Ты всегда так хорошо одеваешься, Декстер. Лагуэрта смотрит на меня, широко и глуповато улыбаясь, не замечая, что вот-вот врежется в автоцистерну.
Вовремя спохватывается, одним пальцем поворачивает руль, обгоняет цистерну и поворачивает на запад в сторону автострады 595.
Я подумал о том, что всегда ношу красивую одежду. Ну да, конечно. Горжусь, что я лучше всех одетый монстр в округе Майами-Дейд. Да, конечно, он почикал милого мистера Дуарте, но как он хорошо одевается!.. Подходящая одежда для каждого случая. А кстати, что положено надевать к утреннему обезглавливанию? Естественно, рубашку для боулинга однодневной свежести и слаксы. Я выгляжу á la mode. Однако, за исключением второпях выбранного этим утром костюма, я все-таки осторожен. Один из уроков Гарри: оставайся аккуратным, одевайся хорошо, избегай внимания.
Но с чего вдруг политически ориентированная дама-полицейский из убойного отдела стала что-то замечать и обращать внимание? Это ведь не
Неужели? Меня осенило. Что-то в странной улыбке, промелькнувшей на ее лице, подсказало ответ. Нелепо, конечно, но что еще это может быть? Лагуэрта не ищет возможности поймать меня врасплох и не собирается больше задавать проницательные вопросы о том, что я видел. И на самом деле ей совершенно наплевать на мою компетенцию в области хоккея.
Лагуэрта ведет себя так не из служебных соображений. Я ей нравлюсь.
Ну вот, я еще не пришел в себя после жуткого шока от своего чудного, воровато-слюнявого нападения на Риту и теперь это? Я нравлюсь детективу Лагуэрте? Неужели террористы что-то подлили в водозабор Майами? Я выделяю какой-то странный феромон? Или женщины Майами вдруг осознали, насколько безнадежны все мужики, и я стал привлекательным по умолчанию?
Конечно, я могу ошибаться. Я набросился на эту мысль, как барракуда на блестящую серебристую блесну. В конце концов, насколько эгоистично полагать, что такая отполированная, искушенная и ориентированная на карьеру дама, как Лагуэрта, может проявить какой-то интерес ко мне? Может быть, вероятнее, что что
Что «что»? Как бы неудачно все ни складывалось, в этом есть определенная доля смысла. Мы занимаемся одной и той же работой, и поэтому, как гласит традиционная полицейская мудрость, будет легче понимать и прощать друг друга. Наши отношения помогли бы ей переживать дежурства и постоянные стрессы. Не хочу хвалиться, но я достаточно презентабелен; как говорят местные, у меня всегда хорошо убрано. Уже несколько лет я выставляю перед ней свое обаяние. Конечно, это чисто политические фигли-мигли, но ей вовсе не обязательно знать. А я умею быть обаятельным, это одна из немногих тщеславных черт моего характера. Я старательно учился, долго практиковался, и когда я начинаю применять свои навыки на деле, никто не скажет, что я притворяюсь. Мне хорошо удается разбрасывать семена обаяния. Наверное, естественно, что со временем семена эти начинают давать всходы.
Однако таких всходов я не ожидал. Что теперь? Как-нибудь вечером она предложит тихо пообедать? Или несколько часов потного блаженства в мотеле «Касик»?
К счастью, мы подъехали к арене еще до того, как мной полностью завладела паника. Лагуэрта объехала здание вокруг, чтобы найти нужный подъезд. Это было нетрудно. У длинного ряда двойных дверей сгрудилось несколько полицейских автомобилей. Она втиснула свою большую машину между ними. Я быстро выпрыгнул из нее, пока Лагуэрта не успела положить мне руку на колено. Выйдя из машины, она мгновение смотрела на меня. Ее губы подергивались.
Я взгляну, сказал я и почти вбежал в здание.
Да, я спасался бегством от детектива Лагуэрты, но мне также очень не терпелось попасть внутрь. Увидеть, что натворил мой игривый друг, оказаться рядом с его произведением, почувствовать запах чуда.
Из помещения неслось эхо организованного бедлама, типичного для любого места, где совершено убийство. И все же мне казалось, что в воздухе присутствует особая наэлектризованность, слегка приглушенное ощущение возбуждения и напряженности, которых не найти на месте обычного убийства. Такое чувство, что здесь все как-то иначе, может произойти нечто новое и прекрасное, потому что сегодня мы здесь, на острие ножа. А может быть, я все это и надумал себе.
Группа людей столпилась вокруг ближайших ворот. На некоторых форма Броуарда. Скрестив руки на груди, они наблюдали, как капитан Мэттьюс спорит о юрисдикции с человеком в дорогом костюме, явно сшитом на заказ. Подойдя ближе, я узнал Эйнджела-не-родственника в необычной для него позе: он стоял над лысеющим человеком, который, опустившись на колено, разглядывал кучку аккуратно упакованных пакетов.
Я остановился у борта и стал смотреть сквозь защитное оргстекло. Вот оно, всего в десяти футах. Само совершенство на фоне холодной чистоты хоккейной площадки, тщательно обработанной ледяной машиной «замбони». Любой ювелир вам скажет, насколько важно найти нужную оправу, а это это было сногсшибательно. Абсолютное совершенство. Я почувствовал легкое головокружение, сомневаясь, выдержит ли бортик мой вес, будто я мог просто пройти сквозь твердое дерево, как сквозь туман.
