Выйдя из Первого медицинского павильона, я едва не сшибла с ног Аспена.
Ты еще здесь? удивилась я, когда он придержал меня за плечо.
Тебя здесь быть не должно, сказал он с какой-то неприятной строгостью в голосе, явно рассердившись на меня за что-то. София говорит, что занятия у вас начинаются после обеда.
Какая София? спросила я, спускаясь по ступеням на площадь.
Ты серьезно не знаешь свою группу?
Знаю, но Софию не знаю.
Аспен закатил глаза, и я снова ощутила что-то неприятное.
Стой, остановила я его за локоть. Аспен повернулся ко мне, по взгляду было понятно, что он где-то далеко. Что происходит?
А что?..
Ты ждал меня у павильона, затем настаиваешь, что меня здесь быть не должно, пояснила я, твердо глядя ему в глаза. Еще и про Софию тут мне что-то наплел. А теперь вот трешь шею, как делаешь всегда, когда начинаешь нервничать.
Аспен и вправду накрыл было ладонью татуировку на шее, но тут же опустил руку.
Слушай, это Альма! вдруг так громко воскликнул он, что я испугалась и обернулась, ожидая нападения. К нам решительно приближалась доктор Сивер. Что именно напугало в ее появлении Аспена, я не поняла: женщина сияла улыбкой, красное пальто подчеркивало алую помаду на губах. Под мышкой доктора Сивер была зажата свеженькая газета, которая, судя по всему, и напугала Аспена. Он прыгнул вперед и попытался отнять ее, но Альма шлепнула его газетой по заду и сказала:
Так, а ну отставить!
Аспен что-то раздосадованно пробормотал и неодобрительно нахмурился.
У тебя не слишком яркий макияж для рабочего дня?
Не твое дело. Тут она резко обернулась ко мне и протянула руку для рукопожатия: Доброе утро, Кая.
Не твое дело. Тут она резко обернулась ко мне и протянула руку для рукопожатия: Доброе утро, Кая.
У нее рука больная, вставил Аспен, и Альма, спохватившись, мягко похлопала меня по предплечью.
Доброе утро, доктор Сивер, кивнула я. На своих высоченных каблуках она была ростом с меня, хотя вообще-то она довольно миниатюрная женщина. И капризная. А еще она за мной следит, да к тому же сестра моего друга. Отлично. Я не могла понять, почему она так странно на меня смотрит, как будто чего-то ждет.
За прошедшее время я о тебе многое услышала, Кая, сказала она с улыбкой, словно я не пережила в ее кабинете самые страшные моменты своей жизни, словно она не пытала меня часами, чтобы вывернуть наизнанку.
Кашлянув, я сунула руки в карманы и непонимающе покосилась на Аспена. Думаю, на моем лице было написано такое же сомнение, как и на его. Альма рассмеялась и помахала перед нашими носами газетой:
Точнее даже сказать, я многое прочла о тебе.
Прежде чем я успела среагировать, хотя бы удивиться услышанному, Аспен уже вырвал газету из руки доктора Сивер и со злобным выражением развернул ее. Я подошла ближе и, выглянув из-за его плеча, прочла:
«Девушка-загадка, появившаяся в Эттон-Крик, кто она?»
Мы с Аспеном уставились друг на друга, затем я посмотрела на доктора Сивер:
Что это?
Наша небольшая группа отошла к велосипедной дорожке в тень деревьев, чтобы не мешать проходящим мимо студентам. Какой-то парень со свирепым лицом промчался на велосипеде, из его рюкзака я заметила такую же газету.
Увлекательная статья, доктор Сивер расплылась в улыбке. Ее глаза сияли смехом, что меня не разозлило, а, наоборот, успокоило: зарождающийся было гнев вдруг поутих.
Погоди-ка, тут и фотка твоя есть, упавшим голосом произнес Аспен, рывком переворачивая страницу за страницей. На фотографии действительно была изображена я, в кожаной куртке с меховыми вставками, в шапке и в узких штанах, заправленных в ботинки. Это как раз в тот день, когда я стояла на платформе, поджидая миссис Нэтвик.
Это Кира, объяснила я, вновь ощущая парализующую ярость. Вспомнила удивление, которое ощутила, когда увидела Киру, вспомнила испытанное к ней чувство жалости. Выражение ее лица в тот день впервые заставило меня задуматься о том, кто она на самом деле.
Перед глазами калейдоскопом понеслись картинки: как Кира ударила меня в туалете в прошлом месяце, как вела себя со мной, когда у Леды случился приступ на ступенях Главного корпуса, вспомнила ее яростный взгляд, сверливший мой затылок на занятиях, вспомнила слова Скалларк о том, что Кира любительница писать статьи для «местной газетенки», несмотря на то что изучает биохимию.
Я ткнула пальцем в страницу:
Это было в тот день, когда я только поехала домой. Я посмотрела на Аспена: Ты думаешь, она специально следила за мной, чтобы написать эту статью? Нет, тут же сказала я, не дожидаясь ответа, не имеет значения. Мне пора домой. То есть у меня занятия во второй половине дня, так что я собираюсь вернуться домой.
Я кивнула Аспену, кажется, даже помахала ему, попрощалась с доктором Сивер и быстро, почти бегом, зашагала прочь, к парковке, в безопасность. Лишь из любопытства, прежде чем выехать за ворота университета, я купила газету в киоске.
Когда я вошла в дом, Ной тут же появился на пороге:
Я так и знал, что ты что-то забудешь, так ты неслась! упрекнул он, но тут же изменился в лице: Что с тобой?
