Получив инструкции, А. Л. Ордин-Нащокин и ими вполне не был удовлетворен и запросил указаний, какие территории вокруг Киева следует требовать «и по какие урочища»[512]. Соответствующие указания он получил из Москвы вскоре после начала переговоров[513]. Он должен был добиваться уступки всего Киевского воеводства с территориями Черкасского, Чигиринского, Каневского, Корсунского, Белоцерковского, Переяславского полков. Кроме того, следовало заявить, что «те все полки без Запорожья быти не могут, так ж и Запорожье теми ж полками наполняетца». Если бы добиться этой уступки не удалось, следовало бы добиваться уступки части Киевского воеводства «по Тетерев реку с одное стороны Киева от Подлесья, з другую по реку Роси» с такими городами, как Белая Церковь, Корсунь, Канев. Эти указания позволяют предполагать, что «рокош» в Речи Посполитой, уход польских войск с Украины и резкое ослабление польского присутствия вызвали появление расчетов на то, что, может быть, в этих условиях удастся добиться отказа Речи Посполитой не только от Левобережья, но и от значительных территорий на Правобережье. Вместе с этими указаниями А. Л. Ордину-Нащокину были отправлены «Истинные примеры из Кроник Гвагвина о русскои земли и о границах ея от начала монархии Рускои славянского народа»[514]. Однако стоит отметить, что на этих предложениях великий посол не должен был категорически настаивать. «От великие нужды» он мог согласиться на присоединение к России только Киева с окрестностями. Оценивая содержание всех этих указаний, полученных А. Л. Ординым-Нащокиным накануне и в самом начале переговоров, можно сделать общий вывод, что разговор с посланцем Любомирского о судьбе Великого княжества Литовского оказался эпизодом без последствий. Перед лицом возобновлявшейся гражданской войны в Речи Посполитой царь и его советники не стали ни разворачивать крупных военных операций, ни принципиально пересматривать выработанные ранее условия мира. Это ясно говорит об их настойчивом желании добиться мира.
Получив инструкции, А. Л. Ордин-Нащокин и ими вполне не был удовлетворен и запросил указаний, какие территории вокруг Киева следует требовать «и по какие урочища»[512]. Соответствующие указания он получил из Москвы вскоре после начала переговоров[513]. Он должен был добиваться уступки всего Киевского воеводства с территориями Черкасского, Чигиринского, Каневского, Корсунского, Белоцерковского, Переяславского полков. Кроме того, следовало заявить, что «те все полки без Запорожья быти не могут, так ж и Запорожье теми ж полками наполняетца». Если бы добиться этой уступки не удалось, следовало бы добиваться уступки части Киевского воеводства «по Тетерев реку с одное стороны Киева от Подлесья, з другую по реку Роси» с такими городами, как Белая Церковь, Корсунь, Канев. Эти указания позволяют предполагать, что «рокош» в Речи Посполитой, уход польских войск с Украины и резкое ослабление польского присутствия вызвали появление расчетов на то, что, может быть, в этих условиях удастся добиться отказа Речи Посполитой не только от Левобережья, но и от значительных территорий на Правобережье. Вместе с этими указаниями А. Л. Ордину-Нащокину были отправлены «Истинные примеры из Кроник Гвагвина о русскои земли и о границах ея от начала монархии Рускои славянского народа»[514]. Однако стоит отметить, что на этих предложениях великий посол не должен был категорически настаивать. «От великие нужды» он мог согласиться на присоединение к России только Киева с окрестностями. Оценивая содержание всех этих указаний, полученных А. Л. Ординым-Нащокиным накануне и в самом начале переговоров, можно сделать общий вывод, что разговор с посланцем Любомирского о судьбе Великого княжества Литовского оказался эпизодом без последствий. Перед лицом возобновлявшейся гражданской войны в Речи Посполитой царь и его советники не стали ни разворачивать крупных военных операций, ни принципиально пересматривать выработанные ранее условия мира. Это ясно говорит об их настойчивом желании добиться мира.
Сопоставление русских условий мира с инструкцией, данной комиссарам выборными представителями сейма высшего органа власти в Речи Посполитой, говорит о том, что еще до начала переговоров позиции обеих сторон по вопросу об условиях, на которых могло быть заключено длительное перемирие между государствами, по существу, очень сблизились. Это, однако, вовсе не означало, что переговоры могут быстро и успешно закончиться. На такие условия соглашения обе стороны могли согласиться, выражаясь словами русской инструкции, лишь «по самой конечной мере», когда все другие решения окажутся нереальными. Переговоры поэтому должны были оказаться длительными, напряженными, тяжкими для участников с обеих сторон.
Глава 6. Андрусово
Истории мирных переговоров, начавшихся 30 апреля 1666 г. в селе Андрусово на границе Смоленского и Мстиславского уездов, посвящен заключительный раздел в неоднократно цитировавшемся в данной работе исследовании З. Вуйцика. Его автор дал развернутую картину хода переговоров, использовав и русскую запись переговоров, и переписку комиссаров с Яном Казимиром, министрами, литовскими магнатами. Вместе с тем ему осталась неизвестной значительная часть переписки царя с великими послами, отложившаяся как в фондах Посольского приказа, так и в материалах Приказа тайных дел. Поэтому читателю во многом остается неясным, что происходило во время этих переговоров на русской стороне, какие выдвигались точки зрения и какими аргументами они подкреплялись, что в конечном итоге было главным при принятии окончательных решений. Материалы эти были известны саратовскому исследователю И. В. Галактионову, извлекшему из них ряд важных фактов, но ограниченный объем работы помешал ему дать полный и развернутый анализ этих источников. Таким образом, реконструкция полной картины событий, приведших к заключению Андрусовского договора, остается актуальной.
