Морэ начала что-то говорить, но тут же замолчала. О своем парне она почти ничего не рассказывала. Если я спрашивала, она коротко отвечала, но первая разговоров о нем никогда не заводила.
Морэ подняла с пола баскетбольный мяч Конму.
Давай попробуем?
В тот солнечный зимний день мы вышли с мячом на площадку недалеко от дома. Я стояла перед корзиной и с силой подбрасывала мяч, но попасть в кольцо оказалось сложно. Наверное, я выглядела смешно, потому что Морэ сначала хохотала, а потом стала фотографировать меня на камеру Конму.
Эй, зачем?
Потом ему покажем. Теперь ты меня сними!
Я сфотографировала крупный план Морэ с мячом в руках. Сняла, как она смеялась, когда не попала в кольцо, и как вприпрыжку бежала за укатившимся мячом. Морэ попросила прохожих сфотографировать нас вдвоем. Мы вспотели из-за того, что много двигались, поэтому сели на скамейку, сбросив куртки.
На проводах Конму было грустно без меня?
Кому?
Тебе и ему. Вам обоим.
Нет, у твоей мамы ведь была операция, это важнее.
Морэ повертела в руках мяч.
Как он себя чувствовал? Что сказал напоследок? Кажется, мы с тобой еще это не обсуждали.
Перед глазами вновь нарисовалась спина Конму, неуклюже двигавшаяся к толпе. Как он себя чувствовал? Он просто был один. Совсем один. Он всегда был один, как человек, который одинок с начала и до самого конца.
Ты нравилась ему.
Морэ посмотрела на меня без каких-либо эмоций на лице.
Он так сказал?
Нет, но это было очевидно, все это знали.
Морэ закусила нижнюю губу. По ее взгляду было непонятно, рада она или ей больно.
Интересно, что это так выглядело, но нет. Это не так, уверенно сказала она. Конму просто очень деликатный. Да, он относился ко мне хорошо. Но это были не те чувства, о которых ты подумала. Это скорее
Ты нравилась ему.
Морэ посмотрела на меня без каких-либо эмоций на лице.
Он так сказал?
Нет, но это было очевидно, все это знали.
Морэ закусила нижнюю губу. По ее взгляду было непонятно, рада она или ей больно.
Интересно, что это так выглядело, но нет. Это не так, уверенно сказала она. Конму просто очень деликатный. Да, он относился ко мне хорошо. Но это были не те чувства, о которых ты подумала. Это скорее
Морэ вдруг замолчала, будто забыла, что разговаривает со мной. Она смотрела на площадку.
Думаю, у него все хорошо. Хотя боюсь, что он там сейчас мерзнет.
Морэ не ответила. Она будто даже не услышала меня. Мяч выпал у нее из рук и покатился к площадке. Когда она встала, чтобы поднять его, я сфотографировала ее спину.
Ты меня слышишь?
Вечером из колонок раздался голос Морэ. Я, как обычно, слушала ее трансляцию.
Если слышишь, ответь в Нэйтон.
«Слышу», отправила я сообщение.
Мне странно так разговаривать, но сегодня захотелось попробовать. Я не пьяная, честно! Ты хорошо меня слышишь?
«Хорошо».
Некоторое время Морэ молчала. Из динамика доносилось ее тихое дыхание.
Я завидую тем, кто умеет выражать словами свои чувства. Для меня это сложно. Почему никто не может просто переписать это из моей головы вместо меня? Наверное, вам с Конму тяжело. Может, я даже кажусь вам притворщицей. Но я стараюсь. Просто у меня нет такого таланта.
Морэ замолчала. Послышался вздох.
Когда Конму ходил в больницу к брату, я сказала ему то, что, казалось, сказать никогда не смогу. Рассказала, что постоянно думаю о нем, что всегда, когда мы не рядом, я думаю только о том, где он и что делает. Потом моя решимость исчезла, я стала говорить совсем тихо, а когда договорила, повисло молчание. Я думала, что никогда не решусь на такое, но, видимо, ошибалась.
