Сдается, мы опоздаем, сказал я Финану. Впрочем, мне дела нет. Но не сегодня ли праздник того святого?
Да вроде так. Не уверен. Завтра, может быть?
Кто он хоть был-то?
Отец Кутберт сказал, что это был дурачок-свинопас, ставший папой. Зефирин Глупый.
Я рассмеялся, потом понаблюдал как стервятник парит в полуденном небе.
Думаю, пора выступать.
Мы идем в Хеабург? уточнил Финан.
Куда-то туда, ответил я. У меня не было желания возвращаться в то место, но если поп был прав, то Бургем лежал южнее, так что мы последовали по неровной тропе через скалистые холмы и провели ночь в долине Тинана, под укрытием густого леса. На следующее утро под моросящим дождем поднялись из долины, и на далекой вершине холма я увидел Хеабург. Солнечный луч освещал древний форт, оставляя в тени римские рвы, в которых нашли гибель столь многие из моих людей.
Рядом со мной скакал Эгил. Про битву под Хеабургом он не проронил ни слова.
Чего нам ожидать в Бургеме? спросил мой друг.
Неприятностей.
Ну, значит, ничего нового, мрачно процедил Эгил.
Это был высокий, приятной наружности норманн с длинными светлыми волосами и здоровенным, как корабельный штевень, носом. Эгил странник, обретший дом на моей земле и плативший мне дружбой и преданностью. Он сказал, что обязан мне жизнью, потому как я спас его младшего брата Берга от жестокой смерти на валлийском берегу, но думаю, мы давно уже были квиты. Эгил остался, полагаю, потому, что я пришелся ему по душе, как и он мне.
Говоришь, у Этельстана две тысячи воинов? осведомился он.
Утверждают, что так.
Если мы ему не по душе, то окажемся слегка в меньшинстве, промурлыкал Эгил.
Так, самую малость.
До этого дойдет?
Я покачал головой:
Он сюда не воевать приехал.
Тогда что ему тут понадобилось?
Ведет себя как пес, проворчал я. Метит границы своих владений.
Вот что привело его в Камбрию, эту необжитую и необузданную западную область Нортумбрии. На нее облизывались скотты, ирландские норманны претендовали на нее, мы воевали за нее. Теперь вот заявился Этельстан, чтобы водрузить над ней свое знамя.
Выходит, он и на нас собирается задрать лапу? поинтересовался Эгил.
Полагаю, что так.
Эгил коснулся молота на груди:
Но ему не по нраву язычники.
Значит, нас он описает более щедро.
Он хочет, чтобы мы ушли. Они нас называют чужаками. Язычниками и чужаками.
Ты живешь здесь, с нажимом сказал я. Ты теперь нортумбриец. Ты сражался за эту землю, а потому имеешь на нее не меньше прав, чем любой другой.
Но Этельстану нужно, чтобы мы стали энглийцами. Норманн старательно выговаривал незнакомое слово. И хочет, чтобы все энглийцы были христианами.
Если он желает проглотить Нортумбрию, то придется вместе с мясом съесть и хрящи, заявил я сердито. Половина Камбрии населена язычниками! Он хочет обратить их во врагов?
Эгил пожал плечами:
Выходит, король просто помочится на нас и мы поедем домой?
Если это его удовлетворит, то да. Я надеялся, что так и случится, хотя на самом деле ожидал яростной схватки за Беббанбург.
Ближе к вечеру, когда дорога спустилась в широкую, хорошо орошенную долину, мы заметили на юге дым. Не высокий темный столб, говорящий о сожженной усадьбе, а похожую на туман завесу, окутавшую плодородные поля в речной пойме. Это знак большого скопления людей, поэтому мы повернули коней к югу и на следующий день прибыли в Бургем.
Народ обживал это место издавна древние люди, составлявшие причудливые круги из больших валунов. При виде подобных кругов я касаюсь молота. Боги посещают эти края, вот только какие боги? Иные, чем мои, и гораздо древнее пригвожденного христианского Бога. Христиане, с кем мне доводилось беседовать, утверждают, что эти места дурные. Дьявольские капища, называют они их. Однако Этельстан выбрал одно из таких мест для собрания.
