Челюсти сомкнулись. Лицо Горацио превратилось в маску боли. Я попытался встать, но едва сумел втянуть глоток воздуха в легкие. Бронвин метнулась мимо меня и сгребла Эмму с рельсов: к нам стремительно приближался еще один поезд. Пусто́та припала к земле и принялась пожирать свой обед. Вокруг ее ног собственная чернильная кровь мешалась с алой Горацио.
Бросить Горацио в объятиях смерти, с благодарностью приняв отданную за нас в жертву жизнь, было бы вполне простительно. Но ни я, ни друзья на это пойти не могли. Нур, зная, на что Горацио пошел ради нас, не могла. Она сорвалась с места и помчалась к пусто́те. Я крикнул ей остановиться, но было уже поздно. Щеки ее раздувал концентрированный свет видимо, она собиралась подобраться к пусто́те поближе и выплюнуть его ей в лицо но все равно не успела: два языка подсекли ее под ноги, и она рухнула спиной на гравий. Но из-за атаки пусто́та потеряла равновесие, отвлеклась, и Горацио все еще торча у нее во рту, но далеко не такой мертвый, как могло показаться, сумел поднять руку и всадить ей что-то в глаз. Пусто́та взвыла и опрокинулась на спину. Поезд уже почти накрыл их Это движение наверняка причинило ему неимоверную боль, но Горацио изо всех сил дернул себя вверх, из-за чего башка пусто́ты пошла вниз прямо на рельс.
Поезд издал пронзительный сигнал. Взметнулось целое облако черной крови. Состав ракетой пронесся дальше. Когда он закончился, у пусто́ты недоставало верхней половины головы, а Горацио, со вскрытой, как ножницами, грудной клеткой и отрезанной по локоть левой рукой, лежал на том, что осталось от ее подыхающего тела.
Мы схватили его в объятия, Нур и я, и уже на бегу, пока мы в спешке покидали депо, он простонал мне в ухо:
Он показал мне столько всего Слова сливались так, что их почти невозможно было разобрать. Он показал мне все.
Мы мчались, хромая и подталкивая друг друга, пока у нас не начали разрываться легкие. Пересекли открытое пространство с неподвижно стоящими вагонами, пролезли через дыру в заборе из металлической сетки, пронеслись по бетонной набережной. Наконец у нас отказали все мускулы, и мы свалились кучей друг на друга на газоне в каком-то старом заброшенном парке. Рядом возвышалось красивое раскидистое дерево; ствол был обложен по периметру камнями. К ним мы и прислонились.
Горацио был без сознания, одежда вся потемнела от крови. Эмма в сознании, но слегка контуженная. Начались споры на тему, ранена она или нет и насколько серьезно, но, судя по всему, дело ограничилось ударом по голове.
У меня в кармане Она полезла туда рукой и поморщилась, извлекая маленький пакетик, завернутый в тряпочку и перевязанный бечевкой, с которой дрожащие пальцы совладать не сумели.
Гораций, у которого многие десятки лет шитья явно не прошли даром, справился с узлами в мгновение ока. Наружу выпали два мизинца с руки и с ноги.
Это что, от матушки Пыли? полюбопытствовал Миллард.
Она нашла меня в доме Бентама непосредственно перед уходом, кивнула Эмма, и практически всучила это.
Бронвин покатала пальчики между ладоней и быстро стерла в порошок. Щепотка пошла на порез у Эммы на лбу, и еще порцию Енох, относившийся к открытым ранам совершенно бестрепетно, высыпал на обрубок ампутированной руки Горацио и на глубоко рассеченную грудь. Кровотечение сразу же прекратилось. Затем Гораций смешал порошок с водой из лужи получилась паста и намазал это на горло Юлиуса, наложив сверху еще и импровизированную повязку из разорванной рубашки. Кожа у Юлиуса была уже на пару оттенков ближе к нормальной, но все равно еще пепельная; там, где его схватил Каул, на шее красовались синяки в форме отпечатков пальцев. Когда мазь начала впитываться, веки его затрепетали, и парень начал, наконец, расслабляться.
Это что, от матушки Пыли? полюбопытствовал Миллард.
Она нашла меня в доме Бентама непосредственно перед уходом, кивнула Эмма, и практически всучила это.
Бронвин покатала пальчики между ладоней и быстро стерла в порошок. Щепотка пошла на порез у Эммы на лбу, и еще порцию Енох, относившийся к открытым ранам совершенно бестрепетно, высыпал на обрубок ампутированной руки Горацио и на глубоко рассеченную грудь. Кровотечение сразу же прекратилось. Затем Гораций смешал порошок с водой из лужи получилась паста и намазал это на горло Юлиуса, наложив сверху еще и импровизированную повязку из разорванной рубашки. Кожа у Юлиуса была уже на пару оттенков ближе к нормальной, но все равно еще пепельная; там, где его схватил Каул, на шее красовались синяки в форме отпечатков пальцев. Когда мазь начала впитываться, веки его затрепетали, и парень начал, наконец, расслабляться.
Гораций устроил его поудобнее на камнях.
А выглядишь ты уже лучше, ласково сказал он.
Юлиус закрыл глаза и медленно покачал головой.
Я чувствую, как распространяется яд, спокойно сказал он.
Гораций прикусил губу и отвернулся.
Несколько минут мы просто сидели, давая успокоиться суматошному сердцебиению. Ветер шумел в кронах. Приятное покалывающее онемение охватило голову возможно, то был симптом предельной усталости. Но потом я что-то вспомнил, и это разом выдернуло меня из полусна.
Что такое? спросила Нур.
