Интерлюдия IV
1
К третьему прыжку на пути из Солнечной системы весь экипаж погрузился в криосон кроме Фалькони, Хва-Йунг и, конечно же, Киры. Даже Итари впало в спячку, завернувшись в кокон. Ему отвели трюм по правому борту Фалькони больше не считал необходимым держать инопланетянина под стражей в шлюзе.
Пока они ждали в межзвездном пространстве, чтобы «Рогатка» охладилась перед затяжным прыжком, Кира сходила на камбуз и быстро расправилась с тремя подогретыми пайками, четырьмя стаканами воды и целым пакетом берилловых орехов в карамели. Не слишком-то приятно есть в условиях невесомости, но после подвигов на «Орстеде» ее терзал неутолимый голод.
Но даже за едой она думала о Грегоровиче. Разум корабля был отключен от компьютерной системы «Рогатки», заперт в своем похожем на гробницу контейнере. Эта мысль тревожила Киру по нескольким причинам, но главным образом потому, что она легко могла вообразить себя на месте Грегоровича. Кира знала, каково оставаться одному в темноте на борту «Валькирии» она слишком близко познакомилась с одиночеством, и боялась, что это плохо кончится. Одиночество, изоляция этого она бы худшему врагу не пожелала. Жутям и то не пожелала бы. Куда лучше просто умереть.
И потом хотя Кира не сразу это признала, Грегорович стал ее другом. Настолько, насколько возможна дружба между ней и разумом корабля. Разговоры с ним во время сверхсветового перелета подбадривали Киру, и ее огорчала та беда, которую навлек на себя Грегорович.
Вернувшись в рубку, она похлопала Фалькони по руке, чтобы привлечь его внимание, и спросила:
Как ты собираешься поступить с Грегоровичем?
Фалькони вздохнул, из его глаз исчез отраженный свет дополненной реальности.
Что я могу сделать? Я пытался поговорить с ним. Но он несет чушь. Он потер виски. Сейчас у меня остается лишь один выход: сунуть его в крио.
И что дальше? Вечно держать его во льду?
Может, и так, сказал Фалькони. Вряд ли я смогу снова ему доверять.
А если
Он остановил ее выразительным взглядом.
Знаешь, как поступают с корабельным разумом, когда он не подчиняется приказу разве что найдутся смягчающие обстоятельства?
Увольняют.
Вот именно. Фалькони вскинул голову. Разум выдирают из корабля, отбирают лицензию летать. Вот так вот. Даже на гражданских судах. И знаешь почему?
Кира сжала губы, заранее предвидя ответ на риторический вопрос.
Потому что он становится слишком опасен.
Кира сжала губы, заранее предвидя ответ на риторический вопрос.
Потому что он становится слишком опасен.
Фалькони очертил пальцем круг, обозначив и рубку, и корабль за ее пределами.
Любое космическое судно, даже маленькое, как «Рогатка», по сути летающая бомба. Когда-нибудь задумывалась, что произойдет, если кто-то ну, например, свихнувшийся корабельный разум устроит столкновение грузового судна или крейсера с планетой?
Кира передернулась, вспомнив инцидент на Орлоге, одной из лун своей родной системы. Кратер до сих пор видно с Вейланда невооруженным взглядом.
Ничего хорошего.
Ничего хорошего.
И при всем том ты все это время держал Грегоровича на борту? Кира с любопытством глянула на капитана. Ведь это, похоже, было чертовски рискованно.
Да, было рискованно. Было и есть. Но Грегоровичу нужен был дом, и я решил, мы пригодимся друг другу. До сих пор он не давал мне повода думать, что представляет угрозу для нас или для «Рогатки». Фалькони провел пальцами по волосам. Черт! Теперь и не знаю.
Можно ли ограничить доступ Грегоровича только переговорным устройством и сверхсветовой навигацией?
Не получится. Стоит разуму подключиться к одной из систем, остальные от него уже никак не закроешь. Корабельный разум слишком хитер и настолько интегрирован с компьютерами все равно что угря голыми руками ловить: рано или поздно вывернется.
Кира потерла руки, размышляя. Все это скверно.
Помимо тревоги за Грегоровича ее не радовала и перспектива лететь на вражескую территорию без такого штурмана.
Можно я поговорю с ним? Она указала на потолок.
Он теперь скорее тут, Фалькони ткнул пальцем в стол с монитором. Но зачем? То есть бога ради, но я не понимаю, какую пользу это может принести.
Может, и никакой, но я за него переживаю Вдруг мне удастся его успокоить? Мы с ним довольно много общались во время сверхсветовых перелетов.
Фалькони пожал плечами:
Попытайся, но я все равно не вижу в этом никакого прока. С Грегоровичем что-то неладно, и всерьез.
Почему ты так думаешь? спросила Кира. Ей стало еще тревожнее.
Фалькони почесал подбородок:
Просто он совсем странный, то есть он всегда был с особенностями, но тут что-то похуже. Как будто он по-настоящему сошел с ума. Фалькони покачал головой. Честно говоря, успокоится Грегорович или нет, я не верну ему контроль над кораблем, пока он не сумеет меня убедить, что такое не повторится. И пока я не понимаю, как он мог бы меня в этом убедить. Некоторые поступки не отыграешь назад.
Кира поглядела прямо в глаза капитану:
Ошибки совершают все, Сальво.
И все за них расплачиваются.
Да. И нам, скорее всего, понадобится помощь Грегоровича, когда мы доберемся до медуз. Морвен молодчина, но она всего лишь искусственный интеллект. Если нарвемся на неприятности, особой помощи от нее не будет.
Это верно.