Он спросил после паузы: «И что ты хочешь?» Он задал вопрос, но это и был его ответ на мое признание. Я ответила, что просто хотела рассказать о своих чувствах, и ничего больше. Я с самого начала не надеялась, что все пройдет хорошо. Было какое-то такое предчувствие. Я и сама понимала, что мы с ним можем быть близки лишь настолько, насколько близки сейчас.
Конму встал и сказал: «Тогда я пойду. Не заблуждайся. Не думай, что это нечто большее, чем просто беспокойство обо мне».
Я ответила, что не сказала бы этого вслух, если бы это было иллюзией. Я много раз пыталась усомниться в этих чувствах, но лишь сильнее в них убеждалась. А ты? Что ты чувствуешь? Но Конму просто покачал головой. Как человек, совсем потерявший гордость, я снова просила ответа у того, кто уже дал свой ответ. Этого было достаточно. Я поняла: сколько бы я ни спрашивала, его ответ не изменится.
Когда мы вместе ели, гуляли по улице, разговаривали и шутили, мне было тяжело. Было одиноко из-за того, что наши чувства оказались такими разными. Я надеялась, что со временем мое сердце успокоится, но, когда видела его лицо, наоборот, начинала этого бояться. Ведь как бы меня ни мучали эти чувства, они были мне дороги. Просто я не знала, какой стану, если потеряю их. Я не хочу быть одна, не хочу быть одинокой, не хочу жить, как другие, как те, кто вместе, но между ними нет никаких искренних чувств. Это самое страшное для меня. Вдруг я стану одной из них?
«Ты не станешь такой», написала я.
Я не могла поехать его провожать. У мамы правда была операция в тот день, но она была несерьезной, и с ней могла поехать сестра. Если бы я увидела, как он уходит, те чувства, которые я едва сдерживала, вырвались бы наружу, захватили и обременили бы его. С парнем у нас все замечательно. Мне не бывает больно из-за него. Это же хорошо? Это правильно? Ведь, как сказал мне Конму, всегда думать о ком-то и волноваться за него это не значит любить.
«Это же хорошо? Это правильно?» казалось, Морэ задавала этот вопрос себе. Ее голос, сначала тихий и мрачный, звучал тем бодрее, чем дольше она говорила. Я слушала ее с разочарованием. Скорее всего, она испугалась боли, придумала оправдание для своего выбора и просто сбежала. Я прекрасно знала, что это за чувство, но тогда осудила ее именно за него.
В первый отпуск Конму мы вместе поехали в колумбарий к его матери. Он сказал, что планировал только повидаться с нами, а ночевать будет у одного из университетских товарищей. Я заметила, что, несмотря на зимнюю погоду, он загорел. Увидев, как внимательно я его разглядывала, он громко рассмеялся. От его смеха мне стало легче. Конму рассказал, как ему живется в воинской части при полиции Сувона. Потом с улыбкой описал жизнь в лагере до распределения.
Все призывники подружились, поэтому было весело. Мы хорошо поладили.
«Свинина всегда была такой? Кола всегда была такой вкусной?» он не переставал удивляться и жадно ел, совсем не как раньше. Он расспрашивал меня о подработке на курсах, а я в ответ спешила вывалить на него все истории, которые накопились за это время. Морэ только молча жевала. Она смеялась вместе с нами, иногда переспрашивала или коротко комментировала, но сама в разговоре не участвовала. Казалось, Морэ и Конму было неудобно друг с другом. Конму пытался преодолеть эту неловкость тем, что болтал со мной, а Морэ выглядела так, будто только и ждала, когда все это закончится. Так как я уже знала о ее чувствах к Конму, я не могла не обращать внимания на ее действия и выражения лица.
Когда мы с Морэ разделили счет на двоих, Конму стал возражать и предложил угостить нас хотя бы пивом.
