Витя, в хрипе помех долетел слабый голос Любови. Мы возвращаемся.
Они с Маргаритой все еще висели в открытом космосе, привязанные «пуповинами» к своему кораблю. Было хорошо видно, как жена Суратова забирает у Марго ремонтный ранец, подталкивает ее в сторону раскрытого шлюзового люка.
Нужно снять показания, твердо сказал Виктор. Мы не можем пропустить такую грандиозную аномалию.
Витя, ты уверен? не сдержался отец. Это не выглядит безопасным.
Я не фиксирую никаких излучений или всплесков полей, отрезал Суратов. Должно быть, это просто какое-то преломление видимого света. Нужно сменить диспозицию наблюдения.
Мама, я зацепилась, раздался голос Марго.
Ее фигура в громоздком скафандре зависла над люком, дергая застрявший в хомуте карабин.
Софья? отец повернулся к жене.
На его лице читалось то выражение, с которым он просил у супруги поддержки.
Я тоже ничего не фиксирую, прошептала Софья. Совсем ничего.
Витя, не запускай двигатели, пока мы не попадем на борт, попросила Любовь супруга. У нас тут небольшая заминка
Ее голос внезапно пропал, динамики заполнила тишина.
Кирилл, в голосе матери проявились несвойственные нотки нарастающей тревоги. Мы ничего не фиксируем, потому что ничего нет. Ни излучений, ни радиоволн, ни шумов. Так не бывает.
В сердце бури мрак и тишина, вдруг тихо продекламировал отец.
Он рванул на себя панель управления, крикнул в коммуникатор.
Он рванул на себя панель управления, крикнул в коммуникатор.
Витя, уходи!
Чернота по ту сторону иллюминатора внезапно обрела объем и плотность, вздыбилась волной. Внутри этой хищной пустоты что-то клубилось и извивалось, словно между собой боролось несколько яростных циклонов.
Отец вцепился в рукоятки управления, разворачивая громоздкий звездолет. Расцвел белыми факелами маневровых двигателей правый борт корабля Суратова, он тоже пытался уйти в сторону и разогнаться. В панике засучила ногами висящая на внешней обшивке Маргарита, заскользила по лееру Любовь, откинутая в сторону.
Полина вскрикнула, когда черное шевелящееся нечто распахнулось во все стороны и накрыло звездолеты. Корабль тут же закрутило, жалобно затрещали переборки. Что-то командовал отец, ему коротко и сухо отвечала мать. Они не собирались сдаваться на милость неизвестной стихии.
Но уже происходило что-то неминуемое и страшное. Полина вдруг ощутила, что за ними кто-то наблюдает, кто-то огромный, не имеющий глаз и тела, но способный легко проникнуть сквозь обшивку корабля.
Двигатели натужно взревели, разом погасли все мониторы и огни на приборной панели. Замолкла вентиляция и генераторы поля. В наступившей тьме, заглушая тревожное дыхание замерших в рубке людей, раздался странный протяжный звук, словно кто-то разрывал полотно плотной ткани. Звук доносился сразу отовсюду, он нарастал и нарастал, заполняя собой все, вибрируя и рыча. Полина, не в силах больше терпеть, сцепила ноющие зубы, закрыла ладонями уши, постаралась сжаться в комок, забиться в какой-нибудь угол, но ее удержали страховочные ремни.
Звук превратился в грохот и рев такой силы, словно пульсировала сама Вселенная. Казалось, что ускоряющаяся вибрация вот-вот вытрясет душу, заставит плоть отойти от костей, а вскипевший мозг выплеснуться из носа и ушей.
Не в силах больше терпеть, Полина вскинула залитое потом и слезами лицо, заорала что есть мочи, молотя кулаками по подлокотникам.
Мир словно взорвался миллионами осколков, каждый из которых заорал в ответ, сливаясь в единое плывущее эхо:
Рэка-рэка-рэка!
Космос вспыхнул алым, сияние ворвалось внутрь звездолета, пробивая светофильтры. В нос ударил запах горячего металла.
Сквозь плывущую пелену слез Полина разглядела возникшее перед ней лицо матери черные угли глаз на бледном лице. Ее губы что-то шептали, она не отрываясь смотрели на дочь. Прежде, чем Полина смогла понять, что именно ей хочет сказать мать, Софья Ильина сорвала защитный кожух с системы аварийной эвакуации на подлокотнике дочери, ударом вдавила красную кнопку.
Кресло рывком разложилось и по направляющим провалилось под пульт, в лоно спасательной капсулы. Полина закричала, забилась в ремнях.
Алый мир стремительно темнел, чернел, сворачивался сам в себя. Рокотало эхо, пульсация пронизывала каждый атом, каждую частицу. Тело пронзила адская боль. Словно сотни длинных раскаленных спиц пробили тело от пальцев ног до макушки, расширяясь и расплавляя плоть и кости. Сквозь кровавые пятна и белые вспышки агонии, Полина фрагментами выхватывала происходящее снаружи.
Звезда Сигма Капеллы носилась по кругу, пока не превратилась в бордовый обруч. «Тряпичные» тела Маргариты и Любови Суратовых хлестали по борту звездолета Виктора. Потерявшие форму космические корабли, полупрозрачные и разлетающиеся на фрагменты. «Семечко» еще одной спасательной капсулы, несущееся на нее, а внутри Виктор Суратов.
Рэкарэкарэка!
Их капсулы с хрустом столкнулись. Но прежде, что-то огромное и невидимое, какая-то живая гравитация, вдохнула их в себя, в самый центр кипящей черной пустоты.
Слепые, глухие, немые, они попали в подводное озеро, полное многоруких чудовищ.
Их стали пожирать.