Горацио сказал мне кое-что на ухо, прежде чем отрубиться. «Он показал мне все»
Кто что ему показал? нахмурилась Эмма. Каул?
Нет, я думаю. Скорее, пусто́та.
Ладно, будите его, пожал плечами Енох.
Да он же только что чуть концы не отдал! запротестовала Бронвин.
Губы у Горацио были синими, а грудь поднималась медленно и невысоко.
И все еще может, заметил я. Дайте порошку время подействовать.
Вы видели этот свет у Каула в луже слизи? подала голос Себби. Юлиус, ты меня слышишь?
Слышу, процедил тот сквозь стиснутые зубы. И видел.
Он вспыхивал всякий раз, как Каул кого-то убивал. Как будто глотал душу, и это она проваливалась куда-то внутрь, Себби говорила почти скороговоркой.
Она оторвала немного света полоской у себя вокруг головы, чтобы уберечь слишком чувствительные глаза, так что выражения лица я разобрать не смог.
Возможно, этот свет сила, которая поддерживает в нем жизнь, предположил Миллард. Я помню нечто похожее в Библиотеке Душ: там такой свет исходил из каждого кувшина с душой.
Нам надо найти способ забрать этот свет, сказала Нур. Украсть его и съесть.
Себби наклонилась к Софи та молча таращилась куда-то вдаль и громко спросила у Пенсевуса:
Пенни, скажи, это так? Мы должны съесть его душесветик?
Софи подняла на нее невидящий взгляд. Вид у нее был совершенно потерянный.
Пенсевус уснул, пролепетала она. Может быть, навеки.
Нур резко подалась вперед.
Что? Почему?
Софи сидела всю дорогу, крепко прижимая Пенсевуса к груди. Теперь она нехотя перевернула куклу и показала нам: Пенсевуса распороли почти пополам, он потерял, наверное, половину всех своих опилок.
Нур наклонилась над ним, сморщив лоб.
Это можно починить? тихо спросила она.
Она впервые проявила хоть какой-то интерес к своей старой кукле.
Софи покачала головой:
Не знаю.
На. Енох вырвал пригоршню травы и протянул Софи. Засунь ему внутрь, вот и весь ремонт.
Он так не работает. У него внутри было что-то старое и странное. И теперь этого больше нет.
Уверена, кто-нибудь из имбрин сумеет помочь, сказала Эмма, в голове у которой начало проясняться.
Ради бога, это же просто чертова игрушка! возмутился Эддисон.
Спасибо, поблагодарил за поддержку Енох (все девочки испепелили их обоих взглядом). А теперь можно мы подумаем о том, как вы, господа светоеды, собираетесь подобраться к Каулу поближе? Если он вас хотя бы тронет
Он выразительно посмотрел на Юлиуса.
А никто и не обещал, что будет легко, проворчала Себби.
Вот именно, подтвердил Миллард. Именно поэтому вас и семь.
Мы расходный материал, невнятно пробормотал Юлиус.
Гораций наградил Еноха свирепым взглядом.
Вы не расходный материал.
Со стороны Эммы послышался странный звук не припомню, чтобы она когда-нибудь такой издавала.
Со стороны Эммы послышался странный звук не припомню, чтобы она когда-нибудь такой издавала.
Эмма начала плакать.
Ох, мисс Эмма Бронвин подвинулась к ней поближе и обняла за плечи.
Эмма шмыгнула носом и яростно вытерла щеки.
Я так устала все время драться, сказала она. Так устала воевать.
Я тоже, кивнул Миллард и привалился к камню из тех, что были штабелями навалены у корней дерева. Кажется, эти наши испытания уже никогда не кончатся.
Кончатся, твердо сказал Гораций. К добру или к худу, победой или смертью но кончатся, и довольно скоро.
Угу, и с каждым часом это все больше похоже на смерть, мрачно сказал Енох. Твоя жизнь уж точно повернулась к худу, когда ты нашел нас, юный американец. Не надо было тебе оставаться с нами. Погляди, куда это тебя завело: билет в один конец, да и тот на кладбище.
Он кивком указал на камни сзади.
И правда, дошло до меня То были не просто какие-то там камни, а десятки выглаженных временем, древних могильных памятников. Длинными рядами стояли они, прислоненные к дереву, позеленевшие от мха и настолько старые, что даже имена с них уже изгладились.
Если Каул добьется своего, мы тоже скоро станем достоянием истории как они. И все те ужасы, которые нам пришлось пережить, они окажутся ни за чем не нужны.
Знаете, когда Енох отчаивается такое зрелище действительно кого хочешь испугает. Да, большую часть времени он был совершенно невыносим но и совершенно непотопляем И до этого самого момента я не понимал, насколько всегда полагался на его неукротимый дух.
Нур погладила стертый камень.
Если твое имя больше никто не помнит, это еще не значит, что жизнь прошла зазря.
Но если Каул победит и станет правителем всего странного мира, все мы пройдем зазря, отрезал Енох.
И что же ты предлагаешь? сердито спросила Эмма. Бросить все? Пойти к нему и сдаться, лишь бы жизнь себе спасти?
Нет. Я просто утверждаю, что мы все умрем.
Даже тогда это не будет зря, запротестовал Миллард. Потому что мы дрались. Мы сопротивлялись. Через много лет те странные, которых Каул зачем-то решит оставить в живых, будут на словах клясться его империи в верности, а сами собираться втайне и пересказывать друг другу истории о тех, кто сражался, чтобы остановить его. И, возможно, это вдохновит их на новые попытки.
Енох вздохнул.
Плоховатое утешение, Наллингс.