Круги располагались к югу от реки. Я видел два, хотя позже обнаружил поблизости от них третий. Самый большой лежал на западе, и именно там реяли флаги Этельстана: посреди сотен воинов, сотен шатров, сотен грубых шалашей, крытых дерном. Вокруг них горели костры и стояли на привязи кони. Знамен оказалось много. Некоторые были треугольные и принадлежали норманнским ярлам, находились они в южной стороне, у другой речки, воды которой быстро бежали по мелкому каменистому руслу. Ближе к большому кругу развевались флаги, в основном знакомые мне. То были штандарты Уэссекса: кресты и святые, драконы и вздыбленные кони, черный олень Дефнаскира, скрещенные мечи и бычья голова Кента. Все из них мне приходилось видеть в бою иногда на моей стороне «стены щитов», иногда на противоположной. Присутствовал тут и прыгающий олень Этельхельма, хотя этот род уже не числился среди моих врагов. К друзьям я его причислить бы поостерегся, но давняя распря пресеклась со смертью Этельхельма Младшего. Среди западносаксонских знамен нашлось место стягам Мерсии и Восточной Англии все их владельцы признавали теперь короля Уэссекса своим верховным правителем. Таково было саксонское войско, пришедшее на север, и, судя по числу знамен, Этельстан привел в Бургем где-то с тысячу воинов.
Круги располагались к югу от реки. Я видел два, хотя позже обнаружил поблизости от них третий. Самый большой лежал на западе, и именно там реяли флаги Этельстана: посреди сотен воинов, сотен шатров, сотен грубых шалашей, крытых дерном. Вокруг них горели костры и стояли на привязи кони. Знамен оказалось много. Некоторые были треугольные и принадлежали норманнским ярлам, находились они в южной стороне, у другой речки, воды которой быстро бежали по мелкому каменистому руслу. Ближе к большому кругу развевались флаги, в основном знакомые мне. То были штандарты Уэссекса: кресты и святые, драконы и вздыбленные кони, черный олень Дефнаскира, скрещенные мечи и бычья голова Кента. Все из них мне приходилось видеть в бою иногда на моей стороне «стены щитов», иногда на противоположной. Присутствовал тут и прыгающий олень Этельхельма, хотя этот род уже не числился среди моих врагов. К друзьям я его причислить бы поостерегся, но давняя распря пресеклась со смертью Этельхельма Младшего. Среди западносаксонских знамен нашлось место стягам Мерсии и Восточной Англии все их владельцы признавали теперь короля Уэссекса своим верховным правителем. Таково было саксонское войско, пришедшее на север, и, судя по числу знамен, Этельстан привел в Бургем где-то с тысячу воинов.
К западу, над лагерем меньших размеров и особняком расположенным, реяли неведомые мне флаги. Но я разглядел среди них сжимающую крест красную руку, эмблему Домналла, и сделал вывод, что эти шатры и землянки принадлежат шотландцам. А вот южнее я, к своему удивлению, увидел, как колышется на ветру красный драконий стяг Хивела из Диведа. Ближе к нам, прямо за речным бродом, раскинулась дюжина шатров, осененных треугольным стягом Гутфрита со злобно ощерившимся вепрем. Значит, и Гутфрит здесь. Я заметил, что его небольшой лагерь охраняют воины с эмблемой Этельстана в виде сжимающего молнию дракона на окованных железом щитах. Такая же красовалась на флаге Этельстана на высоченном древке из ствола сосны у входа в самый большой каменный круг, а рядом с ним на шесте почти такой же высоты развевался бледный штандарт с крестом цвета запекшейся крови.
А это чье знамя? спросил Финан, указав на него.
Этельстана, наверное.
И Хивел тут! удивился ирландец. Я думал, что он в Риме.
Уже вернулся, предположил я. Или только собирается. Кто скажет? Так или иначе, валлийцы здесь.
А где наше знамя?
В Беббанбурге, был мой ответ. Я про него забыл.
А у меня два своих есть, довольным тоном заявил Эгил.
Тогда разверни одно. Мне хотелось, чтобы Этельстан увидел, как треугольный флаг с темным орлом, принадлежащий норманнскому вождю, прибывает в его лагерь.
Мы переправились через брод. Здесь нас встретили западные саксы, охраняющие шатры Гутфрита.
Ты кто такой? Мрачного вида воин вскинул руку, приказывая остановиться.
