Никакой опоры на так называемый пролетариат не было и не могло быть российский рабочий не был к этому готов ни интеллектуально, ни с точки зрения его молодости как социальной прослойки российского общества. Он еще не выработал никаких первоначальных и примитивных форм самоорганизации и защиты своих прав в виде профсоюзов, создания условий для получения дополнительных образования и культуры. Русский пролетариат менее всех в Европе (из ведущих стран) был готов к управляющей роли в государстве. Он и идеологически не был готов к этому, так как у него не было практики борьбы за свои интересы: ему попросту не с кем было бороться, русская буржуазия была слаба, не организована политически и не имела политически определенной, внятной идеологии. Любопытно, что именно в России немалое количество буржуа поддерживали и морально и материально своих будущих могильщиков революционеров-марксистов. Это именно что русский парадокс в истории, когда экономически господствующий класс добровольно и нравственно-сочувственно готовит своего врага. Поразительно, но русский купец (буржуа) во многом считал свой образ жизни и накопление богатств нравственно ущербным, греховным (мощное влияние ментальных черт русской культуры). Как тут было не совершиться революции против собственности под руководством горстки революционеров, живущей к тому же на средства представителей класса буржуазии, тех, с кем им предстояло еще расправиться!
Доминантный аспект совершения революции в России и утверждение новых форм собственности, социальной жизни, идеалов, в конце концов, зиждился и на архаических представлениях и пожеланиях крестьянства. Но не в меньшей степени он основывался на потребности России (как особой цивилизации) в изменениях. Это был явно метафизический импульс, который, во-первых, исходил из постоянного нахождения России с самого начала петровских реформ в мировом потоке исторического бытия, а во-вторых, грозил, не будь никаких перемен в государстве, выпадением из истории. Конечно, этот последний момент не был отрефлектирован в менталитете русского крестьянина, но подспудно, интуитивно, он транспонировался через его ожидания новой жизни.
Поэтому прямой ответ на прямой вопрос а была ли неизбежна русская революция? заключается в следующем утверждении: безусловно, Да. У России не было больше времени для торможения в цивилизационном смысле.
Что было бы, если Россия смогла пойти по пути классической буржуазно-демократической революции? Проекция назад, в прошлое говорит о том, что не было реальной политической силы, которая могла бы возглавить и определить «нормальные» по европейским меркам формы этого процесса. Так что этот вариант также был «закрыт» для России.
Но была ли потребность в произведении революционных действий, особенно во время гражданской войны, в духовном смысле, внутренняя? Это центральный вопрос наших размышлений. По существу Россия была страной, в которой громадное количество ее населения было выключено не только из социальной жизни, но из культурной и цивилизационной (в широком смысле) также. Поговорим об этом поподробнее. В книге В. Г. Арсланова «Третий путь Андрея Платонова» этой стороне русской революции уделяется немало места.
Ссылаясь на малоизвестные работы гениального русского художника А. Пластова портреты крестьянских детей 3050-х годов, то есть уже периода победившей революции, он рассуждает о ярко видимой и проявленной на этих изображениях «жажде новой жизни», которая в целом открывалась в людях, особенно в молодом поколении, как нечто совершенно неизвестное прежней русской действительности. Он выразительно пишет: «Ужасы были, трагедия была, но потому и трагедия, а не мусорная яма, что на лицах этих деревенских детей мы видим ту же жажду знания и истины, что переполняла ифлийцев и которая, может быть, свойственна только людям, преисполненных великих сил созидательной жизни. Таково историческое завоевание России в ХХ в., и его Мих. Лифшиц (выдающийся мыслитель, учитель Арсланова, на идеи которого он во многом опирается, Е. К.) считал своим долгом защищать от клеветы и падения в бездонную пропасть, защищать хотя бы морально, если нельзя практически. Вот что вместе с Лифшицем и совершенно независимо от него понимал простой человек, на плечах которого все держалось. Благодаря Ивану Денисовичу и Василию Теркину удалось поднять, а не опустить планку духовной жизни в ХХ в. Несмотря на все ужасы, провалы и поражения» [3, 149].
Нельзя не согласиться с этими словами и главное с самим подходом к пониманию того, что русская революция, повлекшая за собой катастрофические последствия для содержания и многих практических сторон жизни народа и государства, в определенном смысле (культурно-цивилизационном прежде всего) была и спасением. Она пробудила к жизни такой объем пассионарной материи нации, какой до сих пор питает развитие России. Это происходило как раз за счет включения в состав жизни представителей самых низших слоев общества, которых прямо толкали в созидательность и творчество, образование и культуру, хотя их родители и предки не имели ни малейшего представления об этих сферах бытия. Это насильственное, по существу, вдвижение миллионов людей в иное пространство жизни и социальной действительности, на самом деле не имело прецедента в истории человечества. Это, как будто древнеегипетские рабы, строители пирамид и фараонских дворцов, были напрямую допущены к сокровищницам знаний жрецов и магов. Переворот во всей человеческой породе был произведен грандиозный. Он, кстати, во многом компенсировал прямое уничтожение, отъезд в эмиграцию огромного количества выдающихся русских талантов.