На первых заседаниях представителей сторон обсуждался вопрос о соглашении о прекращении военных действий на время переговоров. Вопрос был достаточно быстро решен, и 28 мая после консультации великих послов с царем произошел обмен соответствующими текстами[515]. З. Вуйцик подробно изложил содержание соглашения[516], но не отметил его отличия от более ранних документов такого типа. На эти отличия справедливо обратил внимание И. В. Галактионов[517]. Если предшествующие соглашения были соглашениями о прекращении военных действий только в том ограниченном районе, где происходили мирные переговоры, то теперь была достигнута договоренность о прекращении военных действий на всех фронтах на все время мирных переговоров без указания точного срока их окончания. Таким образом, впервые за 8 лет, протекших после 1658 г., было, хотя и временно, прекращено состояние войны между государствами. Более того, в договор было включено обязательство польско-литовской стороны не оказывать никакой помощи нападающим на русские земли татарским войскам и содействовать установлению мирных отношений между Россией и Крымом.
На первых заседаниях представителей сторон обсуждался вопрос о соглашении о прекращении военных действий на время переговоров. Вопрос был достаточно быстро решен, и 28 мая после консультации великих послов с царем произошел обмен соответствующими текстами[515]. З. Вуйцик подробно изложил содержание соглашения[516], но не отметил его отличия от более ранних документов такого типа. На эти отличия справедливо обратил внимание И. В. Галактионов[517]. Если предшествующие соглашения были соглашениями о прекращении военных действий только в том ограниченном районе, где происходили мирные переговоры, то теперь была достигнута договоренность о прекращении военных действий на всех фронтах на все время мирных переговоров без указания точного срока их окончания. Таким образом, впервые за 8 лет, протекших после 1658 г., было, хотя и временно, прекращено состояние войны между государствами. Более того, в договор было включено обязательство польско-литовской стороны не оказывать никакой помощи нападающим на русские земли татарским войскам и содействовать установлению мирных отношений между Россией и Крымом.
З. Вуйцик излагает дело так, что обсуждение вопроса о соглашении было результатом инициативы польско-литовской стороны, а само его заключение он оценивал, опираясь на оценки комиссаров[518]. Однако следует иметь в виду, что соглашение такого характера неоднократно предлагалось русской стороной во время предшествующих переговоров, более того, еще до начала переговоров в Андрусове А. Л. Ордин-Нащокин предлагал царю заключить такое соглашение и ввести в него такое условие о Крыме, которое с некоторыми изменениями вошло затем в текст окончательного документа[519].
Новое заключалось в том, что польско-литовская сторона, ранее твердо и последовательно такие предложения отвергавшая и тем более отказывавшаяся распространять их на Крым, теперь дала свое согласие. Объяснялось это, как убедительно показал 3. Вуйцик, тяжелой ситуацией, в которой оказалась Речь Посполитая с возобновлением «рокоша» после того, как 4 мая н. ст. сейм, на котором должно было произойти примирение сторон, был сорван. 8 мая н. ст. по решению сената новый великий гетман литовский (преемник умершего Павла Сапеги) М. Пац должен был выступить против мятежников с 8-тысячным войском[520]. Неудивительно, что в таких условиях соглашение о «задержании войск» было сравнительно быстро заключено. Комиссары Речи Посполитой имели основания быть довольными этим, но доволен был и глава русской делегации. В обязательствах, принятых обеими сторонами по отношению к Крыму, он видел первый шаг к заключению союза между государствами, что, как он подчеркивал, позволит укрепить мир со всеми соседями, не прибегая к войне. Он специально обращал внимание царя на то, что в преамбуле соглашения указывалось, что оно заключено «в надежду вечного покою на страх посторонним неприятелем нашим»[521].
Как бы то ни было, заключенное соглашение означало первый реальный шаг на пути к миру и союзу между Россией и Речью Посполитой. Важно было, последуют ли за этим шагом следующие.
Дело еще не дошло до обсуждения на переговорах условий мира, когда высказывания А. Л. Ордина-Нащокина вызвали резкое недовольство царя Алексея. Недовольство вызвали две отписки дипломата, отправленные царю в конце мая 1666 г., на второй из них имеется помета, что 31 мая она отослана царю в село Воробьево. В первом из этих документов он сообщал Алексею Михайловичу о своих попытках дознаться, на какие условия мира могут согласиться представители Речи Посполитой. По его словам получалось, что Великое княжество Литовское «удоволится» при заключении «вечного мира» «поступкою Полоцком и Витебском», а Смоленщина, Северская земля и Динабург отойдут к России, но «корунные комиссары Украины не уступят». В составе польско-литовской делегации были два представителя Польского королевства Стефан Ледоховский, подкоморий кременецкий и Станислав Кожуховский, стольник калишский. Они, по словам великого посла, «страшно побранясь, одва удержались, что от литовских не поехали». Они, говорилось далее, «о поступке и слышать не хотят, и на то, государь, и перемирия учинят корунные, что всякими мерами вперед промысл чинить к войне, а тогда и Литва от них не отлучитца». Отписка заканчивалась настойчивым пожеланием использовать сношения с комиссарами, «чтоб нынешняго времени подлинным союзным миром их захватить»[522].