Кира положила руку на плечо Фалькони:
К тому же ты сам говорил: Грегорович один из нас, в точности как Триг. И ты так легко спишешь его?
Фалькони уставился на нее, желваки у него на скулах ходили ходуном. Наконец он смягчился:
Ладно. Поговори с ним. Попробуй вбить толику здравого смысла в эту глыбу цемента, которая ему заменяет мозг. Найди Хва-Йунг, она тебе покажет, куда идти и что делать.
Спасибо.
Хм. Главное, проследи, чтобы Грегорович не получил доступа к мейнфрейму.
На том Кира простилась с капитаном и отправилась искать Хва-Йунг. Механика она обнаружила в машинном зале. Услышав, зачем она пришла, Хва-Йунг, кажется, не удивилась.
Сюда, сказала она и повела Киру обратно в сторону рубки.
Коридоры «Рогатки» были темные, холодные, пугающе тихие. Там, где дул охлажденный воздух, собирались бусины конденсата, тени обеих женщин текли и корчились на палубе, как мучимые души.
На палубе под рубкой, ближе к центру корабля, обнаружилась запертая дверь, мимо которой Кира не раз проходила, не обращая особого внимания. Снаружи это казалось кладовкой или серверной.
В некотором смысле это и была серверная.
Хва-Йунг открыла дверь, и в метре за ней оказалась вторая.
Мини-шлюз, на случай если корабль разгерметизируется, сказала она.
Ясно.
Откатилась вторая дверь. За ней маленькое, душное помещение, вращаются пропеллеры вентиляторов, мерцают, будто новогодние гирлянды, индикаторы сетевых коммутаторов и модемов. В центре помещения нейросаркофаг, огромный, тяжелый. Это металлическое сооружение в длину и ширину дважды превышало размеры кровати Киры, а в высоту доходило ей до груди. Мрачная глыба словно предупреждала каждого, кто приблизится: «Тронь меня пожалеешь». Заклепки саркофага были темными, почти черными, а с одной стороны был вмонтирован голографический экран, и там же светились ряды зеленых полосок, обозначающих уровень различных газов и жидкостей.
Хотя Кире доводилось видеть нейросаркофаги в играх и видеоклипах, вживую она никогда не оказывалась рядом с ними. Она знала, что устройство подключено к электросети и системе водоснабжения «Рогатки», но, если бы его отсоединили, Грегорович смог бы прожить внутри еще месяцы, а то и годы в зависимости от мощности внутреннего источника энергии. Саркофаг служил разуму и искусственным черепом, и искусственным телом, он строился так надежно, что выдерживал перепады скорости и давления, от которых разрушалось большинство кораблей. Прочность нейросаркофагов вошла в поговорку. Нередко лишь заключенный внутри разум выдерживал полную гибель корабля.
Как странно, что внутри глыбы из металла и сапфира скрыт мозг и не простой мозг. Мозг корабельного разума намного больше человеческого, он простирается во все стороны, серое вещество съежившимися мотыльковыми крыльями окружает ядро грецкого ореха то, что было изначально вместилищем сознания, ныне разросшегося до гигантских пропорций. Даже при мысли об этом Кире стало не по себе невольно и бронированный саркофаг представлялся живым. Живым и подсматривающим за ней, хотя она и знала, что Хва-Йунг отключила сенсоры Грегоровича.
Механик выудила из кармана пару наушников с проводами и вручила ей.
Подключайся здесь. Во время разговора наушники не снимай: если он сможет передавать звук вовне, то сможет влезть обратно в систему.
Неужели? усомнилась Кира.
Ужели. Любая форма связи для этого сойдет.
Кира нащупала разъем в боку саркофага, воткнула наушники и, не зная чего ожидать в ответ, окликнула:
Привет!
Механик фыркнула:
Включи!
Хва-Йунг нажала выключатель рядом с разъемом, и Киру оглушил неистовый вой. Она дернулась, попыталась приглушить звук. Вой перешел в лавину неразборчивого бормотания, слов без пробелов между ними. Поток сознания, все мысли, проносившиеся в уме Грегоровича, выплескивались разом. В его бормотании присутствовало несколько слоев: толпа клонов пререкалась сама с собой, ни один язык не мог бы поспеть за беспощадным, молниеносным темпом этих мыслей.
Подожду снаружи, одними губами предупредила Хва-Йунг и вышла.
Привет? повторила Кира, недоумевая, во что же она вляпалась.
Бормотание не умолкало, но отступило на второй план, и один голос знакомый ей откликнулся:
Привет? Привет, моя прелесть, голубка моя, рэгтайм-девочка. Пришла поиздеваться надо мной, мисс Наварес? Ткнуть пальцем в мое несчастье, разъять его, насмехаться? Пришла
Что? Нет, конечно же, нет.
Смех отдавался в ее ушах, пронзительный, как звон бьющегося стекла, от него мурашки бежали по коже. Синтетический голос Грегоровича звучал странно, в нем появилась дрожь, гласные были смазаны, а громкость то и дело нарастала и спадала, порой звук вовсе прерывался. Словно радиопередача при слабой связи.
Так зачем? Облегчить свою совесть? Это твоих рук дело, о Психотически Запуганный мешок с костями. Твое решение, твоя ответственность. Эта темница создана твоими руками и все вокруг
Это ты попытался угнать «Рогатку», не я, напомнила Кира. Судя по всему, не перебей она корабельный разум, сам он никогда бы не заткнулся. Но я не спорить сюда пришла.
А-ха-ха! Так зачем? Но я повторяюсь, ты слишком медленная, слишком медленная, твой разум как болото, твой язык как тусклый свинец, твой