Все это привело к тому, что главным импульсом созидания, стал как раз импульс отрицания всего прежнего государства, форм управления, идеалов, культуры, морали, людей. Именно такие интеллектуальные основания привели к реальному разгулу негативизма и отрицательности в русской жизни, именно это легло в основу развязывания террора советской властью против своего народа.
Но революция революцией, собственно, само кардинальное революционное изменение социальной структуры русского общества и реальная борьба за приоритеты происходят в гражданскую войну. Удивительность с исторической точки зрения совершения русской революции (основной, большевистской) особенно характерна, если ее понимать и рассматривать на фоне уже имеющихся примеров революционных переворотов в предшествующей мировой истории. Но именно в гражданскую войну определяются все политические силы со своими представлениями о будущем России, ее устройстве, желании их защитить.
Это была именно что пролонгированная попытка (в период гражданской войны) самым кардинальным способом изменить все прежние формы взаимодействия людей как в социальной организации общества и формах собственности, так и в его государственном устройстве. А главным было другое переформатирование всех форм мировоззрения, связанных с государством и прежним обществом, и проведение работы по идеологическому обоснованию нового общества и нового государства.
Авантюрность и неподготовленность коммунистической власти чувствуется и видится с самых первых ее шагов. Это был в прямом смысле эксперимент на теле тысячелетней России. Естественным образом эта неготовность к конкретному государственному строительству, к отчетливости социальных целей, к запуску реальной экономики приводили к одному безусловному эффекту: террору и пролитию крови в ужасающих масштабах для ослабления населения с целью дальнейшего управления им.
Но неэффективность и главное историческая бесперспективность возникшего ужасающего разрыва между теоретической доктриной и необходимостью практически управлять жизнедеятельностью огромного государства, приводят достаточно быстро новую власть к железной логике воссоздания значительной части правил существования прежней империи, но только уже на новых идеологических началах.
Вся история России XX века, о которой мы будем говорить в данном разделе книги, носит крайне противоречивый характер. Не существует никакого однозначного ответа на проблемы и вопросы, какие появились вслед за декларацией победы советской власти, не было ясности, как в целом относятся народные массы к кардинальным преобразованиям и каковы, все же, исторические последствия данного исторического эксперимента, который был произведен большевиками в России.
Очевидно было, что Россия, упиваясь своей культурной исключительностью XIX века, опоздала с социальными преобразованиями, с включением страны в новые технологические условия развития. Причина во многом заключалась в архаичности социального устройства деградация дворянства, в том числе и в виде высшей администрации, неудовлетворенность крестьян произошедшей реформой 1861 года, малочисленностью того класса, что на Западе назывался пролетариат, и наличие очень слабого и тонкого слоя русской буржуазии, который, к тому же, имел специфические формы буржуазности (купечество).
Вся история России XX века, о которой мы будем говорить в данном разделе книги, носит крайне противоречивый характер. Не существует никакого однозначного ответа на проблемы и вопросы, какие появились вслед за декларацией победы советской власти, не было ясности, как в целом относятся народные массы к кардинальным преобразованиям и каковы, все же, исторические последствия данного исторического эксперимента, который был произведен большевиками в России.
Очевидно было, что Россия, упиваясь своей культурной исключительностью XIX века, опоздала с социальными преобразованиями, с включением страны в новые технологические условия развития. Причина во многом заключалась в архаичности социального устройства деградация дворянства, в том числе и в виде высшей администрации, неудовлетворенность крестьян произошедшей реформой 1861 года, малочисленностью того класса, что на Западе назывался пролетариат, и наличие очень слабого и тонкого слоя русской буржуазии, который, к тому же, имел специфические формы буржуазности (купечество).
По большому счету революция 1917 года в России была революцией крестьянской. И не только по причине, что основная масса населения занималась сельским хозяйством, и экономика страны во многом зависела от крестьянина, но главным образом, что цивилизация, созданная в России на протяжении почти тысячи лет, была крестьянской по существу.
Архитектура устройства этой цивилизации, ее субъекты, повседневная культура, ментальность, устное народное творчество, миросозерцание основной массы населения были крестьянскими и по сути и по духу. Этот главный национальный эон (дух), так или иначе, но угнездился в творческом мире таких гениев, как Толстой и Достоевский, не сделав их крестьянами по существу, но защитниками основной части народа, базы самой жизни, как они считали, то есть крестьянства.
