Если бы это был я
Например: «Если бы это был я, что бы я хотел сказать этим зеркалом?» или «Если бы это был я, что бы я сделал с фургоном?».
Конечно, это могло бы показаться завистью, что плохо для души, но поскольку души у меня нет, значит нет и проблемы. Если бы это был я, то бросил бы фургон в укромном месте неподалеку от арены. Потом очень быстро убрался бы оттуда на припрятанном где-нибудь рядом автомобиле? На угнанном? Зависит от обстоятельств. Если бы это был я, оставить части тела на арене было запланировано заранее или так вышло в результате гонки по дамбе?
Нелогично. Он не мог предугадать, что кто-то погонится за ним в сторону Норт-Бей-Виллиджа, разве не так? Но почему тогда у него была готовая для броска голова? И почему все остальное он отвез на арену? Странный выбор. Да, там полно льда, а холод это хорошо. Вот только огромное гулкое пространство совершенно не подходит для такого рода интимных моментов если бы это был я. Арена ужасная, настежь открытая опустошенность, не может быть проводником настоящего творчества. Забавно побывать, но не здесь студия настоящего художника. Свалка, а не рабочее место. Просто не соответствует ощущениям.
Конечно, если бы это был я.
Итак, арена смелый бросок на неизведанную территорию. Такой ход должен разозлить полицию и, скорее всего, направить ее в ложном направлении. Если там, само собой, еще понимают, что такое ложное направление, в чем я все больше сомневаюсь.
И чтобы покончить с зеркалом: если я прав насчет причин выбора арены, тогда зеркало дополнительный атрибут, отражающий эти причины. Оно может служить связующим звеном, комментарием ко всему, что произошло, включая оставленную отдельно голову. Заявлением, объединяющим все нити, связывающим их в аккуратные узлы, подобно фрагментам тела в пластиковых мешках.
И чтобы покончить с зеркалом: если я прав насчет причин выбора арены, тогда зеркало дополнительный атрибут, отражающий эти причины. Оно может служить связующим звеном, комментарием ко всему, что произошло, включая оставленную отдельно голову. Заявлением, объединяющим все нити, связывающим их в аккуратные узлы, подобно фрагментам тела в пластиковых мешках.
Заявлением, элегантно подчеркивающим основную работу. Итак, как бы звучало заявление, если бы это был я?
Я тебя вижу.
Ну хорошо. Конечно, именно так. Я тебя вижу. Я знаю, что ты идешь за мной, и я слежу за тобой. Только я намного впереди, контролирую твой курс, устанавливаю скорость и наблюдаю, как ты следишь за мной. Я тебя вижу. Я знаю, кто ты такой, где ты, а все, что ты знаешь обо мне, это то, что я наблюдаю за тобой.
Я вижу тебя.
Звучит логично. Только почему же мне не становится легче?
Дальше, что из этого я могу рассказать дорогой моей бедняжке Деборе? Дело принимает слишком личный оборот, приходится напрягаться, чтобы не забыть, что в нем существует еще и публичная сторона, и сторона эта важна для моей сестры и ее карьеры. Если у меня достаточно ума, чтобы слышать и реагировать, я не скажу ни ей, ни кому бы то ни было, что, по-моему, убийца пытается мне объяснить. А остальное? Должен ли я что-нибудь рассказать ей и хочу ли?
Все, перебор. Нужно поспать, иначе всего этого не рассортировать.
Я чуть не плакал, когда забрался в постель. Не стал сопротивляться сну, который наступил мгновенно, и провалился в темноту. Проспал почти два с половиной часа, пока меня не разбудил телефонный звонок.
Это я, сказал голос на другом конце.
Конечно ты.
И это, конечно, была Дебора.
Я нашла рефрижератор.
Что ж, поздравляю, Деб. Очень хорошая новость. (На другом конце провода наступила долгая тишина.) Деб? произнес я наконец. Это ведь хорошая новость, правда?
Нет, ответила она.
Потребность во сне все еще ухала в моей голове, как выбивалка по циновке, хотя я и старался сконцентрироваться.
Э-э Дебора, что ты что случилось?
Я опознала ее. Абсолютно точно. Фотографии, части тела и все такое. И, как образцовый скаут, все рассказала этой сучке.
И она тебе не поверила? спросил я скептически.
Может быть, и поверила.
Я старался открыть глаза, но они упрямо закрывались, и я сдался.
Извини, Деб, кто-то из нас недоговаривает.
Я пыталась объяснить ей, очень тихим, усталым голосом произнесла Дебора, и у меня возникло ужасное чувство, как будто лодка тонет, а вычерпывать воду нечем. Я все ей рассказала. Я даже была вежливой.
Очень хорошо. И что же сказала она?
Ничего.
Совсем ничего?
Совсем ничего, повторила Деб. Кроме обычного спасибо, типа того, которое говоришь парню в отеле, который отгоняет твою машину на парковку. Потом она улыбается мне своей милой улыбочкой и отворачивается.
Ну ладно, Деб, неужели ты действительно ожидала, что она
А потом я узнаю, почему она так улыбается, продолжала Деб. Как будто я неумытая дурочка, а она наконец-то решила, где меня можно запереть.
О нет! Ты имеешь в виду, что тебя сняли с дела?
Мы все сняты с дела, Декстер. Она сказала это таким же, как и у меня, усталым голосом. Лагуэрта произвела арест.
На линии наступило еще более продолжительное молчание, и внезапно я понял, что голова совершенно перестала работать, но, по крайней мере, я полностью проснулся.
Что?
Лагуэрта кого-то арестовала. Какого-то парня, который работает на арене. Она задержала его и уверена, что убийца он.
Не может быть, сказал я, хотя понимал, что вполне может.