Даже из-за борта было видно. Он не торопился, он сделал все четко, несмотря на предупредительный звоночек всего несколькими минутами раньше там, на дамбе. Или он каким-то образом знал, что я не собираюсь вредить ему?
Даже из-за борта было видно. Он не торопился, он сделал все четко, несмотря на предупредительный звоночек всего несколькими минутами раньше там, на дамбе. Или он каким-то образом знал, что я не собираюсь вредить ему?
А коль скоро именно я вынес это на всеобщее обозрение, действительно ли я не имел в виду навредить? Или собирался проследить за ним до его берлоги, а потом в нужный момент все выложить, дрожа от желания помочь карьере Деборы? Конечно, я думал, что именно этим и занимаюсь, но хватило бы у меня сил решиться на такое, если бы все разворачивалось так же интересно? И вот мы на хоккейной арене, где в созерцании я провел столько приятных часов. Разве это еще раз не доказывает, что наш художник извините, конечно, я имел в виду «убийца» движется параллельно со мной? Только взгляните на прекрасную работу, которую он здесь представил.
А голова это ключ. Определенно она является слишком важным элементом его работы, чтобы просто так где-то его оставить. Зачем он бросил ее мне? Чтобы напугать, вызвать припадок страха, ужаса и трепета? Или он знает, что мои чувства те же, что и у него? Чувствует связь между нами или просто захотел поиграть? Может быть, он дразнит меня? У него должны иметься очень веские причины, чтобы оставить мне такой трофей. А если уж я настолько ошеломлен, разве может он ничего не чувствовать?
Подошла Лагуэрта.
Ты так торопишься, сказала она с легким оттенком недовольства в голосе. Боишься, что она исчезнет? Лагуэрта кивнула на груду пакетов с частями тела.
Я знал, что где-то внутри у меня есть умный ответ, который заставит ее улыбнуться, чуть больше обаяет ее, смягчит мой неловкий побег из ее тисков. Но когда стоишь здесь, у бортика, глядя на части тела на льду, в сетке ворот, как говорится, в присутствии величия мудрость уходит. Мне удалось не заорать на нее, чтобы заткнулась, но я был очень близок к тому.
Я должен был увидеть, честно ответил я, а потом нашел в себе силы объяснить: Это же ворота нашей команды.
Лагуэрта игриво шлепнула меня по руке:
Ты ужасен!
К счастью, к нам подошел сержант Доакс, и у детектива не осталось времени на кошачье хихиканье, которое я бы уже не вынес. Как всегда, казалось, что Доакса больше всего интересует, как половчее схватить меня за ребра и выпотрошить, и он одарил меня настолько теплым и всепроникающим взглядом радушного хозяина, что я предпочел поскорее исчезнуть и оставить его детективу Лагуэрте. Он уставился мне вслед с таким выражением, будто думал, что я должен быть в чем-то виноват, и ему очень хочется обследовать мои внутренности, чтобы выяснить в чем. Уверен, он чувствовал бы себя счастливее там, где полиции время от времени разрешали бы ломать ребра и большие берцовые кости.
Я медленно шел вдоль бортика к ближайшему выходу на лед. И почти дошел до него, пока что-то довольно сильно не врезалось мне в область ребер.
Я развернулся, чтобы встретить своего обидчика достойным отпором и натянутой улыбкой.
Привет, дорогая сестра, сказал я. Как приятно увидеть лицо друга.
Ублюдок! прошипела она.
Вполне вероятно, согласился я. Но зачем выносить это на обсуждение именно сейчас?
Потому что ты жалкий сукин сын, ты знал, а мне даже не позвонил!
Знал? Я почти заикался. С чего ты решила
Хватит трепаться, Декстер! прорычала Дебора. Ты же не поехал в четыре утра к шлюхам! Ты знал, где он, черт возьми!
Ясно. Я так завяз в собственных проблемах, начиная от сна, который фактически оказался пророческим, потом это кошмарное общение с Лагуэртой, а Дебора у меня просто вылетела из головы. Я не поделился с ней. Конечно, она разозлилась.
Я не знал, Деб, пытался я оправдаться и хоть чуть-чуть успокоить ее. Ничего определенного. Предчувствие, что ли. Просто пришло в голову, и все. Правда, ничего определенного
Кроме того, что ты определенно нашел его! прорычала она, снова ткнув меня в бок.
На самом деле все не совсем так. Скорее он нашел меня.
Хватит умничать! (Мне ничего не осталось, кроме как развести руками, настолько невыносимой бывает иногда Деб.) Ты же обещал, черт тебя возьми!
Что-то я не припоминаю никаких обещаний, в которые включался бы ночной звонок с пересказом кошмарного сна, однако из дипломатических соображений об этом не стоило говорить, посему я оставил утверждение без комментариев.
Извини, Деб, сказал я. Я просто не мог подумать, что из этого что-нибудь получится. Просто предчувствие, что ли
Естественно, у меня и в мыслях не было попытаться объяснять это через парапсихологию даже такому близкому человеку, как Деб. Да мне этого и не хотелось. В голову пришло совсем другое.
Ты лучше мне помоги. Что сказать, если они решат спросить, зачем это я катался там на машине в четыре утра?
А Лагуэрта уже опрашивала тебя?
Всесторонне и исчерпывающе. Меня даже передернуло.
На лице Деб появилось раздраженное выражение.