойственна водителям грузовиков. Тип в костюме поднес ладонь ко лбу и выронил ключи от машины. Джаргал наклонился, подобрал их и протянул владельцу. Мне остается только позаботиться, чтобы руки этих двоих соприкоснулись. Трансмигрирую. Это нелегко, как и в случае с Гангой. Сознание типа в костюме оказалось необычайно вязким, я пробивался в него, будто через стену замороженного сливочного масла.
Мне не пришлось слишком долго изучать память моего нового проводника.
Его зовут Бодоо.
Редкие прохожие с любопытством косились на впавшего в задумчивость человека, по виду важного чиновника. Но к моему новому проводнику быстро вернулась активность.
А сейчас, простите, я тороплюсь. Дело не терпит отлагательств.
Ничего, потерпит. В архивах памяти нашелся портрет: лысый коротышка в очках, с бакенбардами и кустистыми усами. Скоро мы увидимся, Бодоо. И ты направишь меня к истокам моего появления на свет.
Я смотрел вслед Джаргалу человеку, очнувшемуся от странного сна.
Нового проводника звали Пунсалмаагийн Сухэ-батор. Он был старшим агентом КГБ Монголии и с презрением относился к человеческим слабостям. Мы мчались на юг, полноприводный автомобиль вздымал клубы пыли. Сухэ-батор жевал жвачку. Трава становилась чахлее, верблюды изможденней, воздух суше. Дорога до Даланзадгада не отмечена указателями, но других дорог нет. Патрульные на КПП отдавали нам честь.
Сначала меня мучили угрызения совести из-за такого беспардонного использования нового проводника в личных целях, но, ознакомившись с его прошлым, я успокоился. За время службы он убил больше двадцати человек и присутствовал при пытках и истязаниях более двухсот заключенных. На службе у прежних, московских, и нынешних, петербургских, покровителей Сухэ-батор сколотил средней величины состояние, которое надежно упрятано в бронированных подвалах Женевы. В один темный уголок сознания, где должна была бы находиться совесть, не удалось проникнуть даже мне. В остальном же сознание моего проводника отличалось ясностью, четкостью, жестокостью.
Сначала меня мучили угрызения совести из-за такого беспардонного использования нового проводника в личных целях, но, ознакомившись с его прошлым, я успокоился. За время службы он убил больше двадцати человек и присутствовал при пытках и истязаниях более двухсот заключенных. На службе у прежних, московских, и нынешних, петербургских, покровителей Сухэ-батор сколотил средней величины состояние, которое надежно упрятано в бронированных подвалах Женевы. В один темный уголок сознания, где должна была бы находиться совесть, не удалось проникнуть даже мне. В остальном же сознание моего проводника отличалось ясностью, четкостью, жестокостью.
С наступлением ночи я позволил Сухэ-батору остановиться, размяться и глотнуть кофе. Как славно было снова видеть звезды, огромное небесное озеро звезд. Небо над городами люди превратили в болото. Но Сухэ-батор не из тех, кто любуется звездами. В сотый раз он задавался вопросом, как его сюда занесло, и мне пришлось отвлекать его от этих мыслей. Ночь мы провели в ночлежке для дальнобойщиков. С ее владельцем Сухэ-батор говорить не пожелал, равно как и платить за постой. Я порасспрашивал про Бодоо, хранителя народного искусства в даланзадгадском музее, но о нем никто ничего не знал. Пока мой проводник спал, я совершенствовался в русском языке, с которым слегка познакомился благодаря Ганге.
На следующий день холмы превратились в каменистую равнину. Началась пустыня Гоби. Унылый пейзаж наводил на меня тоску. Второй день только лошади, облака да безымянные горы. От Сухэ-батора не было никакого толку. Обычно люди постоянно болтают сами с собой, ведут мысленные разговоры, рисуют воображаемые картинки, вспоминают анекдоты, напевают. Но только не Сухэ-батор. Такое впечатление, что я переселился в киборга.
На въезде в пыльный Даланзадгад, центр Южногобийского аймака, Сухэ-батор сбил собаку. Бесцветный город словно бы занесли в пустыню песчаные вихри невесть откуда. На голой земле так называемого парка женщины в платках продавали яйца и вяленое мясо. Центр города несколько трех- и четырехэтажных домов, а дальше окраины. Грунтовая взлетно-посадочная полоса, обшарпанная больница, покосившийся почтамт, полуразрушенный универмаг. Кроме того, что на черном рынке яйцо динозавра идет за пятьсот долларов, а шкура снежного барса из Говь-Алтая за двадцать тысяч, Сухэ-батор мало знал о самом южном аймаке Монголии. Еще меньше он думал о нем.