Полина больше не ощущала свого тела. Из нее словно разом выбили все эмоции, ощущения, чувства. Она была безразличной льдинкой, таящей в теплой воде. Бесследно стирались лица, имена, воспоминания. Ее, вроде бы, должно это волновать
Вспыхнули и погасли образы друзей. Пронеслись семейные праздники, первый поцелуй, снег в парке, лай лохматого любимца Тотто, лица родителей.
Стоп! Она не хочет расставаться со всем этим! Кто она без своей истории?
Она, забывшая даже собственное имя, ухватилась за разлетающиеся искры, потянула к себе, преодолевая тугое сопротивление. Сил хватило вернуть лишь малую часть, но она потянулась вновь, и снова не дала частицам ускользнуть в голодный бурлящий «бульон».
Одной из искр была боль, чистая, не приглушенная. Но это была ее боль, значит, она с ней и останется!
Рэкарэкарэка!
Она не слышала, а чувствовала недовольный рокот вокруг. С ней боролись, от нее отдирали больше, чем он собирала, но это лишь разозлило ее. Она хватала все больше искр, тянула к себе, лепила себя вновь и вновь.
Пока не схватила чью-то чужую историю младенец на руках, светловолосая девочка в платьице.
Кто-то рядом тоже старался собрать себя вновь!
Незримое пространство заколыхалось, запело. Полина испуганно замерла приближалось нечто огромное, ужасное, излучающее непреодолимый ужас. Она не могла видеть, но ощущала это всем своим естеством.
Кто-то внезапно зачерпнул почти все собранные ею искры, нагло и бесцеремонно, потащил в сторону. Когда Полина попыталась сопротивляться, раздался возмущенный клекот.
Она каким-то образом узнала в этом булькающем харканье голос Виктора Суратова!
Приближающийся кошмар заметил их. Потянулся, неторопливо, уверенно.
Неконтролируемый ужас толкнул Полину на отчаянный шаг. Она, превратившаяся в слабый огонек, бросилась вслед за Суратовым, рискуя исчезнуть в любой момент. Она не видела куда лететь, это было наитие, обостренное чувство пути. И она не прогадала почти истлев, попала в крупное облако памяти, расползающееся, но такое живительное! Разбила его, притянула к себе все, что могла унести. Словно вор бросилась на утек.
Рядом заклекотал Суратов.
Она разбила кого-то другого.
А когда сквозь нее стали проноситься чужие видения, сны и образы, поняла, что разбила не другого других.
Любовь и Маргариту.
За ней гнались разъяренный командир экспедиции и нечто, сущность, настолько огромная, что на нее не действовало даже время. И Полина понимала, что проигрывает эту гонку. Она, не имея рта, глотки и легких, заорала где-то в глубине своего сознания. Закричала так, что перед глазами полыхнуло.
Она стала звуком. Светом. Мыслью. И не сразу поняла, что видит знакомую картину, будто художник выкрасил привычные объекты в один свинцовый цвет. Но она смогла уловить закономерности, и сразу увидела истинный облик вещей.
То были пульсирующие звезды, формирующиеся системы, кружащиеся планеты. А также туманности, галактики, пылевые спирали, «черные» дыры, пояса астероидов и бесконечная стена Горизонта.
Колоссальная песочница с живым миром!
Это все сон! Это просто сон!
Она может зачерпнуть этой серости, слепить что угодно. Комок, блик, лодочку, рыбку. Или, к примеру, лошадь
Это все не может быть правдой! Это дурацкий сон из-за принудительной гибернации!
Или дом, как на картинке в детской книжке про девочку, которую унес ураган.
Она все еще в капсуле, ее сейчас должны спасти, подобрать!
Рэка! Рэка! Рэка!
Ее что-то догнало, принялось сминать, перемалывать, раздирать. Потащило обратно во мрак, на сей раз, противиться этому было невозможно.
Прежде, чем исчезнуть полностью, гибнущее сознание ухватилось за единственный оставшийся образ. И пожелало Быть!
Бездушная сущность поглотила свою добычу, втянулась обратно в разрыв между мирами.
Не обратив внимание на маленькую спасательную капсулу со спящей внутри девушкой, медленно дрейфующую в космическом пространстве.
Юрий рывком сел, испуганно пялясь в кровавую пустоту. Не сразу понял, что перед ним стена карцера, окрашенная светом дежурного ночного освещения. Поморщился, приложив кулак к груди сердце бешено колотилось, медленно отступающий ночной кошмар оставлял на лбу и спине следы в виде липкой испарины.
Опять этот сон! Неужели тоже воспоминание Элли? Или ее теперь звать Полиной? В любом случае, это многое, очень многое объясняло. К примеру, тот дом на Кардоге-3.
Гарин закашлялся отчего-то першило в горле. Он слез с тахты, прошлепал босыми ногами до умывальника. Вытащил из ниши в стене трубку поилки, сделал несколько долгих глотков.
Его что-то заинтересовало на стене, в самом углу. Что-то, чего еще вчера не было.
Юрий убрал поилку, вытер рот рукавом и присмотрелся. Выругался сквозь зубы, принялся колотить в дверь, вызывая вахтенного.
На стене, проев пластик, неровным пятном поселилась неприятная махровая плесень.
Выспаться Гарину не дали. К любой плесени на звездолетах относились крайне серьезно, поэтому на зов вахтенного примчалась целая санитарная команда в одноразовых бумажных комбинезонах. Пока они скребли и оттирали стену, Юрия перевели в соседний бокс, предварительно тщательно обследовав биоанализатором и опрыскав чем-то вонючим. Тахта в новом карцере тоненько скрипела при каждом движении, и Гарин, без того еле засыпающий под гнетом лезущих мыслей, нервно вздрагивал, неосторожно пошевельнувшись.