Где? невпопад спросила я, проскользнув мимо всевидящего ока Ноя на лестницу, но он бережно взял меня за руку, заставив остановиться. Я медленно обернулась, поглядев на него снизу вверх, и он поспешно сказал:
Ты облизываешь губы. Ты нервничаешь. Он поднялся на ступеньку. Что случилось?
Я на мгновение опешила: Ной думает, что я вот так просто все ему расскажу, словно мы стали лучшими друзьями? У меня запершило в горле. Ненавязчиво высвободив из руки Ноя запястье, я мягко, но сурово произнесла:
Я иду в свою комнату. Мне не до этого. Правда.
С сомнением во взгляде он отпустил меня.
Кая, я всегда здесь, если тебе вдруг что-нибудь понадобится.
Кажется, я кивнула, а может быть, даже улыбнулась. Войдя в комнату, я впервые заперла за собой дверь. Закрыла замок, и этот щелчок отозвался в груди болью, в висках застучало. Кажется, со времени пребывания в клетке я никогда не запирала двери.
Как дикий зверь, я бродила туда-сюда от одной стены к другой и поглядывала на газету, манившую открытой страницей. Я подняла ее с пола, швырнула на кровать. Забравшись следом, подтянула ноги к груди и впилась взглядом в статью Киры Джеймис-Ллойд.
Я снова вспомнила выражение ее лица там, на остановке; затем лицо Ноя, когда нагрубила ему просто так, ни за что. Почувствовала себя хуже некуда, даже в глазах защипало. Сдавив переносицу, я приказала себе сосредоточиться и начала читать:
«Кая Айрленд родилась двадцать девятого сентября тысяча девятьсот девяносто шестого года и с тех пор росла нервной, угрюмой девочкой, которую ничто не интересовало.
Нервной? Угрюмой?
Каким был ее путь и что именно повлияло на ее желание поступить в один из старейших университетов страны на факультет медицины? Эта статья поднимет и другие важные вопросы.
История трагична.
Причиной такого выбора послужила сестра мисс Каи Айрленд восьмилетняя Джорджи, погибшая четыре года назад от рук жестокого убийцы и насильника Стивена Роджерса.
После смерти младшей сестры, которая была ее единственным другом, Кая Айрленд совсем утратила рассудок. Она некоторое время вела развязный образ жизни и совершенно отбилась от рук.
Тем не менее чудовищными усилиями родителей Кае удалось поступить в один из престижных медицинских университетов в Европе.
Что именно заставило ее бросить Хейденский университет и перевестись в Первый медицинский павильон?
Какие еще нас ожидают тайны, связанные с загадочной Каей Айрленд?»
Перевернув страницу, я продолжила цепляться за омерзительные слова, которые Кира швыряла мне в лицо. Время, казалось, текло сквозь меня, мне стало жарко.
Я тупо смотрела на подпись автора статьи «К. Дж.-Л.» и не могла вздохнуть. Ниже была сводка: если статью в следующий раз не допустят до печати из-за цензуры или если изымут тираж из продажи, читателям следует зайти на личный сайт автора.
Я прикрыла веки, надавив ладонями на место между ребрами. В моей груди начала работать котельная, и Кира Джеймис-Ллойд, не щадя угля, щедро подкидывала его в печь, заставляя сердце колотиться как бешеное. Мои руки затряслись, на лбу выступил пот.
Я в ярости разорвала газету пополам. Затем еще и еще, не обращая внимания на жжение в правой руке. Единственное, что меня занимало, с каким чувством Кира это написала. Что именно ею руководило? Желание достать меня, желание увидеть, что и меня можно чем-нибудь задеть?
В моей голове была полная сумятица.
Не нужно было, не нужно было трогать маму, папу, Джорджи, они же они все уже мертвы. Они просто умерли, они ни при чем
Зажмурившись и прижав ладони к глазам, я тяжело дышала сквозь слезы. Не верь этим словам, Кая, они же ничего не значат.
Они. Ничего. Не значат.
Я резко смахнула рукой газетные обрывки, и они упали на пол. Ругаясь в голос, я с остервенением стала топтать их и сминать ногами. Кира ничего, абсолютно ничего не знает ни обо мне, ни тем более о моих родителях.
Черт, черт, черт Мое сердце с глухим стуком билось о ребра, выглядывало сквозь ржавые прутья наружу, хотело вырваться. Я готова была закричать, как дикий зверь, попавший в ловушку. Да как она да как она посмела! Неужели это то, что заслужили мои родители? Чтобы какая-то никчемная девчонка, которая ни на что не способна, кроме как портить мне жизнь, оскверняла память о них?!
Щеки жгло от слез, а дыхание застряло в горле. Я ощутила, как скручиваются пальцы, как легкие пытаются освободиться от воздуха, но не могут. Секунду спустя меня уже настигла запертая дверь комнаты. Как в фильме ужасов, она стремительно стала приближаться, накинулась на меня, ударила в плечи. Стены тоже стали двигаться, они стягивались, сужались, уменьшались в размерах. Медленно-медленно, как в самом страшном ночном кошмаре.
Я упала на пол, ноги и руки стали ватными, словно чужими мозг, казалось, напрочь отключил все двигательные функции. Я даже не почувствовала боли от удара, только таращилась в потолок. В это время пол, потолок и стены смыкались вокруг моего тела, и я становилась все меньше и меньше, поглощала их, дышала ими.
Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как я слышала голос Ноя, но вот он опять обрушился на меня откуда-то сверху, сквозь толщу ледяной воды:
Что случилось? Его руки скользнули под мои колени и плечи, затем я почувствовала, как спина касается кровати, голова тонет в подушке.
Все нормально, Ной, я просто я не смогла договорить это «просто» не нашлось того самого слова, которое описало бы боль, разочарование и дикий гнев, все еще струящиеся по венам вместо крови.