В баре мы смотрели фотографии на фотоаппарате Конму. Я готовлю что-то на кухне, Морэ играет в баскетбол, я делаю какие-то странные упражнения мы листали фотографии и смеялись. Тыкая пальцем в экран, я рассказывала Конму, что происходило в тот день и почему мы решили это запечатлеть.
Мы дошли до фотографий, сделанных во время нашей последней встречи перед его отъездом. Конму стоит перед супермаркетом и уныло смотрит в камеру. Конму и Морэ играют в дартс в баре. Конму что-то рассказывает со скрещенными на груди руками. Затем снова начались фотографии Морэ. Морэ стоит у магазина и с кем-то разговаривает по телефону. Весь кадр заполнен крупными снежинками, а Морэ стоит в самом углу. Она слишком мелкая, и ее наполовину перекрывает летящий снег, поэтому только я и Конму смогли бы узнать ее на этой фотографии.
В тот день Морэ много пила. Она заказала огуречную сочжу в чайнике и пила ее как воду. Я заметила, что ее лицо немного изменилось. То ли легкий макияж, который она начала делать в то время, то ли чуть отяжелевший взгляд рассеяли ту атмосферу, которая раньше делала ее собой. На ней была яркая фиолетовая водолазка. В те две зимы эту покрытую катышками водолазку она надевала на каждую нашу встречу.
Это вам.
Конму достал из рюкзака два бумажных пакета с надписью «maru». В одном лежал бледно-желтый свитер с V-образным вырезом, в другом цвета индиго с круглым воротом.
Выбирайте.
Ты бы лучше на эти деньги себе одежду купил. Это же дорого! удивилась я.
Вот устроюсь на работу, начну зарабатывать и куплю вам что-нибудь по-настоящему хорошее! Сейчас пока просто небольшие подарки.
Тебе какой нравится? спросила Морэ.
Ты выбирай, мне оба нравятся.
Морэ выбрала свитер цвета индиго. Она прижалась к нему своей уже покрасневшей щекой.
Ничего себе, такой мягкий!
Морэ одной рукой попирала подбородок, а другой поглаживала лежавший на коленях свитер и смотрела на стол.
А я тебе ничего не дарила. Так ведь нельзя, сказала она. Спасибо! Правда спасибо!
Вскоре после этих слов Море прислонилась головой к стене и заснула.
Конму смотрел на спящую Морэ. Он смотрел так долго, будто забыл, что я сижу напротив. Смотрел, как человек, который изголодался по возможности видеть Морэ. Он не разглядывал ее и не окидывал взглядом, при этом глаза его не выражали ни нежности, ни тепла. Конму смотрел на нее так, будто больше не увидит. Словно пытался запереть ее в своих глазах, чтобы потом иногда доставать. Я не смела ему мешать.
У нее зазвонил телефон. На экране высветилось «Любимый». Он звонил снова и снова, поэтому мне пришлось принять вызов.
Ты где?
Я подруга Ына, меня зовут Сонми. Ына сейчас не может говорить, она вышла в туалет.
Честно рассказать, что Морэ напилась и заснула, я не отважилась. Наверное, в тот миг я испугалась, что из-за этого они поссорятся. Морэ почти ничего не рассказывала о нем, но я инстинктивно чувствовала: он из тех, кто разозлится, если увидит ее в таком состоянии. Я знала это. Он молчал.
Алло?
Ына не берет трубку. Вы где?
Мы в пивной в переулке прямо около ее дома. Мы уже собираемся.
Сейчас сколько времени? спросил он чуть тише.
Почему две девушки ночью посреди недели не дома? Не заставляйте меня переживать, своим мягким и вежливым тоном он загнал меня в тупик.
Мы уже собираемся, не волнуйтесь, я провожу ее.
Она ведь не в туалете Она просто напилась, да?
Нет. Не знаю, показалось мне или нет, но из трубки послышался короткий смешок. Мы уже собираемся. Я попрошу ее позвонить вам, когда она будет дома.