Ах ты, дурная сучка! Лагуэрта, конечно, а не Деб.
Точно, Декстер. Только не пытайся объяснить это детективу Лагуэрте. Она уверена, что взяла нужного парня.
Насколько уверена? спросил я.
Голова пошла кругом, меня даже затошнило, сам не понимаю почему.
Через час она дает пресс-конференцию, фыркнула Деб. Она уверена, что все очень хорошо.
Биение пульса в голове стало слишком громким. Лагуэрта произвела арест? Кто же это? Кого она могла зацепить? Неужели она и вправду способна игнорировать все улики, запах и манеру убийств? Арестовала кого-то? Не существует никого, кто бы творил то же, что этот убийца, и продолжает творить, и который позволил бы такой бородавке, как Лагуэрта, поймать себя. Могу на жизнь поспорить.
Нет, Дебора, сказал я. Нет. Невозможно. Она взяла не того парня.
Дебора рассмеялась смехом полицейского, которому все осточертело:
Да. Я это знаю. Ты знаешь. А она не знает. Хочешь, я тебя развеселю? Даже он не знает.
Тут уже я перестал понимать.
О ком ты говоришь, Деб? Кто не знает?
Она повторила свой жуткий смешок.
Парень, которого она арестовала. Вполне возможно, что он так же сбит с толку, как и Лагуэрта, Декс. Потому что он признался.
Что?
Он признался, Декстер. Этот ублюдок признался.
Глава 12
Его звали Дэрилл Эрл Макхейл, и был он из тех, которых мы любим называть дважды неудачниками. Двенадцать лет из последних двадцати он провел в качестве гостя штата Флорида. Любезному сержанту Доаксу удалось откопать его имя в списках персонала арены. При проверке компьютерной базы данных сотрудников, у которых зарегистрированы проявления жестокости или которые осуждались за уголовные преступления, фамилия Макхейла фигурировала дважды.
Дэрилл Эрл Макхейл был пьяницей и драчуном. Время от времени он по мелочи грабил заправочные станции. Макхейл мог продержаться на работе с минимальной зарплатой не больше одного-двух месяцев. А потом в один прекрасный вечер в пятницу он приговаривал несколько упаковок пива и решал, что он Гнев Господень. Садился за руль и катался, пока не находил заправочную станцию, которая приводила его в бешенство. Размахивая оружием, он врывался внутрь, забирал деньги и уезжал. После этого тратил весь свой увесистый улов из восьмидесяти-девяноста долларов на покупку еще нескольких упаковок пива, пока не начинал чувствовать, что просто обязан кого-нибудь поколотить. Дэрилл Эрл не был крупным человеком: тощий, ростом пять футов шесть дюймов. Поэтому, чтобы играть без риска, этим «кем-нибудь», как правило, оказывалась его жена.
Так оно и было, и, как ни странно, пару раз Макхейлу удавалось выйти сухим из воды. Потом однажды вечером он зашел слишком далеко, на целый месяц уложив жену в больницу. Она подала заявление, а так как у него уже была уголовная биография, ему пришлось поволноваться.
Макхейл по-прежнему пил, но его явно крепко припугнули в тюрьме Рейфорд, куда ненадолго поместили для выправления мозгов. Он получил работу уборщика на стадионе и, как ни странно, держался за нее. Насколько известно, он уже целую вечность не бил жену.
На долю нашего парня пришлось даже несколько мгновений славы, когда «Флорида пантерз» играли на Кубок Стэнли. В его обязанности входило выбегать на лед и убирать предметы, которые туда бросали фанаты. В тот год это стало его основной работой, так как всякий раз, когда «Пантерз» забивали гол, фанаты выбрасывали на лед три-четыре тысячи пластиковых крыс. Ему приходилось тащиться на лед и собирать их. Конечно, нудная работа. И вот однажды, вдохновленный несколькими глотками дешевого пойла, он поднял одну из таких пластиковых крыс и выдал нечто похожее на крысиный танец. Толпа это слопала и заорала «Еще!». И продолжала требовать всякий раз, когда Дэрилл Эрл выкатывался на лед. Дэрилл Эрл исполнял этот танец до конца сезона.
Сегодня пластиковых крыс запретили. Даже если бы их наличие требовалось по федеральному законодательству, никто не стал бы их швырять на лед. «Пантерз» не забили ни одного гола с тех пор, как в Майами был честный мэр, то есть с прошлого века. Но Макхейл все еще показывался время от времени на играх, надеясь, что его последний тустеп попадет в телекамеру.
На пресс-конференции Лагуэрта отлично сыграла свою роль. В ее изложении дело звучало так, что воспоминания о том крошечном миге славы и привели Дэрилла Эрла на грань убийства. И конечно, учитывая пьянство и жестокое обращение с женщинами, он оказался превосходным подозреваемым в серии нелепых и жестоких убийств. Проститутки Майами могут спать спокойно: убийства прекратились. Под непреодолимым давлением глубокого и безжалостного следствия Дэрилл Эрл признался. Дело закрыто. Возвращайтесь к работе, девочки.
И пресса проглотила такую лажу. Думаю, на самом деле ее нельзя в этом винить. Лагуэрта проделала мастерскую работу, представив необходимое количество фактов, расцвеченных глянцевыми умозаключениями, в которых желаемое выдавалось за действительное. Такое убедит почти любого. Ну и конечно, чтобы стать репортером, не надо сдавать тест на IQ. Но даже при таких условиях я всегда надеюсь хотя бы на какой-нибудь проблеск. И всегда разочаровываюсь. Может быть, ребенком я видел слишком много черно-белых фильмов. Я все еще считаю, что циничный, испитый репортер из крупной городской ежедневной газеты должен задавать неудобные вопросы и вынуждать следствие на тщательное повторное изучение улик.