У Сухэ-батора мелькнула мысль заехать в местное полицейское управление и навести там шороху, но я направил его прямиком в музей на поиски Бодоо. Музей был закрыт. Не важно, в Монголии Сухэ-батор открывал любые двери. Внутри, так же как и в предыдущем музее, стояла гулкая тишина. Кабинет хранителя пустовал. С потолка в зале свешивалось большое чучело грифа, почему-то с табличкой «кондор». Один стеклянный глаз выпал и потерялся.
В книжном киоске сидела пожилая женщина и вязала чулок. Она ничуть не удивилась, увидев посетителя в закрытом музее. Похоже, ее уже давно ничего не удивляло.
Мне нужен Бодоо, заявил Сухэ-батор.
Она даже не оторвала взгляда от вязания.
Он вчера не приходил. И сегодня не пришел. Наверное, и завтра не придет.
Сухэ-батор перешел на шепот:
А можно спросить, где прохлаждается наш уважаемый хранитель?
Спросить-то вы можете. Только я вряд ли вспомню.
Впервые за время моего знакомства с Сухэ-батором в его душе встрепенулось радостное чувство. Он вынул пистолет и щелкнул предохранителем. Потом прицелился в крюк, на котором висел гриф с табличкой «кондор».
БАБАХ!
Чучело рухнуло на пол и рассыпалось, взметнув к потолку облако перьев, пыли и кусков штукатурки. Вслед за звуком выстрела по пустым залам прокатилось гулкое эхо.
Женщина отбросила вязание и ахнула. В широко раскрытом рте чернели гнилые зубы.
А теперь, навозная лужа, кишащая червями, слушай меня внимательно, прошептал Сухэ-батор. Наша беседа, вонючая гнилозубая сука, будет протекать следующим образом. Я задаю вопрос ты быстренько отвечаешь. Если мне покажется, что ты хоть чуть-чуть увиливаешь от ответа, то следующие десять лет проведешь в очень отдаленном уголке нашей любимой родины. Ясно тебе, гнида?
Женщина побелела и тяжело сглотнула.
Сухэ-батор любовался своим пистолетом.
Не слышу ответа.
Женщина пролепетала что-то вроде «да».
Вот и прекрасно. Итак, где Бодоо?
До него дошел слух, что сюда едет человек из КГБ, и он сбежал. Не сказал куда. Клянусь, господин, я не знаю, где он. Я не знала, что вы из КГБ. Клянусь, не знала.
До него дошел слух, что сюда едет человек из КГБ, и он сбежал. Не сказал куда. Клянусь, господин, я не знаю, где он. Я не знала, что вы из КГБ. Клянусь, не знала.
Допустим. А на какой улице этого чудного города живет наш дорогой Бодоо?
Женщина замялась.
Сухэ-батор вздохнул, вынул из кармана пиджака золотую зажигалку и поднес к табличке с надписью «не курить», которая стояла на прилавке. Дрожащая женщина, Сухэ-батор и я смотрели, как пылает картон, превращаясь в горстку черного пепла.
Значит, ты хочешь, чтобы тебя изувечили в тюрьме? Или ты хочешь, чтобы я кастрировал твоего мужа? А может, ты ждешь не дождешься, когда твоих детей отправят в мусульманский интернат в Баян-Улгий? Ты наверняка слышала, что там делают с детьми.
Из-под накрашенных ресниц выступили слезы. Сухэ-батор думал было шарахнуть ее головой о стекло, но я его удержал. Женщина оторвала клочок газеты и накарябала на нем адрес:
Вот, господин, здесь живет Бодоо с дочерью.
Премного тебе благодарен. Сухэ-батор выдрал из стены телефонную розетку. Хорошего дня.
Сухэ-батор обошел вокруг дома на городской окраине. Дом был типовым, сборным, с единственной дверью. У входа стояла бочка для сбора дождевой воды в хороший год дождь выпадает раз десять. Крошечный огород отчаянно надеялся как раз на такой год. Ветер завывал, вздымал пыль. Мой проводник вытащил пистолет и постучал в дверь. Я заставил Сухэ-батора нечаянно поставить пистолет на предохранитель.