Эгил Скаллагримрсон.
Я намеренно попросил Эгила возглавить отряд на переправе. По бокам у него ехали воины-норманны, а я и Финан держались позади. Мы остановились еще в реке, вода журчала, доходя коням до бабок.
И куда едешь? резко осведомился мрачный.
Куда хочу, ответил Эгил. Это моя страна.
Он хорошо говорил по-энглийски, нахватавшись от девиц-саксонок, так и прыгавших к нему на ложе, но теперь намеренно коверкал слова, как если бы едва их знал.
Сюда можно только приглашенным. А ты, сдается мне, не входишь в их число.
На подмогу к мрачному подоспели с десяток западносаксонских копейщиков со щитами Этельстана. Кое-кто из людей Гутфрита расположился позади в надежде поглазеть на казавшуюся неизбежной стычку, а все новые уэссекцы спешили на подмогу к своим.
Я иду туда. Эгил указал на юг.
Ты развернешься и отправишься туда, откуда пришел, посоветовал мрачнолицый. Вы все и до самого конца: назад, в вашу проклятую страну за морем.
Маленький отряд разрастался в числе с каждой минутой, и по мере того, как весть распространялась со скоростью пожара, из лагеря прибывало все больше саксов, пополняя его ряды.
Разворачивайтесь, проговорил мрачный медленно и с угрозой, как если бы обращался к упрямому мальчишке. И проваливайте отсюда.
Нет, сказал я и втиснул своего скакуна в зазор между Эгилом и его знаменосцем.
Дед, а ты кто такой? с вызовом спросил сакс, перехватывая копье.
Убей старого придурка! заорал один из людей Гутфрита.
Убей старого придурка! заорал один из людей Гутфрита.
Его товарищи принялись издеваться надо мной, приободренные, видимо, присутствием стражников Этельстана. Крикуном оказался парнишка с длинными светлыми волосами, собранными в толстый хвост. Он протолкался между западными саксами и задиристо посмотрел на меня.
Я тебя вызываю, заявил юнец.
Всегда найдется глупец, жаждущий репутации, а убить меня короткий путь к воинской славе. Парень наверняка был хорошим бойцом: крепкий на вид, явно не обделен отвагой, с добытыми в бою браслетами на предплечьях. Он жаждал добыть громкое имя ценой моего убийства. Более того, на него давили сотоварищи, кричавшие мне слезать с коня и сражаться.
Кто ты такой? спросил я.
Меня зовут Колфинн, сын Хэфнира, ответил молодой человек. Я служу Гутфриту Нортумбрийскому.
По моей догадке, он был с Гутфритом, когда я преградил им путь бегства в Шотландию, и теперь Колфинн Хэфнирсон мечтал отомстить за унижение. Он бросил мне вызов, и обычай обязывал меня этот вызов принять.
Колфинн, сын Хэфнира, повторил я. Я не слышал про тебя, а между тем знаю всех воинов в Британии, заслуживших славу. Чего я не знаю, так это зачем мне утруждаться и убивать тебя. Колфинн, сын Хэфнира, в чем причина твоей обиды? Из-за чего наша ссора?
На удар сердца вид у парня стал растерянный. У него было открытое лицо с добротно свернутым набок носом, а золотые и серебряные браслеты на руках говорили о том, что молодой воин пережил немало схваток и одержал в них победу. Вот только чего при нем не было, так это меча, как и любого другого оружия. Здесь лишь у западных саксов под началом мрачнолицего имелись мечи и копья.
Ну так как? строго спросил я. Из-за чего наша ссора?
Ты не должен заговорил было угрюмый сакс, но я оборвал его, вскинув руку.
Из-за чего наша ссора, Колфинн, сын Хэфнира? снова потребовал я.
Ты враг моего короля, выкрикнул он.
Враг твоего короля? Да в таком случае тебе придется сражаться с половиной Британии!
Ты трус! бросил он мне и шагнул вперед, но остановился, когда Эгил тронул своего скакуна и обнажил меч, носивший имя Аддер. Эгил улыбался. Шумная толпа за спиной у Колфинна попритихла, и это меня не удивило. В улыбающемся норманне с мечом есть что-то, от чего у большинства воинов бегут мурашки по коже.