Если посмотреть на происхождение русских гениев в самолетостроении, в физике, математике, других науках и инженерии, в военной отрасли, в литературе и искусстве, в конце концов, то, за малым исключением, все они были представителями тех самых «униженных и оскорбленных» социальных низов, по которым плакала искренними слезами русская литература.
Этот рост, пробуждение пассионариев происходило из тех глубин русского народа, которые столетиями копили эту пассионарность в себе, не зная, что это такое и как этим воспользоваться. Никакая эволюционная линия развития социума не смогла бы таким варварским, но эффективным способом вспрыснуть в организм государства столько свежих мозгов, фантазии, творческого начала. Был прорублен напрямую доступ к потаенному миру русского народа, который чуяли и на который молились все русские гении, но никак не могли понять, как до него добраться и заставить работать. Русская революция, тем самым, начинала воспроизводить ту материю, какую Россия ранее даже не пыталась оформить и определить в качестве некой площадки, основы для дальнейшего развития этноса в целом, независимо от формы государственного устройства.
Все это и создает картину того подлинного, не приукрашенного никакими преувеличениями или преуменьшениями, трагизма русской революции, когда сотни тысяч людей посылались на смерть, в лагеря, но одновременно давались щедрой рукой нищему, голодному, но пробудившемуся народу перспективы жизни в ее практическом, а также метафизическом смыслах.
В. Арсланов замечает, что это «странное, невозможное просветление (так он обозначает прорыв к творчеству громадных масс людей из народа Е. К.) мы не имеем права выкинуть из истории России, истории человечества» [3, 152]. С этим нельзя не согласиться.
Практически замолченное и властями, и академическими институтами 100-летие русской революции говорит об очень многом. Мы еще не готовы как народ, как культура, осознать последствия революции во всем богатстве ее достижений, поражений и реальных противоречий. Некие прозвучавшие отговорки от тех, кто обязан был подумать о таком интеллектуальном действе, как осмысление и размышление над итогами (промежуточными, конечно) русской революции, смешны еще и по следующей причине. Русская революция 1917 года при всем изменившемся к ней отношении в настоящее время («Какую Россию мы потеряли?») окончательно ввела Россию в разряд подлинно мировых держав (цивилизаций), которые стали формировать именно что мировую повестку дня.
Если вообразить себе отсутствие советского периода в истории России, то из этого вовсе не следует, что сейчас в своем полуразрушенном состоянии Россия обладала бы ядерным оружием глобального толка. Это все советское наследие. Рассуждения о том, что все это было бы, сохранись Россия прежней конституционной монархией, парламентской республикой и пр. носят условный характер.
Утверждения ряда исследователей, что революция была исторической ошибкой, удавшейся авантюрой, переворотом, совершенным на деньги иностранного государства, что она нарушила естественные эволюционные законы развития России как государства, носят ничтожный характер. В своей совокупности они ясно свидетельствуют, что современная историческая мысль в целом (за исключением небольшого числа мыслителей, на которых мы ссылаемся в своей книге и чьи идеи с благодарностью приводим как правильные) боится откровенно и непредвзято взглянуть в лицо промежуточным итогам русской революции.
Именно что «промежуточным», поскольку такое глобальное событие как русская революция не только поменяло ход мировой истории самым радикальным (то есть очень быстрым) способом, но и изменила парадигму развития России. Этот второй аспект нам кажется значительно более существенным, чем первый.
В конце концов, развитие мировой цивилизации в ХХ веке, так или иначе, изменило бы политическую карту мира, произошел бы и антиколониальный слом, и появились бы многочисленные новые государства; русская революции была дополнительным катализатором этих процессов. Но вот что особенно важно: изменив вектор своей истории, Россия предложила миру совершенно новый проект социального и общецивилизационного развития.
При всех тех искривлениях, ошибках, трагедиях и преступлениях, какие мы наблюдаем в исторической жизни России XX века, одного точно нельзя отрицать это была попытка (с учетом всего, о чем сказано чуть выше) изменения цивилизационного кода всего человечества.
Наконец, сама Россия после прожитого под «советской звездой» почти целого века впервые выступила на мировой арене в качестве страны, которая не повторяет «зады» других цивилизаций и культур, не просто учится у них, стремится им подражать, а создала исключительно свое, неповторимое в историческом отношении. А потом необходимо помнить, что цикл еще не закончен, нельзя ответственно заявлять, что идеи, какие существенной своей частью легли в основание русской революции, полностью исчерпаны для мира.
Мы, конечно, говорим о некой идеальной стороне этих построений, которые связаны с более разумным отношением к индивидуальной стороне жизни человека, к декларируемым ценностям разных культур и народов, представлениям о том, что возможны межнациональный диалог и межцивилизационное сотрудничество, опираясь на опыт второй мировой войны, в которой СССР сыграл ключевую роль. Без сформировавшегося разряда новых (советских) людей, родившихся в России сразу после революции и выросших первым поколением людей, представлявших совершенно иным образом свою и общую жизнь, европейская (а может быть и мировая) цивилизация в определенном отношении была бы обречена. По крайней мере, молниеносность, с которой европейские народы складывали по существу оружие перед Гитлером, была удручающей и трагически бесперспективной. Оставалась одна Англия в условиях осажденной крепости, да США, которые долго раздумывали, когда, зачем и на каких условиях ей ввязываться в эту мировую войну с Германией (Япония здесь стоит особняком).