Указанная выше особенность русской революции, которая больше коррелируется с духовно-религиозными основами мировоззрения значительной части людей, очень похожа на то, что происходило в первые века укоренения христианства. Слабое, неподготовленное для реального существования в материальной жизни раннее христианство шло по пути утверждения иных ценностей и приоритетов. Открывая новые перспективы для человека в плане его духовности и личного бессмертия, оно, в итоге, взяло вверх и восторжествовало не только над другими концепциями, как-то: гедонизма, материального благополучия и пр., но успешно справилось с сопротивлением государственным структурам Римской империи.
Типологичность этих двух переворотов в истории человечества не может не обращать на себя внимания. Крестьянская (и темная во многом) масса населения России с недоверием относилась к абстрактным формулам народников, «ходоков в деревню», марксистов (вспомним, как русская деревня выталкивала из себя любой образованный элемент, который старался ее просветить, о чем также повествует русская литература). Смешно и говорить, что Россия, русский народ к 1917 году оказались пропитаны идеями социалистической революции.
Россия хотела и нуждалась в переменах, так как удивительным образом сказался на ее развитии страшный дефицит умных, прозорливых деятелей, которые или выбрасывались из административной машины, или были убиты (по существу, с согласия власти), как Столыпин. Административно Россия представляла из себя крайне неэффективный государственный аппарат управления. И конечно, повторим еще раз, первая мировая война была трагически «не вовремя» для русского государства, которое, так или иначе, рано или поздно, должно было произвести перестройку своих внутренних структур и экономических, и социальных.
Возвращаясь к аналогии между русскими революционерами и первыми христианами, стоит привести следующее замечание исследователя: «В сознании первых христиан и русских крестьян отразилось то, что в самой реальности еще не приняло окончательной формы, не связалось, но эта неоформившаяся тенденция заключает в себе могучую силу истины, которая будет формировать жизнь людей, ведя их к неведомому пока будущему Глубокое содержание формально более отсталых, консервативных слоев населения может быть в определенных условиях более прогрессивным, более истинным по сути» [3, 19].
Нигде так много, как в России (кроме Германии, наверно), не говорили о народе, его нуждах, его идеалах, его ментальности. Поразительно, но Толстой отрицает практически все свое творчество во имя небольшой части созданных им, как он считал, «настоящих» народных рассказов, написанных простым и понятным языком. К слову сказать, эти рассказы Толстого сыграли громадную роль в просвещении крестьянства, когда «Посредник», легендарное издательство, стал выпускать, после отказа писателя от прав собственности на ряд своих «народных» (но не только) произведений, копеечные книжечки, раскупаемые в громадном количестве простым народом на ярмарках и базарах. Основной массив этих книжечек состоял из пушкинских сказок и «народных» рассказов Толстого.
Нигде так много, как в России (кроме Германии, наверно), не говорили о народе, его нуждах, его идеалах, его ментальности. Поразительно, но Толстой отрицает практически все свое творчество во имя небольшой части созданных им, как он считал, «настоящих» народных рассказов, написанных простым и понятным языком. К слову сказать, эти рассказы Толстого сыграли громадную роль в просвещении крестьянства, когда «Посредник», легендарное издательство, стал выпускать, после отказа писателя от прав собственности на ряд своих «народных» (но не только) произведений, копеечные книжечки, раскупаемые в громадном количестве простым народом на ярмарках и базарах. Основной массив этих книжечек состоял из пушкинских сказок и «народных» рассказов Толстого.
А вот Достоевский, один из самых рафинированных писателей в интеллектуальном (и шире в духовном) отношении всей мировой литературы, считал основную массу своих героев недостойными одной лишь полумифологической фигуры его детства мужика Марея, которая стала для него олицетворением всего народа.
Таким образом понятно, обращаясь к лучшим образцам русской мысли, что русская революция кроме как крестьянской, другой быть не могла. Да и известные нам бунты и восстания на Руси и в России Болотников, Разин, Пугачев, конечно же, были крестьянскими и всегда апеллировали к двум идеям воле и собственности на землю. С другой стороны, крестьянство есть самый инертный и социально неподвижный класс, поэтому вовлечение его в революционные события глобального масштаба должны были быть вызваны причинами столь же глобального характера. Но в идеологии новой власти произошедшая революция была обозначена «рабоче-крестьянской» и далее в окончательном виде, как «пролетарская». Но это было ложью и искажением реального положения вещей.
Не случайно основной контингент «новых» управленцев, помимо тех, кто остался от старой машины управления государством, составляли в основном представители разночинцев (условно и с натяжкой можно сказать, что интеллигенты в первом поколении) и выходцы из черт оседлости, еврейская молодежь, увидевшая естественным образом мощную перспективу своей самореализации в государственном смысле. Не последним был для них и мотив мести в ответ на реально существовавшие ограничения и насилие над еврейским населением в царской России.